Строговы - Марков Георгий Мокеевич. Страница 33

– Сколько тебе соли-то, Финоген Данилыч? – спросил Зимовской.

– Давай с полпуда, а то и больше: фунтов тридцать, – ответил старик.

Но хитрить умел не только дед Фишка. Зимовскому не хотелось показывать свой двор охотнику, и он выразительно посмотрел на жену.

– Поди, Василиса, в амбар, насыпь Данилычу соли. А свесим вон на безмене, – сказал Зимовской и, повернувшись к деду Фишке, пояснил: – Лавку-то я сегодня вовсе открывать не буду. На поля надо ехать, делов там пропасть!

Дед Фишка оторопел. Он понял, что карта его бита, но духом не пал.

– А мне только б посолонее была, – весело пошутил он, – а из каких закромов – не все ли равно?

Василиса взяла из его рук посконный мешок, вышла и скоро вернулась обратно с солью.

Дед Фишка вытащил деньги, расплатился и тотчас же, поблагодарив за угощенье, стал прощаться.

Зимовской, опасаясь, что старик задумает шарить по двору, проводил его парадным крыльцом прямо на улицу и стоял на пригорке у дома до тех пор, пока охотник не скрылся в пихтаче за деревней.

– Ну, слава те, унесли черти лешака таежного, – сказал он жене, вернувшись в дом, вытащил из сундука ключ и пошел открывать лавку.

А дед Фишка между тем лежал в пихтаче возле самых огородов сергевских мужиков, совсем не собираясь возвращаться на пасеку одураченным.

Не прошло и часу, как старик поднялся и, никем не замеченный, пробрался к огороду Зимовского. Егорка и работник сидели на-бревне и набивали широкие железные лопаты на свежеоструганные черенки.

Деда Фишку это очень заинтересовало.

Одним прыжком он перемахнул через прясло и, подойдя к ним, сказал:

– Егор, отец не уехал еще на поля? Соль-то я, браток, взял, а крючки на жерлицы позабыл. А ведь, почесть, за тем и приходил.

Услышав голос старика, Егорка растерялся.

Дед Фишка покосился на лопаты и удивился вслух:

– Ух, лопат-то сколько!

Егорка, такой же щупленький, как и отец, поднялся и невнятно пробормотал:

– Погреб на огороде копать собираемся.

Дед Фишка сделал вид, что поверил.

– Погреб – это добрая штука. Дом без погреба – это что штаны без карманов.

Говоря это, дед Фишка про себя сосчитал лопаты. Всего их было семь. Четыре были уже с черенками. Тут же лежали две кайлы и одна кирка.

«Не многовато ли для погреба?» – подумал он и спросил у Егорки:

– Тятя-то в лавке?

Егорка опустил глаза.

– Нет, кажись, дома был. – Он встал и хотел позвать отца.

Но дед Фишка рукой остановил его.

– Погоди, Егор, не бросай дела. Я и сам управлюсь.

Едва договорив это, старик юркнул к воротам и через несколько секунд уже подымался на крылечко лавки.

Когда он вошел в лавку, Зимовской стоял у весов и деревянной плицей бережно сыпал на медную тарелку сахарный песок. За весами пристально наблюдали три бабы: лавочник частенько недовешивал.

Зимовской никак не предполагал, что дед Фишка может вернуться. Увидев его, он растерялся не меньше Егорки. Деревянная плица в его руке задрожала, а вороватые глаза уставились на охотника с таким испугом, словно в лавку ввалился по крайней мере медведь или разбойник.

Дед Фишка оценивающим взглядом окинул полки, примечая все мелочи. Но он не мог долго разглядывать товары: надо было чем-то объяснить неожиданное возвращение.

– Вот и возьми меня, Степан Иваныч, старого дурака, за рупь за семь гривен, – быстро заговорил он. – За чем приходил, то и забыл спросить. Верст пять отмахал, и пришлось воротиться. Крючков для жерлиц мне надо. Будь другом, уступи десяток.

Зимовской поспешно вытащил из-под прилавка коробку, отсчитал десять крючков.

Охотник бросил на весы тяжелый медный пятак и опрометью выбежал вон. Ему хотелось создать впечатление торопливости, занятости, и он выполнил это блестяще.

