Соль земли - Марков Георгий Мокеевич. Страница 30

К моменту встречи с Ульяной Лисицыной Анастасия Фёдоровна жила уже по тем законам, которые диктовались установившимися неписаными "приличиями", имеющими в быту людей нередко силу непреложного устава. Это её новое состояние Максим подметил в первые дни, отнеся его исключительно за счёт пережитой разлуки.

– Ты стала без меня, Настенька, подобранной и строгой, как бонна в русских классических романах, – с усмешкой сказал он однажды.

Анастасия Фёдоровна не стала опровергать слов мужа.

– А ты думаешь, я не знаю об этом? Да что же делать? Сорок лет, дорогой друг! Воспринимать мир по-прежнему не только невозможно, но и стыдно.

– Почему стыдно? – не понимая хода её мыслей, спросил Максим.

– Люди осудят. Людской суд жесток.

Он попытался расспросить её, но она сказала:

– А ты меня не спрашивай, я сама ничего не знаю.

– Настенька, надо быть не моложе и не старше своих лет.

– Вот я и стараюсь.

– А тут стараться не нужно. Чувства сами подскажут.

"Да как же доверять чувствам, когда они у меня двоятся?" – хотела сказать она, но в комнату вошли Серёжа и Ольга, и разговор прекратился. Возобновить его не удалось – не возникало больше подходящего повода.

Только теперь здесь, в тайге, слушая под мягкий и ласковый шум леса откровения Ульяны, Анастасия Фёдоровна вновь вспомнила о своём разговоре с мужем.

Пока Ульяна рассказывала, Анастасии Фёдоровне казалось, что всё пережитое её юной подругой происходит с нею самой. Это не Ульяна, а она, Анастасия Фёдоровна, идёт из тайги в деревню в лучистое раннее утро марта. Это она, задыхаясь от волнения, не чувствуя под собой ног, подымается на высокое крыльцо клуба. Это она спешит в тайгу, покрывая огромные расстояния в два раза быстрее, чем остальные охотники. А молодой строгий учитель? Не инструктор ли он уездного комитета комсомола Максим Строгов?

Давно уже Анастасия Фёдоровна не воспринимала жизнь так трепетно. От блеска солнца, от обилия воздуха, а главное – от волнения, пробуждённого в ней рассказом Ульяны, она чувствовала головокружение. "Максим прав: надо быть не старше своих лет, тогда душа всегда будет молодой", – думала она.

С первой минуты знакомства с Ульяной Анастасия Фёдоровна почувствовала к девушке глубокое расположение. Теперь Ульяна стала ей близкой и дорогой. Анастасия Фёдоровна чувствовала, что где бы ни жила, что бы с ней ни происходило, она не оставит Ульяну. Всё, что будет совершаться в жизни Ульяны, всё будет искренне её занимать и трогать.

– Уля, когда вы будете приезжать в город на зачётные сессии, вы будете жить у меня. Хорошо, Уля? Мы с вами побываем в театрах, сходим в художественный музей.

– Ой, спасибо вам, большое спасибо, Анастасий Фёдоровна!

– Я познакомлю вас с моими ребятишками и с мужем. А если захотите, научу бальным танцам. Вы не смотрите, что я такая большая, я лёгкая и подвижная, – простодушно похвасталась Анастасия Фёдоровна.

Рассказ Ульяны о себе пробудил в ней желание быть такой же откровенной и доверчивой, какой была перед ней девушка.

– Да я же вижу, какая вы! Вы… вы… как красавица артистка! Смотришь на вас, а душа ко всему хорошему и светлому рвётся!

– А я с вами, Уля, моложе стала. Это оттого, что вы вся лучистая, как солнышко…

Они растерянно замолчали, слегка испуганные своими откровенными признаниями.

– Вот мы и объяснились с вами в любви, – нарушая молчание, сказала Анастасия Фёдоровна и засмеялась тихим счастливым смешком.

– Анастасия Фёдоровна! – горячо отозвалась Ульяна. – Называйте меня на "ты"…

– Ну хорошо! Пусть будет по-твоему, – согласилась Анастасия Фёдоровна.

