Строговы - Марков Георгий Мокеевич. Страница 74

– Что ты говоришь? Зачем? – спросил Матвей, сразу обмякнув.

– О кедровнике тревожится. Видно, кто-то стукнул, что народ начеку. В сторожа меня нанимал.

– Нанял? – спросил Матвей.

– Да ты что, в уме? – воскликнул Мартын. – Озолоти меня с ног до головы, не пошел бы.

– Сглупил ты, Мартын. Прямо скажу – сглупил, – рассердился Матвей. – Надо было до слова наниматься и плату не спрашивать. Эх ты, какой случай упустил!

Мартын сидел на лошади, держа в руках свои костыли, и ничего не понимал.

– Езжай, Мартын, сейчас же к Евдокиму и нанимайся. Скажи, мол, что передумал.

– Ну уж нет! Народ потом проходу не даст, вслед, как собаке, улюлюкать будут.

– Народ тебе только спасибо скажет.

– С какой стати?

– А с такой, что ты все село выручишь. Как время подойдет, ты знать дашь народу. Евдоким не зря тревожится. У них с Демкой на все духу хватит. Может, охрану-то набирают, чтоб в случае чего народ дубинками встретить? – задумчиво проговорил Матвей, посматривая на безлесый холм, за которым начинался кедровник.

– Вот это ты, пожалуй, угадал, – задумался и Мартын. – Евдоким сказал мне, что двух сторожей у новоселов нанял.

– Эге, своим-то не верит, живоглот! – выругался Матвей. – Думают поди, что мы-то забыли о новоселах. Давай езжай, Мартын, нанимайся. Он ведь самодур, начнет отказывать – слезу пусти. Боюсь, что устроят они нам побоище.

– Все может быть, – согласился Мартын и, помолчав, махнул рукой. – Ладно, завтра пойду наниматься. Тут на полях-то Палашка одна с ребятами управится.

– Давай, Мартын, давай нанимайся. А Пелагее так скажи: трудно будет – поможем.

Они еще поговорили с минуту и отправились в разные стороны.

На другой день в полдень к Матвею прибежал сын Мартына Ромка. Матвей вместе со всей семьей молотил на току рожь. Мартын наказал сыну передать, что со вчерашнего дня в самой глуби кедровника Евдоким и Демьян с работниками начали шишкобой. Услышав это, Анна отшвырнула цеп и с криком заметалась по току.

– Ох, знала, что так будет! Ну, что ты повесил руки? – набросилась она на Матвея.

И правда, Матвей стоял, опустив руки, в первые минуты не зная, что делать.

– Ты погоди, Нюра, не шуми, дай ему одуматься, – заступился за племянника дед Фишка.

Но Анна ждать не хотела. Она схватила с земли платок и, торопливо повязывая им голову, запальчиво сказала:

– Побегу по полям баб собирать, а то с такими мужиками, как вы, с голоду сдохнешь.

– Постой, Нюра, – остановил ее Матвей. – Сделаем так: ты беги к Зотовым, а я пойду к Архипу Хромкову, а дядя пусть прямиком к новоселам отправляется. Хоть сегодня и не суббота, а пускай все с потемками домой вернутся и ждут набата.

Анна убежала, едва дослушав Матвея. Дед Фишка вслед за ней пустился рысцой извещать новоселов. Вскоре ушли и Матвей с Ромкой. На току остались только Артем и Максим.

Не прошло и часа, как по полям от одного балагана к другому засновали люди. Вскоре весть о том, что вечером надо быть в селе и ждать набата, долетела даже до самых дальних, и народ, кто пеший, кто конный, потянулся по неторным дорогам в село. Как только стемнело, во двор к Строговым, крадучись по задам и огородам, собрались мужики.

Матвей высказал им свои опасения. Они слушали его, шумно посасывая самокрутки, а когда он кончил, заговорили все сразу. Матвей прислушался и понял: возможное столкновение с охраной кедровника никого не поколебало. Силантий Бакулин предложил прихватить с собой стяжки, но тут же стало ясно, что этого недостаточно. Порешили взять, у кого есть, ружья. Ударить в церковный колокол поручили Матвею и Архипу Хромкову.

4

Было уже, пожалуй, за полночь, когда Матвей и Архип вышли из двора Строговых и, зябко поеживаясь, больше от волнения, чем от холода, поднялись к церкви на косогор. Ночь стояла светлая. На окнах угрюмых изб поблескивал холодный, негреющий свет месяца. В церковное озеро с непостижимой высоты смотрели звезды. Ничто не нарушало глубокой и суровой тишины, которой было объято седо. Даже работник, стороживший хлебные амбары купца Голованова и всегда с усердием стучавший в колотушку, молчал в эту ночь.

