Верноподданный - Манн Генрих. Страница 62

Бургомистр, очевидно, отважился на какое-то возражение, потому что Вулков сердито крикнул:

— Устраивать безработных — не мое дело! Я ради них разоряться не намерен. В свой карман залезать не позволю!

Тут Дидерих не мог больше сдержаться и, расшаркавшись, отвесил поклон регирунгспрезиденту. Но и у президентши были все основания отнести поклон на свой счет.

— Знаю, — прошептала она, умиленная, — это место мне удалось.

— Ваше искусство, графиня, находит прямой путь к сердцам, — сказал Дидерих. И так как Магда и Эмми шумно хлопнули крышкой рояля, а потом дверьми, он прибавил: — Высокодраматическое искусство! — И тут же, повернувшись в другую сторону: — На следующей неделе состоятся выборы двух гласных на места Лауэра и Бука-младшего. Хорошо, что Вольфганг Бук отказался добровольно.

— Позаботьтесь, — сказал Вулков, — чтобы на их места попали приличные люди. У вас как будто хорошие отношения с «Нетцигским листком»?

Дидерих таинственно понизил голос:

— Я пока еще держусь в тени, господин президент. Так лучше для блага националистической идеи.

— Смотрите-ка! — сказал Вулков и сам пристально посмотрел на Дидериха. — Вы, я вижу, сами не прочь выставить свою кандидатуру?

— Готов принести такую жертву. В органах городского самоуправления слишком мало надежных людей — с националистической точки зрения.

— А что бы вы сделали, если бы вас избрали?

— Позаботился бы о скорейшей ликвидации биржи труда.

— Ну конечно, — сказал Вулков, — вполне естественно для националистически мыслящего немца.

— Я офицер, — говорил между тем на сцене лейтенант, — и не потерплю, дорогая Магда, чтобы с этой девушкой, пусть она всего лишь бедная служанка, плохо обращались.

Лейтенант из первого акта, неимущий кузен, которому прочили в жены тайную графиню, — жених Магды! Зрители дрожали от волнения. Фрау фон Вулков сама это заметила.

— Драматические ситуации — моя сильная сторона, — сказала она потрясенному Дидериху.

У доктора Шеффельвейса не было времени предаваться художественным эмоциям, его томило предчувствие больших неприятностей.

— Никто, — уверял он, — не приветствовал бы так радостно новые веяния…

— Знаем мы эти песни, голубчик. Радостно приветствовать, когда это ничего не стоит, на это вы мастак.

— Необходимо провести решительную черту между преданными монархистами и бунтарями! — подхватил Дидерих.

Бургомистр умоляюще воздел руки.

— Господа! Не поймите меня превратно. Я на все готов. Но что пользы от черты, если у нас почти все, кто не голосует за свободомыслящих, голосуют за социал-демократов?

Вулков яростно хрюкнул и взял с буфетной стойки сардельку. Но Дидерих сохранял несокрушимую веру в успех.

— Если выборы без вмешательства не обещают положительных результатов, значит, надо вмешаться, только и всего.

— Но как это сделать? — сказал Вулков.

Вулковская племянница тем временем опять взывала к публике:

— Он не может не узнать во мне графини, ведь он — отпрыск того же аристократического рода, что и я!

— О графиня, — воскликнул Дидерих, — я сгораю от любопытства: узнает он в ней графиню?

— Конечно, узнает, — ответила президентша. — Уже по хорошим манерам они узнают друг друга.

И в самом деле, лейтенант и племянница переглянулись; Магда и Эмми вместе с фрау Геслинг ели сыр с ножа. Дидерих стоял, раскрыв рот. Публику невоспитанность семьи фабриканта рассмешила. Племянницы Бука, фрау Кон, Густа Даймхен — все ликовали, И Вулков тоже прислушался. Он слизнул жир с пальцев и сказал:

— Ну, Фрида, твое дело в шляпе, они смеются.

Сочинительница и впрямь удивительно расцвела. Ее глаза за стеклами пенсне лихорадочно блестели, из груди вырывались вздохи, ей не сиделось на месте, осмелев, она даже высунулась из буфетной в зал, тотчас же многие повернули головы и устремили на нее любопытные взгляды, а теща бургомистра помахала ей ручкой. Взбудораженная сочинительница громко шепнула через плечо:

— Господи, битва выиграна.

