Летопись Аляски - Марков Сергей Николаевич. Страница 27

В эти же годы эскимос Феофан Утуктан ходил от Юкона до Ледовитого океана и достигал мыса Барроу. Он составил карту, которая впоследствии очень пригодилась Александру Кашеварову.

Лукин помогал прапорщику Васильеву, когда тот бесстрашно углубился в пустыни Нового Света. Отряд прошел через пороги реки Нушагак, исследовал озеро того же названия. Он хотел пройти через горный хребет в долину Кускоквима, что удалось Васильеву лишь весной 1830 года. Из одиннадцати человек, сопровождавших его, у Васильева остались только четверо да верный Лукин. Индейцы считали дальнейший поход невозможным. Суровые воины в плащах, вышитых красными узорами, с длинными копьями, не раз омытыми в медвежьей крови, сказали Васильеву, что его ожидает гибель. Он пытался идти к истокам Кускоквима один, но возвратился лишь из-за того, что боялся утраты своих драгоценных записей. По свидетельству современника прапорщик корпуса флотских штурманов Васильев проявил в этом походе «храбрость и явное презрение к смерти...». Этим он покорил сердца индейцев. Они помогли ему вернуться в Александровскую крепость. Я счастлив, что мне довелось найти в архиве донесения бесстрашного штурмана Васильева. Штурман Чернов делал съемку гаваней в Чугачском и Кенайском заливах, но это были уже прочно обжитые русские места.

VI

Кириллу Хлебникову, кунгурскому купцу, приятелю Завалишина, идет уже шестой десяток. Он почти тридцать лет служит Российско-Американской компании. Грамотей-самоучка читает творения Бекона и учит испанский язык. Отцы францисканцы, калифорнийские коменданты и пылкие кабальеро в бобровых шляпах хорошо знают этого частого гостя испанских миссий. Хлебников в 30-х годах считал, что он не менее пятнадцати раз плавал по заливу Сан-Франциско на лодках и алеутских байдарах. Во время одного из таких плаваний кожаную байдару прорвало, и путешественник едва добрался до якорной стоянки, где его спасли матросы с корабля.

Однажды новоархангельский корабль, на котором находился Хлебников, стоял на рейде Сан-Франциско. В полночь раздались громовые удары, поднялись огромные волны, зловещее зарево осветило Золотые Ворота и Русскую гору. Вулкан к востоку от залива извергал пламя и лаву. Русский корабль бросало во все стороны, добротные мачты из исполинской ели трещали и были готовы обрушиться. Утром русские узнали, что в миссии Сан-Франциско расселись стены домов. В другой раз, когда Хлебников выходил на бриге «Головнин» из Монтерея в Санта-Крус, налетел такой жестокий ветер, что бриг сразу потерял якоря и канаты и лишился управления. Хлебников вспоминал потом о страшном сознании гибели, которое пришло к нему в те мгновения, когда он особенно отчетливо увидел светящихся медуз в совершенно черных водах. Но Нептун был милосерден к Хлебникову во время его скитаний по Калифорнии.

Однажды он был принят в келье падре Филиппа Аройо, ученого монаха миссии св. Иоанна Крестителя. Над черепичными кровлями миссии, над кипарисами кружились стаи колибри с пламенными зобами, музыканты-индейцы играли на испанских гитарах, позванивая ржавыми кандалами, а падре Филипп показывал Хлебникову грамматику и словари языка калифорнийских жителей, которые он составлял восемнадцать лет. Хлебников прилежно собирал рукописи подобного рода. В его архиве, еще никем не изученном, по сие время лежат рукописные словари наречий индейцев Аляски и Калифорнии.

Кирилл Хлебников прилежно изучал Калифорнию. Он описывал жизнь и быт католических миссий – Сан-Рафаэль, Санта-Клара, Сан-Хозе, Санта-Крус... Всех миссий в округах Монтерей и Сан-Франциско было не менее двадцати. Самой богатой по количеству рабов-индейцев была миссия Сан-Хозе; на ее пашнях и в садах работали 1700 невольников. Санта-Клара имела 1400 индейцев. Миссию Сан-Франциско можно было считать захудалой, ибо в ее владении находилось лишь 400 индейцев. Самые богатые миссии стояли в черноземных долинах, где пшеницу сеяли в декабре, а урожай ее был сам-25 – сам-30...

