Угроза вторжения - Маркеев Олег Георгиевич. Страница 91
— А в газетках про это не пишут, — усмехнулся Гога, явно польщенный, что его зачислили в особую категорию — волков.
— Их для баранов печатают, Георгий. А умный и так понимает, что новый Генсек вот-вот начнет чистку партии. И не потому, что новая метла обязана мести по-новому. Альтернатива проста: или он сожрет «стариков», или они его мальчиком на побегушках держать будут. Хватит нам жить в доме престарелых, так многие считают. И я в том числе. Поэтому линию нового Генсека на войну со стариками поддерживаю двумя руками.
— Мне бы ваши проблемы! — хохотнул Гога. — Я простой человек, живу тихо, никому не мешаю.
— Я же тебе говорил, что нельзя быть свободным от общества и процессов, идущих в нем. — Журавлев укоризненно покачал головой. — Не понял теорию, поясню на конкретном примере. В мае в загородном ресторане «Росинка» была большая гульба, помнишь?
— Там каждый день гуляют, — насторожился Гога.
— Семнадцатого числа был день рождения Демьянова. Такого человека, как зам областной кооперации, не уважить нельзя. Собрались авторитеты и «деловые» чуть ли не со всего Союза. И ты там был, Георгий. Только посадили тебя на первом этаже, вместе с гопниками и мелкой фарцой. А серьезные люди гуляли на втором. Тебя туда пропустили только тост за виновника торжества произнести, а за стол не усадили. Потому что молод ты для них и солидности еще не набрал. — Удар по самолюбию Гоги был нанесен, Журавлев замолчал, выжидая, когда проявится эффект.
Гога позеленел лицом, выдохнул сквозь сжатые зубы глухо:
— Мне торопиться некуда, я свое еще возьму.
— Когда? — резко бросил Журавлев. — Не мальчик — сорок уже! Брать надо сейчас, Георгий. Момент благоприятный, разве не ясно? Молодой Генсек начал борьбу за власть, сейчас начнут гнать стариков. Попади в эту струю, не противоречь объективной тенденции — и ты выиграешь.
Гога набычил голову, крутые плечи поднялись выше, под тонким шелком рубашки налились бугры мышц. Сейчас он напомнил Журавлеву борца, выслушивающего последний инструктаж тренера. Не хватало только противника в дальнем углу ковра.
— «Наш Совмин», — указал цель Журавлев. — Как мне сказали, он берет десять процентов от каждого дела, которое ставит на ноги. И процент при решении проблем прогоревшего «цеха». Человек он уже немолодой. Куда ему столько?
— Что-то я не пойму…
— Я беру этого старика, а тебя назначаю наследником его дела, — Журавлев понизил голос. — Тебя, Георгий. Потому что с тобой можно дружить, раз. Потому, что это соответствует общей тенденции на омоложение кадров, два. И три, только ты, молодой и сильный, способен за месяц-другой поставить под контроль наследство «Совмина». Но начинать надо сейчас, прямо сегодня.
Журавлев неожиданно замолчал, огляделся по сторонам. Раскрыл портсигар, достал папиросу. Медленно раскурил.
Момент был критический, либо он сделал Гогу, либо понятия клановой чести и осторожность возьмут верх над жадностью и амбициями.
Некурящий Гога поморщился от едкого дыма «Примы», попавшего в лицо.
— Вот, значит, как наши интересы пересекаются? — усмехнулся Гога, что-то для себя решив.
— Кто такой «Наш Совмин» и где его искать?
— Ответ мне нужен сейчас. — Журавлев незаметно от Гоги суеверно сжал кулак.
Гога сузил глаза, как перед ударом.
— Крот. Концы надо искать в Сочи. Месяц назад работал там. Все.
— Я не ошибся в тебе, Георгий. — Журавлев похлопал Осташвили по закаменевшему от напряжения плечу. Сразу понял, больше Гога не скажет, хоть режь. — Максимум через месяц он будет на нарах в Лефортове, это я тебе обещаю.
Едва машина Гоги скрылась за поворотом и с поста наблюдения передали, что она на полной скорости понеслась к Марьиной роще, Белов сорвал с головы наушники и выскочил из вагончика. Последние минуты сидел, как на раскаленной сковородке. Планировали, что Журавлев прощупает Гогу на предмет возможной вербовки. Чуть поиграет компроматом, чуть намекнет на взаимную пользу от более тесного контакта. Гога только входил в силу и авторитетом пользовался по большей части среди молодых, что открывало простор для психологических игр, к которым Журавлев имел особую слабость. Но то, что Белов услышал, шло вразрез не только с планом, но даже с азами оперативной работы. Даже старший отушник недоуменно покачал увенчанной наушниками головой. За свой век он записал немало, но такое, как видно, слышал впервые.
