Апология - Алейник Александр. Страница 2

*так называли Армстронга

6 окт. 73

НА УЛИЦАХ СЕРДЦА

Было небо словно небо в облаках,

до седьмого марта я сходил с ума,

не дышалось, не хватало мне тепла,

и на улицы смотрел я как в кривые зеркала.

Пальцев быстрые изгибы

в бледных солнышках ногтей,

волокна волос погибель —

нитей света в наготе,

колоколенки ладоней,

круглых век колокола

зимовали в Вавилоне

белолобого стекла.

Год звенел как колокольчик,

исчезая за горой,

и пришел мороз-стекольщик,

и пришел январь-хрустальщик,

и пришел февраль сырой.

Розоватым лимузинам

солнце вылизало спины,

человечек брел хмельной,

вел собаку за спиной

на большой-большой цепочке,

словно тень гулять водил,

а она вернулась в клочьях

в небе лаявших светил.

апр. 76

Глаза — фиалки.

Вишенный цвет век.

Два крохотных музыканта невидимы,

сами они видят мир голубым и зеленым.

Лицо — цветочница.

— Эти две, сударь, я никому не отдам.

III

По улицам сердца ходит трамвай —

городской ученый кот.

Там дни проплывают как острова —

всей эскадрой вперед…

И когда закат — тогда — ноябрь

и розовый снег кругом,

и тонет день, и качается трап,

мы сходим с него вдвоем.

Скоро закончится этот год,

видишь, как он дрожит…

По закатным рельсам уходит кот,

мой ученый кот —

моя жизнь.

Я спокойно трону твой черный мех

с голубыми искрами на краю,

я припомню какой в этом городе снег —

какой мягкий снег, какой розовый снег,

такой выпадает только в раю…

Осень светит спичкой желтой,

узкий месяц в синем шелке,

он из башенки глядит

в сон кварталов городских.

Осень кованым копытцем

бьет о бронзу переулка —

очень хочет углубиться

в мысли лиственного гула.

Голубой водой застынет,

глаз ковши дымятся странным

ужасом, и дышит иней

в переулочках туманом.

Осень с полночью играет

нитью журавлиных крыльев,

у нее в глазах открытых

зеркала и умиранье.

Полночь хочет в валерьянку

язычок сквозь зубки свесить

и на слабых лапках пьяных

улететь гулять на месяц.

Там по краешку — лесок

из серебряных чешуек,

от него наискосок —

страж-солдатик — парень-жулик,

чистит он лучем звезды

неба темные плоды,

и пихает кожуру

в розовую кобуру.

23 авг. 76

На улицах сердца хлопают ставни,

валятся двери на мостовые…

а я — вор, я — цыган,

я из тех, кто пристанет

на века,

у меня — любовная цынга,

у тебя — глаза полевые.

Будет вечер осенний и лунный,

запомни меня навек,

не как юность —

как юнгу

на корабле.

Я драю палубу шваброй

своих ресниц

у твоих ног,

а ты читаешь неизданнейшую из книг

про любовь.

Ты листаешь ее на исходе дня,

пропуская по сто страниц, —

только помни меня,

только снись.

VII

Фитилек свечи догорит,

посвети рукой до зари,

а померкнет твоя рука —

уплывут в окно облака,

и останутся на земле

воск на блюдце, роза в стекле.

апр. 76

МАРТ

Это просто Март,

Маргарита,

это капель сад —

маргариток.

С желобов моря

легких жалоб —

далеко ль земля

убежала.

Островок несет

нас качая,

может быть, мы сон

чаек,

может быть мы твердь

красных лапок,

и всего-то смерть —

сладкий запах,

и всего судьба —

сна снимок,

ворожба

невидимок.

2 марта 76

ДОЖДЬ

Там где стеклянная лопнула ночь,

в черепе темном востока,

светится бледною лампой дождь —

прозрачный мозг водостоков.

Улиц пастух, точно серых овец

с блеяньем прущих к вокзалам,

сын-отщепенец, бездомный птенец,

выпал как сердце упало.

Холодные мысли и плач в три ручья —

твой крик водяной и воздушный,

прими мою душу в ладони твоя,

вселенской печали сырое удушье.

Ты девой, изваянной из ребра

тоскующего океана,

ожив, не желаешь бесплатно добра

и гибель свою глотками с утра

пьешь из матового стакана.

И когда с мутной стенки его

досасываешь последние капли,

кто запускает над твоей головой

белые и розовые дирижабли?