Доклад Юкио Мисимы императору - Аппиньянези Ричард. Страница 113

На лице Юики появилась детская улыбка.

– Вы говорите как актер на театральной сцене. Мне нечего вам сказать. Я не ощущал близости смерти, у меня было такое чувство, как будто я нахожусь внутри нее.

– Внутри нее? Звучит очень патетично. Наверное, тебя научили этому в Молодежном корпусе национальных мучеников.

– Вы пригласили меня сюда для того, чтобы издеваться надо мной?

– Конечно, нет. Прости, если мои слова обидели тебя. Но, пойми, мое любопытство вполне оправданно. В конце концов, ты ведешь теперь необычную жизнь, которая не может не вызывать интереса у такого человека, как я.

– У неисправимого нигилиста?

– Точно, у верного себе нигилиста. Скажи, чему вас учат в Корпусе мучеников?

– Нас учат методам ведения сельского хозяйства…

– Ах да, в соответствии с принципом «возвращения к земле», который проповедуют буддисты школы нитирэн.

– Если вы обо всем знаете, то зачем тогда спрашиваете?

– Продолжай, пожалуйста.

– Мы занимаемся бодибилдингом и изучаем военное искусство. Каждый кадет Корпуса должен весить по крайней мере сто пятьдесят фунтов. – И тут Юики выразительно посмотрел на мое хилое тело. – Кадеты должны воздерживаться от алкоголя. Западные танцы, фильмы и джаз, а также некоторые игры запрещены.

– В том числе и бейсбол?

– Бейсбол тоже запрещен.

– Но ведь ты с детства входил в команду поддержки бейсболистов.

– Я был тогда маленьким и глупым.

– Другими словами, вам запрещены все формы морального разложения. К вам предъявляются очень высокие нравственные требования.

– От нас требуется истинно японское поведение, которое по самой сути своей глубоко нравственно.

– Понятно. Но тогда зачем ты принял мое приглашение и пришел сюда?

Юики не ответил. Он рассматривал свой большой потертый похожий на хризантему веер.

– У вас черствая душа, которую можно сравнить с куском засохшей кожи, – наконец заявил он.

Слова Юики задели меня за живое, они были верны по своей сути. Я действительно напоминал сам себе сморщенный бурдюк из ломкой сухой кожи, в который заключены мои больные внутренности. Всю эту неделю у меня болел живот, и я боялся, что приступ начнется прямо сейчас, на глазах у Юики.

– Как ты полагаешь, чем мы будем заниматься в эти выход-вые? – спросил я.

– Будем мирно беседовать, как добрые друзья, и играть в разрешенные игры.

И Юики достал из своего портфеля деревянную коробку.

– Вы играете в го или в соги? – спросил он.

– Я не трачу время на игры, – раздраженно ответил я.

– Меня это нисколько не удивляет. Вместо этого вы играете с жизнью.

– Неужели я забронировал этот номер для того, чтобы играть в го?

– Ну и что? Кстати, я не в восторге от того, что нахожусь в дешевом клоповнике для геев.

– О, ты, наверное, предпочел бы остаться в казарме Молодежного корпуса мучеников с его высоким уровнем нравственности. А ты знаешь, откуда ваши главари получают деньги? Я могу рассказать тебе. От гангстеров, которые путем запугивания вымогают миллионы иен у простых акционеров.

– Я знаю, что некоторые негодяи выдают себя за искренних националистов. Но мы не прибегаем к преступным методам. Мы получаем честные доходы от работы серных рудников Беппу.

– Так вам говорят ваши вожди?

– Они говорят правду. А наши враги распространяют о нас злонамеренную ложь.

– Тебя обманывают, Юики. Как ты думаешь, что является главной задачей вашего Корпуса?

– Возрождение нации.

– Хорошо сказано, браво! И ты собираешься «возрождать нацию», участвуя в хулиганских нападениях на корейцев?

– Как вы смеете называть меня хулиганом?

