Врата Атлантиды - Николаев Андрей. Страница 10

Арбат еще мели длинными метлами припозднившиеся дворники, кафе и палатки были закрыты. Впрочем, две-три палатки, торгующие всю ночь, работали. Корсаков приостановился было, раздумывая, не взять ли выпить, но поморщился и зашаркал дальше.

Он раскрыл складной табурет, тяжело опустился на него и, закурив, уставился в землю. В голове было пусто, как у алкоголика в холодильнике. Так, два-три замерзших таракана, растекшееся и засохшее яйцо, потеки пролитого пива и сухая холодная пустота.

Поставив мольберт с образцами портретов, Корсаков огляделся. Чего он приперся в такую рань? Хотя нет, все же люди ходят: вон, патруль из пятого отделения пошел сдавать ночную смену. Эти ребята появились на Арбате взамен тех, кого отправили в командировку в Чечню. Через месяц должны вернуться. Надо будет Федорову, участковому, который тоже загремел в зону боевых действий, литр поставить. Поздравить, так сказать, с возращением. Как-никак, он помог Корсакову выпутаться из неприятной ситуации, когда его ловили по всей Москве. Вернее, не столько помог выпутаться, сколько не стал помогать ловить, но и на том спасибо.

— Здорово, Игорек!

Корсаков оглянулся. Рядом устраивался с этюдником и раскладным стулом Сашка-Акварель. Кличку он получил за то, что в подпитии начинал разглагольствовать об изумительной способности акварельных красок передавать тончайшие нюансы человеческой души. По трезвому Сашка работал исключительно карандашом и красок не признавал принципиально.

— Привет, Сашок!

— Ты не против, если я здесь примастырюсь? — спросил Сашка. — Три дня квасил, такой депресняк начался, что одному просто страшно.

— Бывает, — сказал Корсаков, радуясь, что у него будет сосед. После кошмарной ночи ему тоже не хотелось оставаться в одиночестве.

Сашка, покряхтывая, расставил свои причиндалы, выпрямился и вытер пот со лба.

— Ух, как шибает, — пожаловался он. — Игорек, я сбегаю возьму чего-нибудь. Ты как, примешь?

— Я не болею, — угрюмо отказался Корсаков.

— Счастливый человек, — позавидовал Сашка и потрусил к палатке возле метро.

Чтобы отвлечься, Корсаков достал лист бумаги и стал рисовать. Карандаш скользил по листу как бы помимо его воли. Не думая, почти не замечая, что получается, Игорь делал наброски, будто для того, чтобы не разучиться рисовать. Так профессиональный игрок даже на отдыхе тасует карты, не замечая, что делают его пальцы.

Вернулся Сашка-Акварель, расположился на стуле. Он купил двухлитровую бутылку пепси, чекушку водки и пластиковый стакан. Сорвав крышку тряскими пальцами, наполнил стаканчик наполовину.

— Будешь?

— Нет, — отказался Игорь, продолжая рисовать.

— Ну как хочешь. — Сашка поднес стакан к губам, пробормотал: — Не прими за пьянку, Господи, — и опрокинул водку в рот.

Его передернуло, он торопливо занюхал рукавом, открыл пепси и припал к горлышку. Вскоре на его лице появилась неуверенная улыбка: он как бы прислушивался к таинственным процессам, проходящим в проспиртованном организме.

— Вроде пошла, — констатировал он сдавленным голосом, выдохнул и достал сигареты. — Нет, Игорек, что ни говори, а так пить нельзя.

— Угу.

— Хотя, с другой стороны, я пока не тяпну сто пятьдесят, ну никакого вдохновения. Вот есть у меня мечта: написать портрет прекрасной незнакомки. Помнишь, как там у Блока? Ну, стихотворение «Прекрасная незнакомка»…

— Помню, — кивнул Корсаков.

— А я не помню, — вздохнул Сашка, — только название в памяти осталось. Но дело не в этом. Этот портрет будет живописным аналогом поэзии, копия стихотворения, положенная на холст.

— Какая копия, если ты оригинал не помнишь?

— Это необязательно, — небрежно отмахнулся Сашка, — важно впечатление, с которым творец работает над шедевром, состояние души художника. Я даже вижу лицо. Прекрасное, немного печальное. Это будет бомба, взрыв страсти, квинтэссенция всего созданного за цивилизованную историю человечества.

— И, конечно, акварелью? — уточнил Корсаков.

— Только акварелью, — категорически подтвердил Сашка, — иначе не стоит и начинать.