Журавлев сидел в тени чахлого тополя, выросшего прямо между двумя самодельными гаражами. Пристроился на ящике из-под пива, блаженно щурился от едкого дымка «Примы».
— Ну ты, генерал, даешь! — выдохнул Белов, смахивая с лица катящийся градом пот.
— Как я его сделал, а? — довольно, как кот, проглотивший мышь, усмехнулся Журавлев.
— Да меня чуть кондрашка не взяла! — вскипел Белов, оглянулся на черный вход магазинчика и понизил голос. — Ты чего удумал, старый?
— О чем это ты, Игорек? — сыграл непонимание Журавлев.
— Да уж не про политзанятия с бандитским элементом, это уж точно! Плел ты ему классно, слов нет… Но на хрена ты ему про «наследство» загнул, а? У отушников чуть аппаратуру не переклинило от такого! Получилось, что ты, опер КГБ, вошел в преступный сговор с бандитом. Минимум — должностное преступление. Максимум… — Белов вместо слов ударил ребром ладони по шее. — И не делай невинных глазок! Завтра запись перед начальством крутить. Догадываешься, куда они нам пленку намотают? — Белов зло сплюнул вязкую слюну. — Черт! Ну объясни ты мне, бестолковому, на кой ты весь разговор перекроил? Ведь три дня репетировали!
— Не делай булек, Игорек. Я все продумал. Будет плохо, все беру на себя.
— Не понял? — протянул Белов. — Так это не импровизация?
— Нет. — Журавлев устало прикрыл глаза.
— А почему я не в курсе?
— Конспирация.
— Да иди ты на фиг!
Журавлев болезненно поморщился, помял левый бок.
— Не голоси, Игорь. Все очень просто. Гога сдает Крота, мы Крота ловим и сажаем. В камере раскрываем карты, Крот лезет на стенку от ярости. На этой волне мы его вербуем и спускаем с цепи, он рвет Гогу в клочья. В результате мы имеем своего человека в высшем эшелоне мафии. И с Гогой будет покончено. Сплошные плюсы, как ни крути. — Журавлев тихо охнул, нащупав в животе особенно болезненную точку. — Генералами не станем, но дырочку под орден можно сверлить.
Белов закинул голову, долго смотрел в белое от жары небо. Потом быстро пошел к черному входу в магазинчик. Вернулся с двумя бутылками: пиво для себя, «Боржоми» — для Журавлева. Сковырнул пробку, протянул бутылку с Журавлеву:
— Пей, трезвенник.
Журавлев из-за подозрения на диабет неожиданно для всех бросил пить, шуточки по этому поводу выслушивал со стоицизмом обреченного. Благодарно кивнул и надолго припал к горлышку потрескавшимися от жажды губами.
— Слушай, Кирилл. — Белов присел на корточки напротив Журавлева. — Мы всего лишь опера. Нам и Гога может оказаться не по зубам. Сам знаешь, связи у него на уровне замминистра МВД. А по сравнению с Гогой Крот — первый после бога. Не зря же его прозвали «Наш Совмин». Даже страшно подумать, какие на нем концы завязаны! Не наше дело лезть в политику. А Крот — это уже политика! И хоть мне талдычат на партсобраниях, что я боец политического фронта, сам я таковым себя не считаю. Не мой это профиль. Я — опер, мое дело — хватать и сажать.
— Ладно, как опер скажи, плохая операция наклевывается? — неожиданно разозлился Журавлев.
— Да при чем тут это! — Белов хлопнул ладонью по колену. — Гениальная операция, врать не стану. Но не дадут нам ее раскрутить. Не дадут, — произнес он по слогам.
— Дадут.
— Мешалкой по промежности нам дадут! — Белов отхлебнул пива, вытер ладонью рот. — Ты же на свой страх и риск сейчас беседу провел. Думаешь, поставишь начальство перед фактом, что Гога скурвился и можно Крота брать голыми руками, они от радости запрыгают?
— Не все, конечно. Но кое-кто — да. — Журавлев многозначительно посмотрел на Белова.