Отцы францисканцы торговали сырыми воловьими шкурами, салом, вином, бобрами. Сто восемьдесят тысяч голов крупного рогатого скота паслось в те годы на тучных лугах Калифорнии. Бобров для монахов добывали индейцы.

В числе богатств Калифорнии, которых не могли или не хотели разрабатывать испанцы, была соль. Соль! Как была нужна она не только Аляске, но и Камчатке. Поскольку испанцы ленились сами добывать соль, Хлебников решил начать русский промысел в Калифорнии. Он поехал в Монтерей...

Столица Калифорнии к тому времени вовсе захирела и напоминала русский заштатный город. Новый губернатор обеих Калифорний, прибывший из Мексики, пожелал перенести свою столицу в более уютный город Сан-Диего. Однако комиссар обеих областей Калифорнии все еще находился в Монтерее – в той же убогой крепостице Президии, прикрытой земляным валом. Берега бухты были похожи на кладбище исполинов; всюду белели кости китов, сюда приходили китобойные корабли со своей добычей. В городе еще оставалось семьдесят конных солдат, двадцать пять пушкарей и четыреста женщин.

Хлебников долго убеждал монтерейского комиссара. Наконец они поладили на том, что русские сами будут брать соль с озер близ залива Сан-Кинтин, заплатив пошлины и якорный сбор.

Дорого досталась эта соль команде брига «Байкал». Берега залива не были заселены, мулов и повозки можно было раздобыть только в миссии Сан-Томас, в 120 милях от моря. Соль приходилось перегружать три раза, прежде чем тяжелые кули ложились в глубокий трюм «Байкала». Со слепящей поверхности озер было собрано восемь тысяч пудов соли, за которой раньше приходилось плавать на Гавайские острова. Камчатка получила калифорнийскую соль, добытую русскими руками. С тех пор люди Русской Америки часто плавали к соленым озерам.

Поселенцами форта Росс управлял Шелихов, потомок Колумба Российского. Это он в 1828 году снял первый урожай с плодовых деревьев. Алые розы цвели па кустах, золотились персики, шелестели широкие листья гавайской клещевины. Форт Росс стоял, как одинокий часовой, на высоком утесе у края калифорнийской земли. Сразу за Россом начинались величавые горы, окруженные поясом дубовых и лавровых лесов. Индейцы скитались в этих лесах, находили себе приют в дуплах столетних деревьев. Те из коренных жителей, которые дружили с обитателями Росса, приходили на реку Славянку, селились на ее берегах, в землянках с кровлями в виде куполов. Лесные охотники, украшенные перьями дятла, приносили в Росс изделия из лосиного рога, козьи меха, кедровые орехи – в два раза крупнее сибирских, – лососей, медвежатину. Индейцы научились у русских прясть шерсть, железный нож сибирской работы стал заменять им клинки из вулканического камня. «Танец Дятла» и «Пляска Белого Оленя» были частым зрелищем в Россе. По-прежнему русские ловили осетров в заливе Сан-Франциско, ловили и морского окуня, который почему-то назывался «рыбой Кузьмой». Но морского бобра становилось все меньше и меньше.

Испанцы все ближе продвигались к Россу. Миссия Санта-Роза стояла уже на притоках Славянки, верстах в двадцати от русских владений, между Каскадными горами и Сьерра-Невадой. Падре Нарциз, начальник миссии Сан-Хозе, зачастил в Росс к Шелихову – там строили для него морские баркасы.

В 30-х годах там жило двести человек, из них русских и креолов – пятьдесят, остальные – индейцы и алеуты. Поселенцы нашли удобное место для новых посевов – у Сухой реки – между крепостью и морским заливом. Там был собран богатый урожай – 4500 пудов пшеницы и 457 пудов ячменя. Две тысячи голов скота паслось у подножья гор. Огромные кадки из красной сосны были полны солонины, квашеной капусты и свеклы. Соленое мясо, овощи и пшеницу отправляли из Росса в Новоархангельск. Калифорнийский кирпич шел на Ситкинские строения.

По-прежнему стояли русские хижины на Ферлонских камнях. Когда около островов не стало котиков, Ферлонские поселенцы начали сбор яиц птицы ар; промысел давал большие выгоды.