Великий охотник - Марков Сергей Николаевич. Страница 24

Он пробил себе путь через тибетскую ограду, ступив на каменную выю Бархан-Будды, исследовал хребты Северного Тибета – Кукушили, Баян-Хара-Ула, Тангла, семью снежных вершин Самптын-Кансыр – и установил, что горы Северного Тибета имеют связь с Гималаями.

Когда он увидел Алтынтаг – к югу от Лобнора, – он понял, что за Золотыми горами должны лежать еще какие-то хребты. По отношению к северной ограде Тибета это выглядело приблизительно так же, как открытие человека, долго искавшего выход в темной комнате, но вдруг нашедшего не одну, а несколько дверей.

Алтынтаг – просторная прихожая Тибета, установил открыватель.

На востоке тибетской ограды он исследовал Нань-Шань с двумя – Тэтунгским и Южно-Кукунорским – хребтами и ледяными памятниками Гумбольдту и Риттеру. Наконец, в то путешествие, когда он был остановлен всадниками далай-ламы у Тангла, Пржевальский подарил миру хребет Марко Поло.

Вот он, Куньлунь! Но в этом исполинском сплетении хребтов Пржевальским пока распутаны только два-три узла. К югу и западу от Алтынтага есть еще что открывать, при этом не идя, конечно, по линейке, как учили некоторые географы. Куньлунь – не линейка, не палка, не штык, а скорее дракон, выгнувший спину к северу.

Пржевальский изучил еще не все изгибы этого каменного тела. Если хвост дракона лежит у Ордоса, то где его гранитная голова? Надо идти к западу!

Веселей, гренадеры! Осенние дни – не помеха. Синие снежные тучи вставали над Цайдамом, ледяной ветер ревел в горной воронке. Во вьюки снова были упрятаны шкуры яков, диких ослов, антилоп, полный гербарий северотибетской флоры, единственный во всем мире.

Великий Охотник ехал верхом на коне с алюминиевой подзорной трубой в руке. И простая русская песня лилась над мерзлой глиной и солью Цайдама. Где-то слева, вдалеке, мерцал бело-голубой хребет Марко Поло с пятью вершинами. А за ним, но прямо перед лицом, вставало начало нового горного вала.

Равнение на Куньлунь!

Со щедростью гения он скоро подарил человечеству новый хребет Колумба в Куньлуне с высокой вершиной Джин-Ри.

До января 1885 года бродил Пржевальский за хребтом Колумба. У озера Гас он устроил себе ставку, откуда делал походы то в Куньлунь, то в Тибетское нагорье, за южный склон хребта Колумба.

Победа следовала за победой. На великом нагорье, в хаосе гор, скал и холмов невероятных цветов – от пламенного и желтого до лилового (обычный вид в Северном Тибете) – он исследовал хребет Загадочный и озеро Незамерзающее. (Потом этот хребет по справедливости был назван именем Пржевальского.) Его венчала Шапка Мономаха, а с этой сверкающей льдами и снегом вершины низвергался поток, одно из начал великой Янцзы, реки Голубой. Пржевальский пил ледяную воду, черпая ее горстью, и коченеющими руками делал промеры русла... История сделала так, что хребет Пржевальского лег на картах между горами Колумба и Марко Поло.

ВОЛШЕБНЫЙ КОВЕР

Делая вычисления, он торопился, как будто солнце или Полярная звезда могли свалиться в пропасть за Московским хребтом, как будто нголоки вот-вот вырвут у него из рук буссоль.

Он успевал делать двенадцать разных наблюдений в день. Надо было измерить температуру воздуха, скорость и направление ветра, изучить почву, лед и снег и кипятить воду на вершинах. А кто будет снимать шкуры с диких ослов, антилоп оронго, горных баранов и яков? Кто уложит на лету снежного грифа? Он засыпал в палатке под грохот лавин и, встав на заре, брел по алым снегам к новой и новой вершине.

В Куньлуне за одним исполинским валом Пржевальский брал другой поднебесный редут. Покачиваясь на ходу, он нес свое грузное тело от гор Колумба к Московскому хребту. Прожевывая длинные волокна мяса, он оглядывал окрестности с вершины Кремля. Эта вершина стояла в самом сердце Центрального Куньлуня, властвуя над хребтом Московским, и с Кремля в горные долины текла река Зайсан-сайту; к востоку лежала Долина Ветров. Золото, каменный уголь, соль, нефрит дремали в заповедных кладовых куньлуньскнх недр.

В тот год Деревянной Обезьяны он спустился с Куньлуня на дно третичного моря. Великого Охотника ждал Лобнор, прижавшийся к гранитным подошвам Алтынтага.