— Хотелось бы дождаться, — задумчиво сказал Корсаков, продолжая рисовать, — взглянуть разок, а там и помереть можно спокойно.

— Первым увидишь, — Сашка клятвенно приложил руку к груди.

Видимо, разговор о будущем шедевре поднял ему настроение. Он налил еще сто грамм, выпил, уже не морщась, и взглянул на рисунок, возникающий на бумаге из-под карандаша Корсакова.

— О, тоже ничего бабец, — одобрил он. — Кто это?

— Не знаю, — Корсаков пожал плечами. — Так, взбрело что-то.

С листа на него смотрело лицо черноглазой воительницы.

— Слушай, это же вылитая Хельгра!

— Кто такая?

— Хельгра? — Сашка удивился, будто Корсаков заявил, что не знает кто написал «Джоконду». — Это же предводительница Войска мертвых.

— А-а-а… Тогда понятно, — Корсаков решил не уточнять, чтобы не нарваться на лекцию о потустороннем мире — в этом вопросе Сашка был основательно подкован.

— Вот, смотри, — Сашка достал из сумки потрепанную книгу, — здесь все про нее сказано.

Корсаков оторвался от рисунка, взглянул на книгу.

— "Хроники и мифы Атлантиды", — прочитал он вслух. — И что там сказано?

— На, почитай. Я так, на всякий случай, взял. Думаю, если клиентов не будет — перечитаю. Люблю, знаешь, историю.

— Историю я тоже люблю, — пробормотал Корсаков, открывая книгу.

Как он понял из оглавления, в книге были собраны мифы о затонувшей Атлантиде, которую многие считали працивилизацией человечества. Эпос большинства народов включал в себя упоминания об исчезнувшей цивилизации, и здесь были собраны, систематизированы и даже художественно обработаны упоминания о волшебной стране, погрузившейся в океан.

Корсаков бегло пролистал книгу. Выхваченные наугад фразы заинтересовали его. Он снова посмотрел оглавление. «Цивилизация Туле, или северная Атлантида», «Истоки античных мифов», «Сказания о Белой Праматери и Царице мертвых». Игорь приблизительно знал легенду, но автор книги сделал упор не на Атлантиде из греческого мифа, а о провалившейся под землю стране, находившейся на месте современной Арктики. Ничуть не сомневаясь в достоверности своих источников, автор описал историю возникновения, период расцвета и саму катастрофу, стершую цивилизацию с поверхности планеты. Происходило это за много тысячелетий до появления египетских пирамид, когда на большинстве материков предки человека еще добывали огонь трением, а лучшим оружием считалась вырезанная из цельного корневища дубина.

Народ Атлантиды не сложил руки, не сдался на милость богов, заточивших его под землю. Мгновениями летели годы, проносились мимо столетия, складываясь в тысячи лет борьбы и поисков. Народ Атлантиды готовился пробить выход к солнцу, когда «открылись Врата Златые, и сошла под землю Праматерь Белая, и вырвалось наверх войско подвластных атлантам чудищ, чтобы завоевать три мира и семь небес человеческих. Но испугалась Праматерь за детей человеческих, что стали ей родными, и покинула мир подземный, а в открытые ею врата ворвалась в потерянную страну Черная Женщина, и имя ей было Хельгра, и была она предводительница Войска мертвых. И бились с ней атланты, и победить не могли, потому как оживляла Хельгра мертвецов павших и бросала в бой смрадные легионы. И взмолился народ атлантов великому Асдину, богу воинов, и возопил о немощи своей, и просить стал, чтобы не дал он погибнуть своим детям. Долго идут молитвы до ушей Великого бога, но атланты надеются, что он внемлет и пришлет в ад вселенной, в которой нет неба, своего сына — Бальгарда. И принесет Бальгард напиток бессмертия и меч воителя вселенной, и победит он Хельгру, и прорвется народ Атлантиды сквозь Врата Золотые»…

Иллюстрации в книге походили на средневековые гравюры — художник старался донести до зрителя как можно больше информации, иногда в ущерб перспективе и масштабу. Что-то знакомое почудилось Корсакову в довольно схематичном изображении гористой страны, ее богов и героев. Он открыл очередную страницу и закусил губу — он узнал перешеек среди болот, примыкавшие горы и холмистую равнину. Заложив пальцем страницу, он посмотрел на Сашку. Тот, потряхивая в руке чекушку, решал трудный вопрос — взять еще или погодить.