Доклад Юкио Мисимы императору - Аппиньянези Ричард. Страница 57

Заметив мое японское узкоглазое лицо в окне, присутствующие разразились звонким смехом. Никто из них не выглядел встревоженным. Я был для них всего лишь комическим эпизодом, усиливавшим царившее на похоронах веселье.

Когда танец закончился, трансвестит подошел ко мне и, протянув руку, предложил отведать пастельных тонов сладости. Они лежали на его ладони, тоже окрашенной в ярко-алый цвет, как и подошвы ступней. Угощая меня, танцор что-то сказал.

– Добро пожаловать в Каси, – перевел доктор Чэттерджи.

Я заметил, что танцор уже немолод. Крашеные волосы, на лице толстый слой косметики. По-видимому, он изо всех сил пытался скрыть свой возраст, и это показалось мне неприятным. Он не столько изображал женщину, сколько противоестественную страсть старухи к молодому человеку, жадный разврат. Я снова испытал разочарование, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Нет никаких богов. Мы все пребываем в погоне за волшебством, которое постоянно обманывает нас. Неужели я совершил это путешествие лишь для того, чтобы увидеть в зеркале отражение собственного скептицизма? Неужели любое событие для меня всегда должно заканчиваться разочарованием, утратой веры? Неужели я должен вечно хранить этот призрачный лунный свет в пустой склянке своего творчества? Мне вдруг стало жаль, что я не индус и не исповедую со смирением и радостью индуизм – эту неэффективную религию.

Еще раз внимательно вглядевшись в лошадиное лицо трансвестита, я сделал для себя неприятное открытие. Нет, он не походил на Цуки, этот человек напоминал мне кого-то другого. Передо мной стояла карикатура на онногата Утаэмона, самого рафинированного и гениального исполнителя женских ролей в театре Кабуки. Встреча с индусским танцором объяснила мне, почему я писал пьесы для Утаэмона. Нет, не его огромный талант был основной причиной, побудившей меня обратиться к театру Кабуки. Меня прежде всего привлекла внешность актера, в удлиненном лошадином лице онногата я увидел сходство с Нацуко.

На меня словно подуло могильным холодом. Ярко-алые губы трансвестита напомнили мне кровоточащий рот Нацуко.

Я не знал, что делать со сладостями, которые он мне вручил. Они, вне всякого сомнения, кишели болезнетворными бактериями.

Трансвестит снова что-то сказал, и доктор Чэттерджи с готовностью перевел его слова. Это было благословение.

– Говорят, что в Каси древо желаний, самсура, упало под ударами топора смерти и больше не растет, – промолвил я.

Танцор усмехнулся, обнажив длинные белые зубы и воспаленные темно-красные десны, и отвернулся. Проследив за его взглядом, я увидел еще одного актера, пришедшего развлечь собравшуюся публику. На меня снова произвела большое впечатление внешность вышедшего к алтарю индуса, хотя он разительно отличался от трансвестита. Это был юный акробат. Однако не его проворство и мастерство привлекли мое внимание. Меня поразила изящная красота юноши.

Индусы – самый грациозный и самый уродливый народ в мире. Среди них встречаются поразительно красивые люди, но одновременно здесь очень много калек и уродов. Юный акробат относился к первой разновидности. Его красота казалась еще более яркой и ослепительной на фоне убогого окружения. Когда он выпрямился, по спине волной рассыпались длинные иссиня-черные волосы. Более светлая, чем у зрителей, кожа акробата свидетельствовала о том, что среди его предков были арийцы. Судя по стройному гибкому телу с плохо развитой мускулатурой, ему было лет четырнадцать. Мое внимание привлек классический греческий профиль подростка: линия бровей плавно переходила в линию носа. Однако большие полукружия ноздрей напоминали о восточном происхождении юного акробата. Его чувственный рот вызвал в моей памяти образы ангельски прекрасных мальчиков Караваджо. Глаза подростка под изогнутыми дугами бровей казались неестественно большими, что могло быть результатом сильной анемии. Об этом заболевании свидетельствовал и нездоровый голубоватый цвет его зубов.

Я спросил доктора Чэттерджи, что здесь делает этот мальчик. Гид заглянул в комнату из-за моего плеча. Однако юный акробат уже исчез в толпе двинувшихся к выходу гостей. Пожав плечами, мой спутник широко улыбнулся. Такую улыбку в Индии можно увидеть и на лице самого скромного тамильского рикши, и на губах представителя высшей касты браминов. Мне всегда было трудно истолковать ее. Она может означать все что угодно – от смирения до наглой дерзости.