Истинные намерения деда Фишки для Зимовского так и остались загадкой. Только потом уже, когда Степану Иванычу стало известно, что старик возвратился не улицей, а через огород и видел инструмент, приготовленный для работ на Юксе, он понял, что «лешак таежный» снова его провел.

Из Сергева дед Фишка направился прямо на пасеку. По дороге настрелял глухарей и домой принес изрядную добычу.

Передохнув денек, он взялся за работу: мастерил туески, бочата для меда, кадки для соления грибов и капусты. Артемка не отходил от деда. А тот рассказывал ему без умолку были и небылицы из своих таежных похождений, то и дело пряча свои не по-стариковски веселые глаза под нависшими бровями.

5

Наступили последние перед осенней непогодой теплые, ясные дни.

Однажды за ужином дед Фишка сказал:

– Ты, Агаша, посуши мне сухарей. В тайгу я думаю отправиться. Шишковать буду. В компанию кого-нибудь из Волчьих Нор прихвачу. У них в кедровниках урожай ныне не дюже хороший.

Агафья в этот же вечер завела квашню на сухари. А утром, кое-как переспав ночь, дед Фишка отправился в Волчьи Норы.

В селе он заходил к многосемейным мужикам и, не вдаваясь в излишние подробности, говорил:

– Ну как, браток, шишковать собираетесь? Давай отряжай своего парня в артель ко мне. Гляди, между делом и заработаешь на орехе десятку-другую.

За какие-нибудь час-полтора Фишка набрал в артель на ореховый промысел пятнадцать парней и молодых мужиков. Больше ему не требовалось.

Через неделю он вновь появился на селе. Пришла пора выходить в тайгу. Артельщики его были готовы. К пятнадцати прежним присоединились еще четверо парней. Они упрашивали деда Фишку взять их с собой на промысел, и он по доброте своей не смог отказать. Да и не так уж это было плохо. Чем больше выйдет в тайгу народу, тем увереннее он будет чувствовать себя там.

Добравшись до Юксы, дед Фишка оставил артель на своем стане на дневку, отдыхать, а сам под предлогом поисков хороших мест для промысла отправился рыскать по лесу.

За день он исколесил, по крайней мере, верст пятьдесят и никаких признаков присутствия человека не обнаружил: значит, Зимовской отсиживался еще дома.

Вернувшись на стан, старик разделил всю артель на шесть групп и каждой из них отвел определенное место. Артельщики построили на своих участках землянки. И хотя землянки находились одна от другой на сравнительно большом растоянии, вряд ли посторонний рискнул бы селиться между ними: по неписаному таежному закону это не полагалось. К тому же дед Фишка наказал своим артельщикам всех, кто бы ни появлялся в тайге, гнать прочь.

Сам старик с двумя парнями жил в своей избушке и не столько занимался сбором кедрового ореха, сколько поисками «клада».

Он изрыл весь Веселый яр, к которому почему-то все время стремился Зимовской. Но как ни старался дед Фишка, найти ему ничего не удалось.

От людей ему приходилось слышать, что в земле имеются какие-то приметы, по которым можно узнать, где искать золото. Говорили, будто люди выдумали для добычи его даже машины. Дед Фишка и верил этому и не верил.

Изредка он посещал своих артельщиков. Все-таки и за ними надо было присматривать. Мужики освоились с тайгой и теперь держались в ней смело.

Но время шло, а Зимовской на Юксе не появлялся. Старик приуныл. Неужели Зимовской не увидит, какова у него, деда Фишки, сила? Не затем он привел мужиков на Юксу, чтобы, не показав их Зимовскому, вести обратно.

Как-то с одного участка сообщили ему, что в тайге появились чужие люди. Их было трое. Дед Фишка расспросил приметы этих людей и в двух безошибочно признал Егорку Зимовского и работника. Кто был третий, оставалось неясным. Но по всем приметам он не походил на Степана Иваныча.

Вскоре о встрече с этими людьми деду Фишке сообщили артельщики с другого участка, а день-два спустя – с третьего.

После этого чужие люда из тайги исчезли, словно в воду канули.

Дед Фишка сам пробовал искать их, исходил с полсотни верст по окружности, но, по-видимому, они ушли из тайги совсем.

Старый охотник снова почувствовал себя победителем.

6

Зима наступила ночью. Вернее, она не наступила, – она обрушилась со страшной силой, как смерч или ураган.