Архип остановил Матвея и, показывая на избы, сказал шепотом:

– Смотри, как притихли, будто и в самом деле спят.

Матвей ничего не ответил. Он думал совсем о другом: „Предупредят Евдокима с Демьяном или нет? И если предупредят, отступят они или в драку полезут?“

Ворота и калитка церковной ограды оказались запертыми на замок. Матвей и Архип перепрыгнули через ограду, подошли к церковному крыльцу и стали искать веревку от колокола. Обычно конец этой веревки заматывался на левый резной столб крыльца. Каждому, большому и малому, было известно – случится какая беда: дом ли загорится, вешнее ли половодье топить усадьбу начнет, зверь ли во двор ворвется, беги к церкви, бей в колокол – со всего села народ на помощь сбежится. Но теперь веревки не оказалось, и у Матвея мелькнула мысль: „Знают“. Он хотел сказать о своих опасениях Архипу, однако решил прежде посмотреть, нет ли веревки на правом столбе. Он шагнул на крыльцо и тут же отпрянул обратно. На самой верхней ступеньке, опираясь на палку, в шубе и шапке, совсем как зимой, сидел трапезник Маркел.

Матвей схватил Архипа за руку и увлек его за собой в кусты. Архип, волновавшийся вначале, почувствовал себя как рыба в воде. Любивший поозорничать и почудить, он решил подкрасться к Маркелу, набросить на него зипун и продержать его так до тех пор, пока Матвей не ударит в колокол. Но Матвей остановил его:

– Может, уснул старый хрыч. Почему он не остановил нас, когда мы через ограду прыгали?

– Да ведь он на ухо туговат. Не слышал. Постой, я сейчас посмотрю, – проговорил Архип и, осторожно ступая, направился к крыльцу.

– Спит, сердешный, – возвратившись, сказал Архип.

Пока Архип ходил смотреть, спит ли Маркел, Матвей сообразил, что по высокой лиственнице, вершина которой закрывала один из пролетов, где висели маленькие колокола, можно подняться вверх и перебраться на колокольню.

Они подошли к лиственнице, и Матвей, ловко карабкаясь, стал подниматься вверх.

В притихших избах уже ждали набата. Люди сидели одетые, с мешками в руках, у многих во дворах стояли запряженные в телеги и оседланные лошади. С каждой минутой ожидания нетерпение росло и вот-вот готово было прорваться.

Взбираясь по лиственнице, Матвей слышал, как внизу, под косогором, в каком-то из дворов хлопали дверями и скрипели воротами. Видимо, люди, ожидая набата, уже отчаялись и стали выказывать свое нетерпение.

„Ну, ничего, потерпите, недолго вам осталось ждать“, – подумал Матвей и, сильно сгибая вершину лиственницы, схватился за перила колокольни.

Архип стоял на земле и, задрав голову, старался разглядеть, что делает Матвей. В руках он держал зипун, снятый с плеч на случай, если Маркел проснется и подымет тревогу. Вскоре Архип увидел, что Матвей спускается вниз.

„Все пропало. Не достал!“ – подумал Архип. Но когда Матвей спрыгнул с дерева, Архип увидел в его руках веревку.

– На колокольню подняли, гады! – проговорил Матвей, тяжело переводя дыхание.

Веревка была длинная, ее хватило до первого черемухового куста. Оба встали рядом и дернули за веревку. Первый удар получился глухой. Но со второго и третьего звучный набат прорезал гулкую тишину. Маркел вскочил и, ничего не понимая, растерянно заметался около запертой двери на колокольню.

Перескочив через оградку, Матвей и Архип выбежали на косогор и остановились. Гул, исходивший от большого колокола, все еще не прекратился и плыл, сотрясая воздух. Село переполошилось, как во время пожара. По улицам мчались верховые, бежали пешие.

Матвей побежал к своему дому, но ни Анны, ни Артема с Максимкой уже не застал. Они выехали со двора, едва заслышав первый удар в колокол.

Улица была забита людьми и лошадьми. Матвей прыгнул в первую попавшуюся телегу. Телега была Силантия Бакулина. Бородач, увидев рядом с собой Матвея, стал понукать лошадь, пытаясь обогнать передних, но это ему не удалось. Широкая улица оказалась тесной для этого живого потока. За селом, когда все сгрудились у моста, Силантий, понимавший, что им с Матвеем надо приехать раньше других, сбоку въехал на мост и, очутившись на другой стороне речки, на гати, стал нахлестывать лошадь. Однако опередить всех не сумел. Некоторые ехали так быстро, что за ними едва-едва успевали верховые. Скоро стало видно кедровник. Окруженный мелким березняком, он высился на земле черной громадиной и казался недоступным.