– Вы вступили в лес артха, – сказал доктор Чэттерджи. – Так мы это называем здесь, в Каси. Артха – это повод извлечь выгоду. Смерть в Бенаресе – большой бизнес. Каждый труп окружает множество торговцев, актеров, акробатов, веселящих публику.

Я опрометчиво сообщил доктору Чэттерджи, что уже видел подростка. Вчера, на кладбище возле мечети.

– После того, сэр, как мы проводили мадам, которую вы называли Иаиль, до ее борделя? – спросил он.

– Да, именно после этого. И вы думаете, что я ошибся? Принял этого акробата за мальчика, которого видел вчера, да?

Доктор Чэттерджи помотал головой, выражая свое согласие. Индусы утвердительно отвечают на вопрос телодвижением, которое в других странах означало бы «нет».

ГЛАВА 5

ВЕСЬ В БЕЛОМ

Мой дедушка Ётаро умер в возрасте восьмидесяти лет, в августе, после событий в Пёрл-Харборе. И моему отцу не надо было больше нести расходы на содержание большого дома, в котором, жили только Ётаро, его слуга и Цуки. Я видел, как Цуки после смерти дедушки укладывала в сундуки многочисленные кимоно Нацуко, в которые можно было бы одеть всю труппу театра Кабуки.

– Твоя мать не желает носить их, – сказала Цуки. – Их продадут с аукциона.

– А что будет с тобой? – спросил я, зная, что старую служанку, пережившую свою госпожу, ожидает горькая участь.

– Господа позаботились обо мне.

Я догадался, что дальнейшая судьба Цуки будет зависеть от того, продадут ли гардероб Нацуко.

– Ты видел фотографии бабушки в молодости?

– Нет.

– В таком случае возьми вот это на память.

И Цуки протянула мне альбом в сером переплете. Открыв его, я сразу же увидел снимок Нацуко в юности, в тот период, когда она посещала Рокумейкан. Это были 1890-е годы. Юная бабушка была сфотографирована в роскошном бальном наряде. Я с удивлением рассматривал декольтированное платье с турнюром, пышные плечи, длинные, до локтей, перчатки, уложенные в прическу волосы, которые украшали заколки с драгоценными камнями и перья цапли. Даже в молодости бабушка не блистала красотой. Очарование снимку придавало обаяние старины и легендарное мастерство фотографов прошлого века. И все же в облике самой Нацуко тоже было нечто привлекательное. Я заметил, что ее взгляд излучает нежность. Никогда я не видел подобного выражения глаз у бабушки, с которой общался долгие годы.

– У тебя ее глаза, – сказала Цуки. Я знал это.

Нацуко сидела в изящной позе за маленьким столиком, а справа от нее стоял красивый офицер. Его фигура была нарисована на снимке красками. В рисунке отразился наивный героический стиль эпохи Мэйдзи.

– Это тот самый человек? – спросил я.

– Да, это майор Теруаки Инедзиро, военный врач, – ответила Цуки – Он прервал обучение в Императорском университете, чтобы присоединиться к восстанию Сайго Такамори. Теруаки во всем подражал Сайго-боси. Как и его кумир, он не позволял фотографировать себя. Поэтому его запечатлел художник.

На фотографии стояла дата «1893». В тот год Нацуко вышла замуж за Ётаро. Ей было тогда восемнадцать лет.

– А как бабушка познакомилась с майором Теруаки?

– После поражения восстания в 1878 году Теруаки-сан, которому в ту пору было всего лишь девятнадцать лет, вместе со своими кузенами из рода Нагаи нашел пристанище в Мито. Он получил императорское прощение и вскоре после этого возобновил обучение в университете. Там, кстати, он подружился с твоим дедушкой, хотя Теруаки-сан был на четыре года старше его. Ты знаешь, что твой дедушка помогал семейству Нагаи в качестве адвоката выиграть тяжбу с правительством за возвращение родовой собственности? Речь шла о землях, которых Нагаи лишились в результате правительственного постановления об отмене феодальных владений. Длинное, запутанное и безнадежное судебное дело, которое являлось частью борьбы твоих родственников за признание новым режимом Мэйдзи знатности рода Нагаи.