Юконский ворон - Марков Сергей Николаевич. Страница 22

? Ерунда какая-то, ? сказал Загоскин. ? Что ты его, Таисья Ивановна, слушала? Он, наверно, до тебя где-нибудь рому хватил. Ты лучше погляди ? камень какой с неба упал, а мы с Кузьмой его нашли. ? Он поставил осколок Юконского метеорита на стол, рядом с чернильным прибором.

? Неужто с неба? ? всплеснула руками Таисья. ? У нас меж народа загадывают что-нибудь, как падучую звезду видят… А что я спросить хочу у тебя, Лаврентий Алексеич: вы как думаете, на картах все интерес от трефового короля выпадает? Ну, пусть король ? господин Нахимов будут, так ведь они ж на корабле, а мне выходит казенный дом. Вот если бы корабль какой-нибудь в картах означался, а то ? казенный дом.

? Наверно, Морской штаб, ? улыбнулся Загоскин.

? Вот и я так думаю, ? обрадовалась Таисья Ивановна. ? Погоди-ка, я сейчас в кухню выйду. И ты пойдешь со мной, ? сказала она Кузьме.

Они вернулись вместе. Кузьма нес поднос с едой, а женщина ? какой-то белый сверток.

? Правителю будешь писать, так возьми. Штурман Кашеваров мне подарил, у меня еще есть. ? Таисья протянула Загоскину большой лист гербовой бумаги.

? Спасибо, Таисья Ивановна, не нужно. Я и на простой, ? растроганно сказал Загоскин, ? Добрый ты человек!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Так началась жизнь Загоскина в Ново-Архангельске. Привычка к странствиям долго властвовала им: он не мог заставить себя переменить свой наряд на обычный. Поверх чистой рубахи Загоскин по-прежнему надевал куртку из оленьей замши. Но бороду он сбрил, постриг волосы и сразу помолодел лет на десять. Он с каким-то исступлением принялся за работу. Кроме доклада главному правителю, Загоскин написал в течение каких-нибудь нескольких дней «Заметки о краснокожем племени ттынайцев в верховьях реки Квихпак». На листе бумаги были записаны темы ближайших работ: «Описание полуподземных жилищ приморского народа кан-юлит», «Краткая история Михайловского редута», «Приливы в дельте Квихпака»… Работал Загоскин больше ночами, когда в доме все спали и Кузьма не надоедал ему вечными своими заботами. Старый индеец подружился с Таисьей Ивановной; он колол ей дрова, ходил за водой на колодец к подножию Кекура. Женщина отучила Кузьму от привычки носить с собой всюду копье.

? Ты ведь на колодец идешь, а не куда-нибудь в лес, ? говорила она. ? Никто рогатину твою не украдет из сеней, пусть там стоит. Палку-то из губы вынимай хоть при мне да когда пьешь или ешь чего… Грех один с тобой, Кузьма. Кажись, крещеный, а дикости в тебе еще сколько!

Таисья Ивановна обучила Кузьму играть в карты. Узнал Загоскин об этом от нее. Она пришла к Загоскину, когда Кузьмы не было дома, и положила на стол плотную, толщиной в руку, связку из нитей бисера. Это была, безусловно, дорогая для Кузьмы вещь: такие перевязи индейцы носят, надевая их через плечо, лишь в торжественных случаях.

? И вот еще раковины его, ? сказала Таисья Ивановна, высыпая на стол пригоршни две «цуклей», которые у индейцев служили вместо денег. ? Все он с себя проиграл. Спрячь, Лаврентий Алексеич, да ничего ему не говори. Я тут одно дело задумала…

Часто Загоскин уходил из Ново-Архангельска, скитаясь по острову. Он углублялся в дикий бор, где стоял прелый запах от завалов гниющих вековых деревьев. Местами лес был непроходим; даже в солнечную погоду он был сырым и холодным. Болота и лесные озера блестели, как черные зеркала. Хвощи светились от избытка влаги. Голубоватый мох был студеным и чистым. Казалось, что стоит лишь дохнуть на веточку мха, и она покроется легкой пеленой. Когда появлялось солнце, оно освещало только окраину леса, не проникая вглубь, и хвойные вершины покрывались легкой дымкой. Кузьма обижался, что друг не берет его с собой, и Загоскину приходилось уходить из дому тайком.

Выходя из Полуденных ворот, он с улыбкой оглядывался назад: не идет ли вслед Кузьма? Но индеец, ничего не подозревая, таскал в это время Таисье Ивановне воду и дрова или вместе с ней караулил огород. В крепости эту обязанность несли все по очереди, так как индейцы колоши часто вооруженной рукой захватывали ситхинскую картошку.

