Спартанец - Манфреди Валерио Массимо. Страница 21

Карас принес ей хлеб и сыр.

— Разве у тебя нет вина? — потребовала старуха. — В горле совсем пересохло.

Карас достал бутыль с полки и налил красное вино в деревянную кружку.

Он подождал, пока она сделает несколько глотков и, проверив, закрыта ли дверь, снова сел рядом со старухой.

— Тогда скажи мне, что случилось? Не могу понять, каким образом ты здесь очутилась, как смогла найти меня? — спросил он, пристально, с подозрением глядя на женщину.

— Как я нашла тебя? О, Карас, — отвечала она, — что может остаться тайным от меня, Периаллы, пророчицы, голоса Дельфийского бога?

Карас отвел глаза.

— Нет, — продолжала женщина, — тебе не стоит беспокоиться, никто не преследует меня, но…

— Но?

— Но я думаю, что у нас скоро будут гости.

Карас вскочил и потянулся к тяжелой дубинке, прислоненной к стене за спиной.

— Успокойся, — продолжала женщина. — Опасности нет никакой, но если предчувствие не обманывает меня, молодой волк только что взял мой след и идет по нему.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю не о животном. Это молодой пастух, которого я встретила на поляне, он и сказал мне, как пройти к твоей лачуге. — Периалла нахмурила седые брови, словно пытаясь что-то вспомнить.

— Я хорошо рассмотрела его, — медленно продолжала она, тщательно произнося каждое слово. — У него сердце волка… ибо он не боится ходить через лес ночью. Я прочитала подозрение в его глазах. Он придет.

Карас уставился на нее, нахмурясь:

— Ты знаешь, кто он такой?

— Нет, — сказала женщина. — Но он не пастух.

Карас налил еще вина.

— Почему ты покинула храм?

— Я была вынуждена, — вздохнула женщина. — Я позволила своим устам обманывать и продала свою душу… за высокую цену. — Она проглотила вино сразу все до дна, затем разразилась грубым смехом.

— Знаешь ли ты, почему в городе спартанцев царь Леотихид сидит на троне, по праву принадлежащему Демарату, живущему в изгнании в течение долгих лет?

Карас не понимал. Женщина схватила прядь его волос своими скрюченными пальцами и с силой дернула.

— Я скажу тебе, — продолжила она. — Даже если ты и тупоумный и не можешь понять этого сам… Потому что я, Периалла, дельфийская пифия, голос Феба, продала его. — Она снова рассмеялась, и на этот раз голос ее звучал почти истерически.

— Я знаю, что Демарата свергли еще перед битвой афинян с персами при Марафоне, потому что было обнаружено, что он не приходится сыном своему отцу.

— Глупец, — прошипела женщина. — Именно я сделала его незаконнорожденным, убежденная красноречием царя Клеомена, который ненавидел его, и золотом Кобона, его афинского друга.

Карас слушал, широко раскрыв глаза.

— Такое несметное количество золота; никогда не видела столько золота за всю свою жизнь… и для тебя тоже было достаточно, — добавила она, качая головой. — Никогда не забуду Караса, пастуха, который подобрал меня, измученную и умирающую от голода, когда я убежала от тех, кто обратил меня в рабство.

— Тебе не следовало этого делать, — прошептал Карас смущенно.

— Ну, а я сделала. Тогда мне казалось, что все останется в тайне… прошло почти четыре года…

— Кобон, — размышлял Карас, — я помню его. Он был писцом в храме?

— Да, память хорошо служит тебе. Кобона поддерживали афиняне, я уверена. Они не могли простить царю Демарату, что тот оказал сопротивление царю Клеомену, когда Клеомен хотел наказать эгинцев, сдавшихся персам во время марафонского сражения.

— Тогда, если я правильно понимаю тебя, афиняне и Клеомен вместе задумали уничтожить Демарата.

Старуха взглянула на него со странной ухмылкой.

— Возможно, Карас, но не думаю, что это так уж важно для любого из нас. Совет Святилища вынес вердикт: я проклята. Отныне и навеки.

Она подняла голову, металлические диски на ее ленте зазвенели.

— Изгнана… да, но они не осмелились приговорить меня к смерти.

Ее глаза сверкали в свете затухающею пламени очага.

— Они все еще боятся Периаллу.

