Последний легион - Манфреди Валерио Массимо. Страница 73

Ромул молча улегся и закутался в одеяло.

— А теперь спи, — сказал Аврелий. — Юба — отличный страж. Если кто-то появится поблизости, он даст нам знать, и мы успеем ускользнуть вовремя. Я к тому же всегда сплю только одним глазом.

— А они? Как близко они могут быть от нас?

— Ты о наших преследователях? Не знаю. Может, в паре часов, может, им до нас полдня или даже больше. Но не думаю, что они уж слишком далеко, а следы, что мы оставляем в снегу, достаточно заметны, их даже ребенок прочитать сумеет.

Ромул помолчал некоторое время, потом задал следующий вопрос

— А что будет, если они нас догонят?

Аврелий ответил не сразу, как будто сомневаясь, стоит ли говорить. Но все же сказал:

— Опасность — это нечто такое, что следует обдумывать лишь тогда, когда с ней встречаешься. А если начнешь воображать ее заранее, то лишь ухудшишь дело. Страх всегда усиливает то, что нам грозит. Если же ты сталкиваешься с угрозой внезапно — твой ум мгновенно мобилизуется, бросает в дело все свои ресурсы, и тело тогда наполняется силой и энергией. Твое сердце начинает биться быстрее, мускулы становятся словно каменные, и враг превращается в цель, которую необходимо поразить, разрушить, уничтожить…

Ромул восторженно смотрел на легионера.

— Нет, Аврелий, ты не просто солдат. Ты именно воин.

— Ну, такое случается, если ты постоянно живешь рядом с опасностью, среди ужасов и гибели… многие годы подряд. В каждом из нас дремлет зверь; война его пробуждает.

— Могу я спросить тебя еще кое о чем?

— Конечно.

— О чем ты думаешь, когда молчишь и молчишь, много часов подряд, и даже не слышишь иногда, что я тебе говорю?

— А со мной такое бывает?

— Да. Может быть, моя болтовня тебя раздражает, или заставляет скучать?

— Нет, Цезарь, нет… просто я пытаюсь…

— Пытаешься что?

— Вспомнить.

Понтонный мост, освободившись от канатов и якорей, стремительно помчался вниз по течению. И сначала понтоны неслись поперек реки в ряд, что явно грозило неминуемой катастрофой. Впереди, не более чем в полумиле, из воды торчал огромный валун; он наверняка должен был разбить хрупкую конструкцию пополам. Амброзин первым заметил опасность и закричал:

— Все на крайний понтон, быстро!

Он первым перебрался туда, цепляясь за что попало, чтобы не свалиться в воду. Остальные последовали за ним, и их вес заставил крайний слева понтон увеличить скорость и выдвинуться вперед. Остальные понтоны выстроились в цепочку за ним. Это исправило положение, и мост обогнул валун справа, лишь едва задев его, и все вздохнули с облегчением.

— Нам нужны шесты, чтобы направлять движение, — решил Амброзин. — Давайте попытаемся выловить из воды несколько веток.

— Мы можем просто оторвать несколько досок от одного понтона, — предложил Ватрен.

— Нет, не стоит, у нас тогда увеличится скорость, и мы можем потерять устойчивость; задний понтон удерживает нас. Нам нужно что-то, чтобы грести или отталкиваться, да побыстрее.

Особо крупных веток в реке не было видно; по воде плыли только сучья, не пригодные для целей беглецов. Батиат посмотрел на поручень понтона.

— Это подойдет? — проревел он, перекрывая шум реки.

Амброзин кивнул, и гигант мгновенно оторвал левый поручень, — это был длинный, грубо отесанный шест. И тут же эфиоп занял позицию рядом с Амброзином, превратившись в кормчего этого странного судна. Скорость течения воды нарастала, а впереди их ждали пороги: уже издали было видно, как вода кипит и пенится от середины реки и почти до самого правого берега. Амброзин приказал Батиату направить понтоны влево и постараться пройти по самому глубокому месту, приложив все свои силы. Батиат выполнил маневр с неожиданной ловкостью — и понтоны повернули влево, огибая порог; но задняя часть сооружения сменила направление не так быстро, как было бы нужно, и последний понтон с силой ударился о камни и разлетелся в щепки.

Пассажиры проводили взглядами обломки крушения, унесшиеся вперед через порог, и тут же сосредоточились на том, чтобы благополучно миновать путаницу камней и водоворотов, угрожавших разбить и оставшиеся части моста. Это было немного похоже на то, как если бы они скакали на диком коне, впервые почуявшем на своей спине всадника; понтоны подпрыгивали и раскачивались, несясь вниз по течению. Со дна реки тут и там поднимались острые камни, берега временами сближались, выдвинув в воду острые мысы, возле которых кружились яростные водовороты… А потом речное русло внезапно расширялось, понтоны замедляли ход — чтобы тут же снова помчаться, как сумасшедшие, потому что оказывалось, что река вздумала повернуть едва ли не под прямым углом, и что было за поворотом — никто не знал… Пассажиры хрупкого суденышка пребывали в постоянном напряжении, и им требовалось немало сил просто на то, чтобы удержаться в равновесии.

Потом в какой-то момент течение замедлилось, а каменистое дно вроде бы стало ровнее, — и пассажиры уже готовы были подумать, что самые страшные опасности остались позади… но тут дно реки начало подниматься, сквозь воду уже просматривались усыпанные галькой отмели — и возник новый риск: они могли просто застрять на мелком месте. Да еще последовал очередной внезапный поворот, и Оросий покатился по доскам и упал в воду.

— Оросий за бортом! — в ужасе закричал Деметр. — Скорее, помогите мне, его уносит течением!

Ватрен мгновенно взмахнул мечом, перерубив одну из тех веревок, что скрепляли понтоны, и веревка полетела в воду, — но Оросию никак было ее не поймать.

— Если мы его сейчас же не вытащим, его убьет холод! — Кричал Амброзин. — Скорее!

Ливия, не говоря ни слова, схватила веревку и обвязала один ее конец вокруг своей талии, а другой сунула в руки Ватрену

— Держи покрепче! — сказала она и прыгнула в воду.

Девушка быстро поплыла к Оросию, уже отдавшемуся на волю течения и почти потерявшему способность сопротивляться. Добравшись до грека, Ливия схватила его за пояс и закричала:

— Тащи! Тяни, я его держу!

Ватрен и все остальные начали тянуть за веревку, а Батиат тем временем старался удержать понтон, чтобы тот не слишком вилял. И вот, наконец, сначала Ливию, а потом и Оросия выудили из воды. С них лило потоками, оба промерзли насквозь, а Оросий был почти в обмороке. Товарищи поспешно накрыли их одеялами, чтобы пловцы могли снять мокрую одежду и хоть как-то обсушиться. Зубы у обоих выбивали громкую дробь, кожа побледнела. Оросий едва успел пробормотать: «Спасибо…» — и потерял сознание.

Ватрен подошел к Ливии и положил руку на плечо девушки.

— И подумать только, я ведь не хотел, чтобы ты отправлялись с нами! Ты сильна и добра, девочка. И счастлив будет тот мужчина, с которым ты когда-нибудь соединишь свою жизнь.

Ливия ответила ему усталой улыбкой и свернулась клубочком рядом с Амброзином. К вечеру река уже окончательно угомонилась, ее течение стало ровным и плавным, берега расступились в стороны, достигнув верхних равнин, — но беглецы пока что не видели места, которое подходило бы для того, чтобы причалить и дождаться Аврелия, который, как мог без труда догадаться любой, мчался вслед за ними со всей возможной скоростью. На следующее утро путники увидели, что река разделяется на два рукава, и повернули влево; но только к вечеру следующего дня, когда река, наконец, донесла их до нижней равнины, они сумели подогнать свое суденышко к берегу и привязать его к колу, вбитому в землю. На данный момент их великое плавание закончилось. Теперь им предстояло лишь терпеливо ожидать воссоединения с отставшей частью отряда, то есть дождаться командира и императора Амброзин, который тревожился, пожалуй, больше всех остальных, тем не менее, старался вселить в товарищей уверенность и спокойствие, — но тому содействовало и само место, в котором они очутились. Вдали пастухи гнали домой овец, алые отсветы на облаках у горизонта медленно гасли, отступая перед мягкой ночью, речные волны плескались у берега, рыбаки спешили к причалам…