– Да, ты – настоящий хулиган. И более того, ты гей, изображающий из себя мужественного самурая, в то время как на самом деле тебя пользуют гангстеры.

Мое язвительное замечание произвело то действие, на которое я и рассчитывал. Юики потерял самообладание. Он снова подошел к лежавшему на кровати портфелю и стал рыться в нем, выставив на мое обозрение свои великолепные ягодицы. Дрожь нетерпения пробежала по моему телу. Я восхищался красотой Юики и усмехался, глядя на наши портфели. Мы оба приехали в гостиницу без багажа, чтобы не вызвать подозрений у своих родителей.

Юики резко обернулся и увидел перед собой сидящего в кресле идиота с дурацкой улыбкой на лице. Юики держал в руках длинный самурайский кинжал. Медленно подойдя ко мне, он направил на меня острие клинка. Мышцы его тела напряглись так, как будто он с большим трудом сдерживал себя.

– Вы действительно назвали меня хулиганом или мне показалось? – прорычал он.

– Так кто из нас двоих больше похож на актера, играющего на театральной сцене? – с улыбкой спросил я, боясь пошевелиться.

Юики убрал кинжал в деревянные ножны и запел:

– … высоко вздымающаяся гора Фудзи – это гордость нашей безупречной, словно золотая чаша, непоколебимой Японии…

Он стоял по стойке «смирно», направив кинжал на юг, как будто салютуя горе Фудзи.

– Сейчас же прекрати петь! – воскликнул я. – Ты совершенно не понимаешь значения слов этого гимна.

Сила моего негодования удивила Юики.

– Надеюсь, вы должным образом цените их? – спросил он и, бросив кинжал на кровать, присел на ее край.

– Слова – моя профессия, они пьет мою кровь и разъедают мои кости, поэтому я глубоко уважаю их. Слова имеют ужасную способность воплощаться в жизнь. Ритуальные фразы, такие, как «безупречная, словно золотая чаша», похожи на черные дыры Вселенной, небольшое количество их весит многие тонны. Они – основа нашей культуры, с которой ты так легкомысленно обращаешься.

– Я знаю это, профессор. – Юики окинул меня скептическим взглядом. – Именно потому я верю в них. А вы признаете веру?

– Человек, который не изучил классику, никогда не сможет выполнить такую задачу, как возрождение нации, – сказал я и осекся, чувствуя, что едва не выдал себя.

– Да? Но изучение классики привело вас к неверию, – возразил Юики.

– Я писатель, а писатель не должен ни во что верить. Юики засмеялся:

– И вы пытаетесь убедить меня в важности слов, в которые сами не верите?

Я предложил Юики сигарету. Он заколебался, не зная, следует ли ему брать ее. Может быть, курение тоже было запрещено в Корпусе?

– Ты в увольнении, поэтому можешь курить.

Мы закурили, и я налил два стакана виски. Юики взял свой с явной неохотой.

– Как бы ты назвал предмет, от которого мы только что с тобой прикурили? – спросил я, показывая зажженную спичку.

Юики с удивлением посмотрел на меня.

– Это спичка, – неуверенно промолвил он.

– Да, мы называем это спичками на западный лад. Но во время войны считалось непатриотичным называть спички спичками. Для обозначения этого предмета нам приказывали использовать выражение «каичу тондаси хицукеги» – «зажигающиеся палочки, которые достают из кармана»,

– Но какое отношение это имеет ко мне?

– Самое прямое. Если ты хочешь нравственно очиститься, называй спички спичками, как положено образованным людям.

– Вы, наверное, забыли, Мисима-сан, что вы больше не мой наставник, я отказался от ваших услуг еще три месяца назад. Ваши наставления мне не нужны.

– Мне жаль времени, потраченного на кретина.

Юики ухмыльнулся. Казалось, на его лице появилось две улыбки. Шрам на щеке походил на искривленные в усмешке губы. Юики снова громко запел, это был гимн Молодежного корпуса национальных мучеников.