Полковнику никто не пишет - Маркес Габриэль Гарсиа. Страница 5

Он кончил читать после того, как протрубили комендантский час. И, уже собираясь гасить лампу, вдруг заметил, что жена не спит.

– У тебя сохранилась та вырезка?

Женщина подумала.

– Да. Она должна быть среди бумаг.

Жена откинула москитную сетку и достала из шкафа деревянную шкатулку, где лежала перетянутая резинкой пачка писем, сложенных по датам. Она нашла объявление адвокатской конторы, которая обещала активное содействие в оформлении пенсии ветеранам войны.

– Сколько я твержу тебе, чтобы ты сменил адвоката, – сказала она, передавая мужу газетную вырезку. – За это время мы успели бы не только получить деньги, но и истратить их. Что за радость, если нам сунут деньги в гроб, как индейцам.

Полковник прочитал вырезку двухлетней давности. Затем положил ее в карман рубашки, висевшей за дверью.

– Но для смены адвоката тоже нужны деньги.

– Ничего подобного, – решительно возразила женщина. – Мы можем им написать, чтобы они вычли эти деньги из пенсии, когда выхлопочут ее. Это единственный способ их заинтересовать.

И вот в субботу полковник отправился к своему адвокату, который встретил его, беззаботно покачиваясь в гамаке. Это был огромный негр, у которого в верхней челюсти сохранилось только два резца. Он сунул ноги в сандалии на деревянной подошве и открыл окно кабинета. У окна стояла пыльная пианола, заваленная рулонами бумаги, старыми бухгалтерскими книгами с прикрепленными к ним вырезками из «Диарио офисиаль» и разрозненными бюллетенями Инспекторского надзора. Пианола без клавиш служила также и письменным столом.

Прежде чем объяснить причину прихода, полковник высказал беспокойство состоянием дела.

– Я же вас предупреждал, что такие дела не решаются в несколько дней, – сказал адвокат, воспользовавшись паузой. Его совсем разморило от жары. Он откинул спинку раздвижного кресла и почти лежал в нем, обмахиваясь рекламной брошюрой. – Мои доверенные лица постоянно пишут мне, что не следует терять надежды.

– И это тянется уже пятнадцать лет, – сказал полковник. – Похоже на сказку про белого бычка.

Адвокат пустился в весьма красноречивые описания административного лабиринта. Кресло было слишком узким для его перезрелых ягодиц.

– Пятнадцать лет назад было легче, – заключил он. Тогда существовала муниципальная ассоциация ветеранов, в которую входили люди из обеих партий. – Он втянул в легкие обжигающий воздух и изрек, будто сам только что придумал: – В единстве – сила.

– Для меня это не подходит, – сказал полковник, впервые осознав свое одиночество. – Все мои товарищи умерли, дожидаясь почты.

Но адвокат продолжал твердить свое:

– Закон был принят слишком поздно. Не всем повезло, как вам: вы были полковником уже в двадцать лет. Кроме того, закон не указывал, откуда взять деньги на пенсии, так что правительству пришлось перекраивать бюджет.

Старая песня. Каждый раз, слушая ее, полковник испытывал глухую досаду.

– Мы не просим милостыни, – сказал он. – Мы не просим об одолжении. Мы рисковали шкурой, чтобы спасти республику.

Адвокат развел руками:

– Да, это так, полковник. Людская неблагодарность не знает границ.

И эта песня была знакома полковнику. Впервые он услышал ее уже на следующий день после заключения Неерландского договора, когда правительство обещало возместить убытки и помочь вернуться домой двумстам офицерам. Революционный батальон состоял в основном из подростков, сбежавших из школы. В Неерландии они расположились лагерем вокруг гигантской сейбы и ждали в течение трех месяцев. А потом сами добирались домой, кто как мог, и дома тоже продолжали ждать. С тех пор прошло почти пятьдесят лет, а полковник все еще ждал.

Взволнованный воспоминаниями, полковник принял горделивую позу. Упершись костлявой рукой в костлявое бедро, он сказал сдавленным голосом:

– Итак, я пришел к определенному решению.

Адвокат насторожился.

– А именно?