— Можешь остаться здесь, если хочешь, — предложил Карас. — У меня есть отара…

— Тихо! — прервала его женщина, прикладывая руку к уху. — Кто-то там, снаружи…

Карас схватил дубинку и бросился к двери.

— Стой, Карас, это я! — Талос как раз собирался войти. — Быстро, следуй за тем человеком, — велел он, схватив руку, угрожающе замахнувшуюся дубинкой и указывая на фигуру в капюшоне, убегающую к краю поляны. Вместе они кинулись за ним. Карасу почти удалось схватить соглядатая, но человек в капюшоне изловчился и прыгнул в густые заросли, Карас быстро потерял его следы. Талос задыхаясь, прибежал обратно.

— Проклятье. Эта нога!.. Я бы мог поймать его, но споткнулся. Как раз в этот момент ты выскочил из хижины и едва не размозжил мне голову тем самым бревном, которое было у тебя в руке.

— Прости, Талос, но в такой темноте… Кто это был?

— Я не знаю. Возможно, спартанец. Я тропился к тебе, потому что старуха…

— Я знаю, — прервал его Карас.

— Ну, на полпути на тропинке я увидел, как он вышел из леса, и последовал за ним. К сожалению, я должен был часто останавливаться позади него, потому что тропинка полна сухих листьев и веток, а я не хотел шуметь. Человек дошел до хижины, и оказалось, что он подглядывает в окно. Я подкрадывался все ближе и ближе, чтобы прыгнуть на него, но в темноте споткнулся о сухую ветку. Он вырвался, когда я падал на землю, и убежал. Но не понимаю, почему твоя собака не напала на него.

— Этот маленький мерзавец опять убежал сегодня ночью. Это время случек; сейчас он скулит в пылу страсти около какой-нибудь сучки, у которой течка.

Они вошли в дверь, оставленную широко открытой, но Талос остановился на пороге, удивленный тем, что увидел старуху, которая разговаривала с ним, на поляне, а сейчас спокойно сидела у очага.

— А, молодой волк, — сказала она, не оборачиваясь. — Я знала, что ты должен придти.

— Правильно, — сказал Карас. — Но до волка здесь побывал спартанский змей, он шпионил за нами.

— Я что-то заметила, — сказала старуха. — Но в эти дни мой разум затуманен. Взор изменяет мне.

— Входи смело, Талос, — сказал Карас юноше, который неуверенно топтался около двери. — Эта женщина тебе не враг. Она может сотворить и непоправимое зло, и большое добро, в зависимости от того, к чему склоняется ее сердце, но ты не должен ее бояться. Однажды ты узнаешь, кто она на самом деле. Сейчас она собирается остаться здесь со мной, потому что ей некуда идти. Удача отвернулась от нее, судьба нанесла ей страшный удар.

— Проходи сюда, — сказала женщина, все еще не оборачиваясь к юноше.

Талос прошел к очагу с другой стороны и сел на пол, на одну из циновок. Лицо женщины, освещаемое только последними тлеющими красными углями, казалось призрачным. Серые глаза остановили на нем свой взгляд из-под полуопущенных век.

— В нем есть что-то пугающее, — вдруг сказала она, поворачиваясь к Карасу. — Но не могу я понять, что именно.

Талос встревожился: как эта женщина могла говорить такие вещи? Кто она такая? Ему никогда не приходилось видеть никого, похожего на нее.

Старуха закрыла глаза, потом что-то достала из своего мешка и бросила на тлеющие угольки, в воздух поднялось густое облако дыма, насыщенного благовониями.

— Нет, Периалла! — воскликнул Карас.

Женщина даже не взглянула на него и склонилась над очагом, вдыхая поднимающиеся пары. Она схватила посох, который стоял около нее, начала ритмично раскачивать его, позвякивая побрякушками.

Талос почувствовал, что он пьянеет, словно крепкое вино ударило ему в голову.

Периалла часто и тяжело дышала, сотрясаемая дрожью. Тело оцепенело, на лбу выступили капли пота. Вдруг из груди ее исторглись горькие, болезненные стенания, словно острый клинок пронзил нутро:

— Всемогущие боги! — пронзительно вскрикнула она. — Всемогущие боги, позвольте Периалле видеть!

Старуха изнемогала, голова склонилась вперед, ловя губами воздух. Вдруг она встала, опираясь на посох, открыла глаза. Они были неподвижными, широко раскрытыми, остекленевшими. Глухой далекий вой послышался в лесу. Женщина начала говорить: