Утерянные победы - фон Манштейн Эрих. Страница 42

Вследствие безупречного поведения наших войск наше отношение с французским населением в те полгода, что я провел во Франции, ничем не было омрачено. Французы при всей своей вежливости проявляли достойную быть отмеченной сдержанность, чем только завоевали наше уважение. Впрочем, каждый из нас более или менее был очарован этой благословенной страной. Сколько здесь памятников древней культуры, красивых ландшафтов и шедевров знаменитой кухни! Сколько товаров было в этой богатой стране! Правда, наша покупательная способность была ограничена. Только определенный процент денежного содержания выдавался в оккупационных деньгах. Это правило строго выдерживалось, по крайней мере, в сухопутных войсках. Таким путем умеривалась понятная жажда к приобретениям, а это было весьма желательно в интересах сохранения престижа немецкой армии. Этих денег было достаточно, чтобы иногда съездить в Париж и один день насладиться прелестью этого города. В течение нашего пребывания на побережье вплоть до ноября мы получали удовольствие от морского купанья, которым наслаждались мой новый адъютант обер-лейтенант Шпехт, мой верный водитель Нагель и конюх Рунге, совершавшие также долгие прогулки верхом по побережью. Следует заметить, что в проливе высота прилива достигает 8 м по сравнению с уровнем отлива. Это обстоятельство играло большую роль в вопросе о возможностях высадки на английском побережье, а также при выборе времени для входа в порты при вторжении. Однажды, купаясь, мы заплыли далеко в море, а наш «мерседес» неожиданно был захвачен приливной волной. Только в последнее мгновение его удалось вытащить из уже намокшего песка с помощью подоспевшего тягача. Зато Нагелю удалось поймать в море оригинальный трофей. Далеко в море плавал мостик с одного потопленного парохода. Нагель взобрался на него и появился вскоре из капитанской кабины с сеткой, ракетками и мячами для настольного тенниса, которыми мы пополнили арсенал наших спортивных принадлежностей. Таким странным образом, пожалуй, никому еще не удавалось приобрести настольный теннис.

Радость и удовольствие, которые доставляли эта прекрасная страна и затишье после выигранной кампании, не привели, однако, к тому, что солдаты распустились, как это обычно бывает с оккупационными войсками. Наоборот, перед командованием стояла задача обучать части совершенно новой задаче – я имею в виду вторжение. Войска ежедневно проходили обучение в прибрежной местности, покрытой дюнами и во многом похожей на участки, где должна была произойти высадка. После того как прибыли наши средства переправы – переделанные лодки с Эльбы и Рейна, небольшие рыболовные суда и катера – мы смогли проводить при спокойной погоде вместе с кораблями военно-морского флота учения по посадке и высадке морских десантов. При этом многим приходилось принимать холодную ванну, если лодка неумело подводилась к берегу. Молодые фенрихи военно-морского флота тоже должны были сначала овладеть этой новой задачей. Нельзя было на них обижаться за то, что они это делали без особого воодушевления: командовать лодкой с Эльбы – это не то, что нести службу на красивом крейсере или подводной лодке. Трудно приходилось также и со старыми шкиперами, владельцами лодок или пароходов, которые вместе с фенрихами стояли на капитанском мостике этих несколько авантюристических судов вторжения. Но, несмотря ни на что, все в этой подготовке к необычной задаче делалось с огоньком, и мы были убеждены, что справимся с ней.

Уместно будет сделать здесь некоторые критические замечания относительно плана Гитлера, предусматривавшего высадку в Англии, и в особенности причин, приведших к отказу от этого намерения.

Если Гитлер после победы над Францией действительно думал, что война уже выиграна и остается только внушить эту мысль Англии, то он явно ошибался. Тот холодный отказ, которым было встречено в Англии его крайне неопределенное мирное предложение, показал, что ни английское правительство, ни английский народ не склонны к такой мысли.

Перед Гитлером и его ОКБ встал теперь вопрос: «Что же теперь?» Этот вопрос неизбежно встает перед государственным деятелем или полководцем, когда в период войны стратегические промахи или неожиданные политические события, например, вступление новых государств в войну на стороне противника, создают совершенно новое положение. Тогда ничего другого не остается, как изменить «военный план». В таком случае соответствующих деятелей можно упрекнуть в том, что они переоценили силы своего государства и недооценили силы врага, что они неправильно оценивали политическую обстановку.

Но если государственные и военные деятели должны задать себе вопрос «Что же теперь?» после того, как военные операции согласно их расчетам – в данном случае даже сверх всяких расчетов – привели к победе над врагом, если разбитый противник спасся на своих островах, то приходится спросить себя, а существовал ли вообще у немецкой стороны какой-либо «военный план».

Конечно, никакая война не идет по раз установленной программе, по плану, который выработала одна сторона. Но если Гитлер пошел в сентябре 1939 г. на риск войны с Францией и Англией, то он должен был заранее подумать, как справиться с этими государствами. Ясно, что немецкое Главное командование до кампании во Франции и во время этой кампании не имело «военного плана» относительно того, что необходимо делать после победы в войне или как продолжать ее. Гитлер надеялся на уступчивость Англии. Его военные советники в свою очередь полагали, что нужно ждать «решений фюрера».

На этом примере особенно ясно видно, к чему приводит нецелесообразная организация высших военных органов, сложившаяся у нас вследствие передачи Главного командования вооруженными силами Гитлеру без одновременного создания ответственного за руководство всеми военными действиями имперского Генерального Штаба.

Фактически наряду с главой государства, определявшим политику, не было военной инстанции, которая отвечала бы за руководство военными действиями. ОКБ Гитлер уже давно низвел до положения военного секретариата. Начальник ОКБ Кейтель вообще не был в состоянии давать советы Гитлеру по стратегическим вопросам.

Командующим тремя видами вооруженных сил Гитлер практически не предоставил почти никаких прав для оказания влияния на общее руководство военными действиями. Они могли только иногда высказывать свое мнение по вопросам ведения войны, но Гитлер принимал решения, в конце концов, только на основании своих соображений. Во всяком случае, он оставил за собой право инициативы, так что мне неизвестен ни один случай (за исключением вопроса о Норвегии, когда гроссадмирал Редер первый подал ему мысль о действиях в этом районе), когда важное решение в вопросах общего ведения войны исходило бы от командования одного из видов вооруженных сил.

Так как никто не имел права составлять «военный план», и менее всего, конечно, ОКБ, то практически все сводилось к тому, что все ждали проявления «интуиции фюрера». Одни, как Кейтель и Геринг, – в суеверном почитании Гитлера, другие, как Браухич и Редер, – пав духом. Ничего не меняло и то обстоятельство, что в штабах трех видов вооруженных сил имелись мнения, затрагивавшие вопросы ведения войны на длительное время. Так, гроссадмирал Редер еще зимой 1939/40 г. дал задание Главному штабу военно-морских сил изучить технические возможности и условия операции по высадке десанта в Англии. Но не оказалось ни одной военной инстанции, ни одной личности, которая бы в духе деятельности подлинного начальника Генерального Штаба была признана Гитлером не только экспертом или исполнителем, но и военным советником по вопросам общего руководства военными действиями.

В настоящем же случае результатом подобной организации высших военных органов было то, что после окончания кампании на западе нашего континента, как уже было сказано, стоял вопрос: «Что же теперь?»

Наряду с этим вопросом высшее германское руководство стояло перед двумя фактами:

1. Факт существования не разбитой и не согласной на переговоры Великобритании.