– Я меняю адвоката.

В сопровождении желтых утят в кабинет вошла утка. Адвокат встал с кресла, чтобы выгнать их.

– Как вам будет угодно, полковник, – сказал он, все еще размахивая руками. – Будет так, как вы скажете. Если бы я мог творить чудеса, я бы не жил в этом птичнике. – Он вставил в дверь деревянную решетку и вернулся в кресло.

– Мой сын работал всю свою жизнь, – сказал полковник. – Мой дом заложен. А закон о пенсиях стал кормушкой для адвокатов.

– Только не для меня, – запротестовал адвокат. – Все деньги, что я получил, до последнего сентаво истрачены на судебные хлопоты.

Одна только мысль оказаться несправедливым причиняла полковнику страдание.

– Именно это я и хотел сказать, – поправился он. – От этой жары мозги плавятся.

Минуту спустя адвокат перевернул все вверх дном в поисках доверенности. Солнце уже добралось до середины его невзрачной клетушки, сколоченной из неструганых досок. После долгих и безуспешных поисков адвокат опустился на четвереньки и, отдуваясь, вытащил сверток из-под пианолы.

– Вот она. – Он протянул полковнику лист гербовой бумаги. – Надо написать моим доверенным лицам, чтобы они уничтожили копии.

Полковник стряхнул пыль и положил бумагу в карман рубахи.

– А вы разорвите ее сами, – сказал адвокат.

– Нет, – ответил полковник. – Это двадцать лет моей жизни. – Он ждал, что адвокат продолжит поиски, но тот подошел к гамаку и вытер пот. Потом взглянул на полковника сквозь дрожащий в солнечных лучах воздух.

– Мне нужны и другие документы, – сказал полковник.

– Какие?

– Прежде всего расписка полковника Буэндиа.

Адвокат развел руками.

– Это невозможно, полковник.

Полковник встревожился. Как казначей революционного округа Макондо он совершил трудный шестидневный переход с казной революционной армии в двух чемоданах, навьюченных на мула. Он пришел в Неерландский лагерь за полчаса до подписания договора, волоча за собой издыхающего от голода мула. Полковник Аурелиано Буэндиа – главный интендант революционных сил Атлантического побережья – выдал ему расписку и включил оба чемодана в реестр имущества, сдаваемого при капитуляции.

– Это документы огромной важности, – сказал полковник. – Особенно собственноручная расписка полковника Аурелиано Буэндиа.

– Возможно, – сказал адвокат. – Однако эти документы прошли через тысячи рук и тысячи учреждений и осели Бог знает в каком отделе военного министерства.

– Документы такого рода не могут пройти незамеченными ни для какого чиновника, – сказал полковник.

– Но за последние пятнадцать лет много раз сменялись сами чиновники, – заметил адвокат. – Вспомните, за это время было семь президентов и каждый президент по меньшей мере десять раз менял свой кабинет, а каждый министр менял своих чиновников не менее ста раз.

– Но ведь никто не мог унести эти документы с собой, – сказал полковник. – Каждый новый чиновник обязательно находил их на прежнем месте.

Адвокат отчаялся.

– Но ведь если теперь эти бумаги выйдут из министерства, они должны будут совершить новый круг, прежде чем вы опять попадете в список.

– Все равно, – сказал полковник.

– Это еще на сто лет волокиты.

– Все равно. Кто ждет долго, может подождать еще немного.

* * *

Полковник положил на столик в зале пачку линованной бумаги, ручку, промокательную бумагу, поставил чернильницу. Дверь в спальню он оставил открытой на случай, если придется советоваться с женой.

Она молилась, перебирая четки.

– Какое сегодня число?

– Двадцать седьмое октября.

Он писал очень старательно, положив руку, в которой держал перо, на промокашку, выпрямив спину, чтобы легче было дышать, – словом, так, как его учили в школе. Духота в доме стала невыносимой. Капля пота упала на письмо. Полковник промокнул ее. Потом попробовал стереть расплывшиеся слова, но получилось грязное пятно. Однако он не отчаивался. Сделал отметку и переписал на полях: «Все права сохранены». Затем прочитал абзац.