4

Тропа, по которой они шли, змейкой взбежала на крутой холм, поросший редкими лиственницами и густыми зарослями колючего шиповника. Когда они поднялись на гребень, перед ними открылась обширная долина. Она начиналась от холма узкой стометровой горловиной и постепенно разбегалась вширь. Окончание долины упиралось в озеро, которое лежало подковой между лесистыми холмами. Это и было Синее озеро, о котором рассказал Анастасии Фёдоровне старый Марей. Вокруг долины и за холмами, сжимавшими её на многие десятки километров, тянулись леса: сосна с редкой примесью пихтача и ельника. Прибрежные холмы были покрыты тёмной кедровой шубой с белой березняковой оторочкой по подножию. Долина ярко зеленела. Трава здесь была гуще, чем в других местах Улуюльской тайги. Всюду виднелись завязи ещё не распустившихся цветов. Анастасия Фёдоровна ступала осторожно, чувствуя, что шагает не по голой земле, а по мягкому ковру.

– Как тут красиво! – воскликнула она, окидывая взором то долину, то холмы, то изогнувшееся синее, как небо, поблёскивающее озеро. Ульяна молчала, улыбались одни глаза. Не было ещё такого человека, который смог бы остаться равнодушным при виде Синего озера! Это Ульяна знала, но она знала что-то ещё. В глазах её метались золотистые искорки смеха, и лукавое выражение лица говорило: "Это ещё не всё!"

Они стали подниматься на холм. Ульяна ловко взбиралась на крутой увал, протягивала руку Анастасии Фёдоровне и помогала ей. Когда они поднялись наконец на вершину холма, Ульяна вывела Анастасию Фёдоровну к самому обрыву. Отсюда открывался вид на всё Синее озеро.

– Прислушайтесь!

Но Анастасия Фёдоровна уже слышала, она только не могла понять, откуда доносятся эти необычные звуки. Тонкий беспрерывный звон стлался над водой и лесом. Ветерок то ослаблял, то усиливал его. Анастасия Фёдоровна заглянула под яр в прозрачную воду озера и перевела взгляд, полный недоумённого восхищения, на Ульяну.

– Что это за оркестр, Уля? – тихо спросила она, боясь, что от её голоса этот звон, ласкающий слух, может исчезнуть.

Ульяна посмотрела на неё, втайне испытывая наслаждение от недоумения Анастасии Фёдоровны, и загадочно сказала:

– А звенит наш оркестр без перерыва сотни лет.

Анастасия Фёдоровна опустила руки, и этот жест передал её состояние: она не в силах была разгадать загадку.

– Это звенят, Анастасия Фёдоровна, ручьи. Они падают в озеро прямо с яра, и каждый из них несёт с собой свою песню.

Анастасия Фёдоровна снова подошла к обрыву и заглянула под яр.

– Отсюда ничего не увидите, – предупредила Ульяна. – Лучше сделаем так: привал на ночёвку у нас будет на этой площадке. Все вещи оставим тут. После отдыха можно осмотреть берега озера.

– А ты очень устала? – спросила Анастасия Фёдоровна.

– Я-то? Что вы! Я о вас беспокоюсь!

– А мне не терпится, Уля, – сказала Анастасия Фёдоровна. – Не терпится! – повторила она.

– Пойдёмте, – с готовностью предложила Ульяна.

Она сняла с плеч мешок и повесила его на сухой сучок кедра. На этот же сучок бросила своё пальто и Анастасия Фёдоровна.

– Ружьё, пожалуй, возьму с собой. Звери эти места любят.

По той же тропинке они спустились с холма в распадок. Дальше шли очень медленно. Анастасия Фёдоровна останавливалась возле каждого ручейка, осматривала его, набирала в горсть воду, пробовала её на вкус, смешно причмокивая языком. Особенно надолго они задержались у родников, сочившихся из земли. Родники пузырились, выбрасывали воду клубочками. Заболоченная поляна была покрыта ржавчиной.

Анастасия Фёдоровна, сбросив туфли, залезла в грязь. Грязь была вязкой, но чем сильнее ноги её утопали в болоте, тем явственнее ощущала она тепло. Здесь, у этих родников, и лечились улуюльские охотники и рыбаки от ревматизма.

В другом месте Анастасия Фёдоровна долго ковыряла дно ручейка палкой, а потом доставала из воды щепотку земли, обнюхивала её и один раз даже лизнула. Она делала всё это сосредоточенно, увлечённо, не сказав ни одного слова. Ульяна ничем не нарушала этого сосредоточенного состояния Анастасии Фёдоровны. Девушке минутами казалось, что та забывает о её присутствии.

– Ты знаешь, Уля, какой у меня сегодня день? – заговорила Анастасия Фёдоровна, когда они направились к своему привалу. – Этот день может стать днём исполнения моей мечты. Мне кажется, что Синее озеро содержит радиоактивные грязи. Конечно, всё это требуется ещё изучить, но как бы это было замечательно! Мы открыли бы здесь курорт, свой курорт для лесозаготовителей, охотников, колхозников, учителей.