— Если б и у нас это так же быстро делалось, — молвил ее супруг. — Итак, милейший доктор, как же вы думаете прибрать к рукам нетцигчан?

— Господин президент! — Дидерих прижал руку к сердцу. — В Нетциге воцарится истинно монархический дух, ручаюсь головой и всем своим достоянием.

— Прекрасно, — сказал Вулков.

— Ибо, — продолжал Дидерих, — у нас есть агитатор, которого я назвал бы первоклассным. Да, первоклассным, — повторил он, объемля этим словом все. — И это его величество, это сам кайзер!

Доктор Шеффельвейс торопливо подтянулся.

— Исключительнейшая личность… Весь порыв и действие… Оригинальный мыслитель…

— Конечно, — сказал Вулков. Он уперся кулаками в колени и разглядывал пол, точно призадумавшийся людоед. Дидерих и бургомистр заметили вдруг, что он искоса примеривается к ним взглядом. — Господа, — он замялся, — ну, так и быть, скажу вам. Я полагаю, что рейхстаг будет распущен.

Дидерих и доктор Шеффельвейс подались вперед, они прошептали:

— Господину президенту это доподлинно известно?..

— Недавно мы с военным министром были на охоте у моего кузена господина фон Квицина.

Дидерих расшаркался. Он что-то лопотал, он сам не знал что. Он это предрек! Еще в тот вечер, когда его принимали в ферейн ветеранов, он ссылался на слова, якобы сказанные его величеством, — а может быть, и не «якобы»?.. Ведь Дидерих в своей речи прямо заявил от имени кайзера: «Я разгоню всю эту лавочку». И вот так оно и будет — совершенно так, как если бы он, Дидерих, действовал сам. Его охватил мистический трепет… Тем временем Вулков продолжал:

— Эйген Рихтер и компания отжили свой век. Если они не проглотят законопроект о военном бюджете, им крышка. — И Вулков провел кулаком по губам, точно пир людоедов начинался.

Дидерих овладел собой.

— Это… это величественно! Нет никаких сомнений, все это личная инициатива кайзера.

Доктор Шеффельвейс побледнел.

— Значит, предстоят новые выборы в рейхстаг? А я так радовался, что у нас там столь надежный депутат… — Он еще больше перепугался. — То есть Кюлеман, конечно, тоже друг Рихтера…

— Злопыхатель! — фыркнул Дидерих. — Бродяга, не помнящий родства! — Он вращал глазами. — На сей раз Нетциг с ними покончит! Мне бы только в гласные пройти, господин бургомистр!

— И что тогда? — спросил Вулков.

Дидерих сам не знал. К счастью, в зале произошел какой-то переполох: там задвигали стулья и кто-то попросил открыть главные двери. Это был Кюлеман. Больной старик, с трудом неся свое грузное тело, торопливо прошел по зеркальной галерее. В буфетной нашли, что со времен процесса он сильно сдал.

— Будь его воля, он оправдал бы Лауэра, но большинством голосов было решено иначе, — сказал Дидерих.

— Камни в почках, говорят, ведут к смертельному исходу, — заметил доктор Шеффельвейс.

— А в рейхстаге мы для него те же почечные камни, — сострил Вулков.

Бургомистр подхихикнул. Дидерих сделал круглые глаза. Он наклонился к уху Вулкова и прошептал:

— Его завещание…

— А что там такое?

— Он оставляет свое состояние городу, — важно объяснил доктор Шеффельвейс. — Возможно, мы построим на эти деньги приют для грудных младенцев.

— Приют для грудных младенцев? — презрительно фыркнул Дидерих. — По-вашему, это предел патриотизма?

— Вот оно что! — Вулков кивнул Дидериху в знак одобрения. — Сколько у него монет?

— По меньшей мере полмиллиона, — сказал бургомистр и поспешил заверить: — Я был бы счастлив, если б удалось добиться…

— Это очень просто, — уверенно сказал Дидерих.

Вдруг в зале засмеялись, и засмеялись совсем не так, как прежде, а искренне, от души и, без всякого сомнения, — злорадно. Президентша, словно спасаясь бегством, кинулась за стойку, казалось, она готова забраться под нее.

— Боже праведный! — заныла фрау фон Вулков — Все погибло!

— Да ну? — протянул ее супруг и, грозно насупившись, стал в дверях. Но и это не смогло сдержать веселье в зале.