Загоскин любил уходить на берег морской бухты, где, как громадный серебряный молот, стучал и гремел водопад. Маленькие радуги сияли в облаках водяной пыли. Второй водопад низвергался в глубочайшее озеро, образовавшееся после землетрясения и лежавшее выше уровня моря: этот водопад шумел возле Озерского редута, вокруг которого поднимались вершины снежных гор. Было еще одно место на острове Баранова, куда любил уединяться Загоскин. Нужно было пройти двадцать миль к северу от Ново-Архангельска, чтобы увидеть высокие столбы пара, встающего над береговым холмом. На склоне холма белели бревенчатые хижины, окруженные зелеными кустами и густыми деревьями. Из земли били горячие ключи. Их тепло давало жизнь травам и деревьям; ранней весной, когда кругом еще лежал снег, здесь все было в цвету. Стаи колибри кружились над яркой зеленью, припадали к цветам, чтобы пить сок из маленьких душистых чашечек.

Загоскин наблюдал здесь за расправой колибри над их вечными врагами ? совами. Завидев хищника, маленькие сверкающие птицы, собравшись в огромную стаю, устремлялись на врага. Колибри ударялись о грудь и крылья совы. Десятки отважных колибри падали вниз, пламенея яркими зобами и погасая в густой траве, новые стаи яростно накидывались на хищника. И тот, ослепленный этим сверкающим натиском, растерянный и жалкий, искал спасения в расщелине скалы или дупле. Живое радужное облако долго еще кружилось над убежищем посрамленной совы. Точно так же колибри расправлялись и с соколами… На серных ключах Загоскин лечил руки, простуженные во время скитаний по Квихпаку: подолгу держал их в горячем источнике.

Загоскин не раз переправлялся на материк через Хуцновский пролив и один бродил вдоль берегов лесных озер. Иногда он встречался с индейцами-колошами. Их лица были вымазаны киноварью, волосы осыпаны орлиным пухом. Расписные плащи из кедрового лыка скрывали стройные тела индейцев. Встреча с индейцами не сулила ни одному белому ничего хорошего. Но Загоскина колоши не трогали, может быть, потому, что он первым окликал их на родном языке и клал оружие на землю в знак того, что он не хочет причинять зла лесным охотникам. Колоши часто даже показывали ему тропы в лесу; не раз он сидел у индейских костров.

? Смотрите, Лаврентий Алексеич, ? говорила укоризненно Таисья. ? Убьют вас когда-нибудь индиане, беспременно убьют, ? и качала головой. ? Тут из крепости даже днем боязно выйти, а вы один-одинешенек за Хуцнов подались. Что же ты, Кузьма, за ними не смотришь, пускаешь их одних на такой страх?

После скитаний по острову Загоскиным обычно овладевала жажда общения с людьми. Тогда он, по выражению Таисьи, «блажил». Его можно было увидеть у палисада крепости, в том месте, где к ограде примыкали шалаши индейцев и землянки алеутов. Он без цели бродил там, дарил детям и женщинам цветной бисер, разговаривал с охотниками и рыбаками. Он был щедр. Бисерные нити лежали у него в карманах, в сумке, и он раздавал их, не считая.

? Сколько аршин роздал? ? сокрушалась Таисья Ивановна. ? Да он бы тебе, бисер-то, пригодился самому. Те же деньги ? мехов бы себе наменял у индиан. А то все даром пошло, через меру добрый! Вот они тебе за этот бисер нож еще когда-нибудь всадят в спину.

Не одобряла Таисья Ивановна и затею Загоскина ? сделать сетку для ловли колибри.

? Вот еще, дитя малое! Ну, ты их наловишь, а кормить чем будешь? Иди уж лучше бумаги пиши. Ты путешествию-то свою для главного правителя сделал? Ну, еще чего-нибудь пиши. Я тебе свечу сегодня переменила… Чем пичужек ловить, ты мне лучше пару тетеревей принеси, как в прошлый раз. Кузьма, сходи ты с ним на охоту завтра, али рыбы половите. В Колошинке-речке, сказывают, крупная рыба пошла. Невод я дам, его только починить малость надо. Иди, Кузьма, возьми его в чулане.

Загоскин заметил перемену в наружности Кузьмы, но все забывал спросить у индейца, чем вызвана эта перемена. У Кузьмы куда-то исчезла палочка из нижней губы. Все объяснила Таисья Ивановна.