В этом походе мужал юный Петр Козлов, будущий герой «мертвого города» Хара-Хото. Он преклонялся перед своим суровым учителем. Пржевальский умел далеко видеть и вовремя отступать, чтобы потом добывать лавры новых побед. Он часто говорил Козлову о бамбуковых лесах Сычуани, о диковинных цветах в стране за Голубой рекой. Но на Голубую пройти не пришлось, как и в область Лхасы через Куньлунь. Пржевальский со своими гренадерами и казаками «отступил» к Лобнору.

Он умел быть терпеливым. В его дорожных тюках среди шкурок черного аиста с Тэтунга, сушеных ящериц Ордоса, розовых кустов Ганьсу лежала замечательная добыча. Ее называли по-латыни Ahdrosace tapete, и похожа она была на кусок русского ситца с мелким цветочным узором.

Весь этот растительный коврик – аршин в поперечнике – родился из одного робкого маленького семечка, упавшего когда-то на лиловую землю Тибета. Каждый стебелек коврика давал каждый год лишь четыре листочка и один боковой побег. В коврике жались друг к другу тысячи стебельков ростом в один дюйм каждый. Сколько же столетий потребовалось для того, чтобы на каменном поднебесье, под неистовым ветром Тибета, сложился этот коврик? Страшно думать о тысячелетнем прозябании Ahdrosace tapete, переживающей царства, города и народы!

Нужно было видеть, как он, опустившись на колени, брал новую добычу – четырехдюймовый стебель инкарвилии; первый цветок она давала через семь лет, а для того чтобы на стебле выросло двенадцать цветков, нужно полстолетия. Вот эта ничтожная веточка, еле сидящая на кремнистой почве, – ровесница ему, человеку, успевшему за это время пройти мир от русских ржаных полей до Тихого океана, от Невы и Волги до вершин, овеянных ветрами Индии.

Он изодрал все колени, ползая по тибетской земле в поисках карликовой флоры.

Нужно было также иметь терпенье для охоты за мелким крылатым населением тибетского воздуха. Он добыл триста видов насекомых Северного Тибета. Все они, особенно сетчатокрылые виды из семейства муравьиных львов, на две трети были неизвестны науке. Короче говоря, оказалось, что в Центральной Азии более распространены местные виды насекомых с тяжелым полетом. Больше половины видов тяжелолетающих, найденных Пржевальским, явились новостью для энтомологов. А ведь он энтомологом сам никогда не был. Насекомых он стал собирать только после усиленных просьб П. П. Семенова.

И вот теперь Пржевальский принесет седому открывателю Небесных гор подарок – не известных нигде, кроме Центральной Азии, жужелиц.

Что жужелицы или карликовые столетние стебельки? Он читал, как умирающий Гумбольдт бредил осколком камня с Тянь-Шаня на своем столе. Теперь Пржевальский принесет в могучей охапке целый Куньлунь.

Наступил год Деревянной Птицы. С февраля по апрель 1885 года Пржевальский пробыл на Лобноре. Старый друг, седой правитель каракурчинцев Кунчикан-бек, встретил Пржевальского тепло и приветливо. Население Лобнора расспрашивало путников о России, о чудесном телеграфе, воздушных шарах, паровых кораблях и железных дорогах. Откуда все это здесь узнали?

Во время стоянки в селе Абдула Великий Охотник гонялся за тигром. Зверь перебрался через изгородь возле дома, где жили путники, и задушил корову, осла и злого пса, приведенного Пржевальским из Цайдама. Сколько ни выходил Пржевальский на тигра – и на Уссури, и в Центральной Азии, – ему никак не удавалось добыть полосатого хищника.

Камышовые стены Лобнора расступились перед путешественником, и он ринулся туда, к весенним хлопотливым птицам.

От Лобнора Пржевальский двинулся через пустыню Восточного Туркестана. С левой руки оставались великие горы, к подножью которых он и хотел выйти снова, когда придет срок. Золото и нефрит лежали под ногами, когда он шел долиной Черчен-Дарьи.

Здесь встречались развалины древних городов и могильники неведомых народов. Пржевальский узнал, что в одной из таких могил нашли женский скелет. Золотые кружки покоились на глазницах желтого черепа. Какие племена населяли просторы Восточного Туркестана? Историки, например, А. Г. Грумм-Гржимайло, говорят, что здесь жил загадочный белый народ. На восток от него бродили хунны, а на северо-западе обитали светловолосые усуни. Почти до начала нашей эры усуни находились в самых тесных отношениях с древними обитателями Восточного Туркестана. Но кто были эти первые древние люди со «впалыми глазами и выпуклым носом», как описывали их китайские историки?