Мотив убийства - Маншетт Жан-Патрик. Страница 9

Глава 7

Я открыл глаза, встал с постели, прошел в кабинет, с неприязнью посмотрел на трезвонящий телефон и снял трубку.

– Алло? Это бюро месье Тарпона? – спросил некто бычьим голосом.

– Да, – проворчал я.

– Это месье Тарпон?

Я посмотрел на часы и увидел, что они показывали три. Я про себя помянул черта, потому что был уже день. Это будет мне уроком, как прибегать к излишествам, – и физическим, и алкогольным.

– Да.

– Это вы?

– Да. Кто говорит?

– Мне необходимо встретиться с вами.

– Но кто вы, месье?

– Жерар Сержан. Брат Луизы.

– Какой Луизы?

– Господи! – заорал в трубку этот идиот. – Моей сестры Луизы, которую зарезал садист.

Луиза Сержан. Гризельда Запата. Мне повезло с этим идиотом.

– А, да, – сказал я тоном, выражающим соболезнование. – Луиза, и вы ее брат, и вы хотите увидеться со мной.

– Да. Я только что вышел из морга. Я встретил вашего друга. Еврея.

Последнее слово он произнес шепотом. Приятный парень.

– Понятно, – сказал я. – Хеймана.

– Да, именно. Полицейские мне ничего не говорят, но он сказал, что вы – это другое дело и что вы берете недорого.

Посмотрим. Может быть, я и потрясу этого быка в трауре, а может быть, он окажется преуспевающим торговцем свиньями?

– Я жду вас, – сказал я. – У вас есть мой адрес?

– Да.

– Скажем, без четверти четыре.

– Хорошо.

– Примите мои соболезнования, – добавил я.

– Спасибо.

Он повесил трубку. Я тоже положил трубку и подумал о том, сколько мне у него просить денег. Мучимый сомнениями, я вышел купить аспирин и «Франс суар». На первой странице был помещен небольшой снимок Гризельды Запата. На усопшей были черные сапоги, шорты с бахромой и в руках ангорский кот, прикрывающий собой ее груди.

«Убийство актрисы, – говорил заголовок, – Убийцей мог быть грабитель (стр. 5)».

«А почему бы и нет, – подумал я – Грабитель или знакомый жертвы».

– Господин Тарпон?

Я собирался развернуть газету, чтобы прочитать статью на пятой странице. Парень был худым и бледным, с отдающим голубизной подбородком из-за густой щетины, с волосами цвета воронова крыла, в костюме цвета сливы. Мне казалось, что я уже встречал его в квартале.

– Тебе чего?

– Мне ничего. Но мои друзья хотят вам кое-что сказать. Загляните, пожалуйста, в отель.

– Нашел дурака. Пусть твои друзья мне позвонят, и мы условимся о встрече.

Я оттолкнул его рукой и пошел к себе. Он пошел за мной на некотором расстоянии. Должно быть, он переваривал мой ответ.

– Клянусь здоровьем моей матери, – сказал он наконец, – что вы очень пожалеете, если сейчас не пойдете со мной.

Я остановился. Он вынул из кармана ножницы. Это не считается оружием, это инструмент, и на них не надо разрешения, несмотря на то, что ими можно зарезать. И почему он клянется здоровьем своей матери? Вена на моем виске запрыгала.

– Это так важно? – спросил я. – Хорошо, не будем расстраиваться. Пошли.

Он вздохнул с таким облегчением, что мне стало не по себе. Мне бы действительно пришлось очень сожалеть, если бы я не пошел.

Я свернул газету и сунул ее под мышку! Мы вошли в холл маленького отеля, прошли мимо черной таблички, на которой золотыми буквами сообщалось о сдаче комнат на час и на день. Двадцатилетняя дама, которой можно было дать все тридцать, выставила передо мной свои прелести.

– Отвяжись, – сказал бледный сводник.

Она вздохнула, подняв грудь, и посторонилась, освободив проход.

Я пошел вверх по лестнице, поднялся на лестничную площадку, заглянул в пустынный коридор, затем повернулся к своднику и вмазал ему ногой по носу. Он упал на ступеньки и, пока соскальзывал вниз, я быстро прыгнул и приземлился обеими ногами ему на живот. Послышался страшный звук, состоящий только из согласных, без гласных, потому что моей жертве не хватало воздуха, затем он поехал вниз по ступенькам, как сани, и я присел на корточки. Когда мы таким образом вместе спустились на первый этаж, он стукнулся головой о плиточный пол холла.

– Опять бузят, – заметила порочная весталка с огромными грудями. – Ну, я пошла, – добавила она и удалилась. Я приподнял своего незадачливого сводника, который что-то лепетал, широко открыв рот. Его лицо стало такого же цвета, как и его костюм. Кроме того, я сломал ему нос. Он будет помнить меня до конца своих дней.

Он попытался достать свой режущий инструмент, и я спокойно забрал его у него из рук.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Он попытался меня укусить. Я ударил его головой о стену.

– Как тебя зовут?

– Цезарь.

Это имя ему подходило точно так же, как перчатка ноге.

– Послушай, Цезарь. Твои дружки хотят со мной поговорить. Я охотно их выслушаю, но я не люблю, когда мне угрожают. Где они?

– Гнида, – прохрипел Цезарь. – Ты меня взял только потому, что я отвлекся. Мы еще встретимся и тогда уж поговорим обо всем. Я отрежу тебе яйца.

– Разумеется, – терпеливо ответил я. – Где твои дружки?

– Наверху.

– Точнее, или я еще добавлю.

– Плевал я на тебя.

– Ты хочешь, чтобы я тебя изуродовал? – спросил я.

Мы обменялись еще несколькими фразами в этом же роде, пока он не сказал:

– Комната номер три.

– Сколько их?

– Двое.

– Кто они?

– Я не знаю. Эй, не надо! Я правда не знаю, клянусь. Мне поручено делать все, что они просят, но я их не знаю. Они даже не французы, эти педерасты.

Я отпустил его. У меня в руке был его инструмент. Он сразу же потрогал свой нос и сморщился от боли.

– Сволочь, – сказал он. – Мы еще встретимся.

– Не плачь, Цезарь, – посоветовал я. – По крайней мере, сейчас ты похож на крутого.

Он плюнул в меня. Я вытер пиджак, поднимаясь по лестнице. Я посмотрел на него сверху. Он сидел на прежнем месте, ощупывая свой нос. Он улыбнулся мне, вероятно, представляя себе мой изуродованный труп. Я вздохнул. По правде говоря, я ударил его, потому что испугался, так что гордиться было нечем. Пройдя по пустому коридору до комнаты номер три, я повернул ручку и открыл дверь ногой. Оба типа быстро встали.

– Эжен Тарпон, – устало сказал я. – Вы хотели меня видеть?

Оба – высокие, худые, равномерно загорелые (ультрафиолет, подумал я), черты лица вытянутые. В одинаковых темно-синих костюмах, от одного портного. Черноволосые. Тот, который был в черных очках, достал из бокового кармана маленький пистолет с глушителем и наставил его на меня, вытянув руку. Я этого не предусмотрел в своих расчетах.

– Где Цезарь?

Он говорил с иностранным акцентом. Американским.

– Внизу.

Он поднял брови (они показались над очками).

– Пойдемте, – сказал он.

– Куда?

– Увидите.

Он не оставил мне никакого шанса, так как держал меня на прицеле своего «ругера» двадцать второго калибра. Его приятель подошел ко мне и, обыскав, забрал ножны, шариковую ручку, часы и ключи. Теперь у меня не было ни одного твердого предмета. Тот, что обыскивал, взял меня за локоть. Я пошел в направлении, угодном этим господам. Ничего другого мне не оставалось.

Мы вышли из одной комнаты и вошли в другую, в конце коридора. Застекленная дверь выходила на внешнюю лестницу, ведущую в темный двор. Мы пересекли его, прошли еще одно здание и оказались в переулке. Черные Очки убрал свой пистолет, и я решил испытать судьбу. Когда я напряг мышцы, чтобы высвободиться, Черные Очки зажал в своей руке мой затылок, а его приятель стал выворачивать мне руку. Я завопил. Мне не оставалось ничего другого, так как в жандармерии меня не научили никаким таким красивым трюкам.

Возле тротуара стоял «торнадо» цвета помидора, который я уже где-то видел. Тип, сидевший за рулем, походил на двух других, как три капли воды. Мы сели в машину и поехали по Сен-Мартен. Я посмотрел на часы «Омега» на запястье Черных Очков. Без двадцати четыре. Я ничего не мог поделать. Я не успевал на встречу, назначенную с Жераром Сержаном.