Юконский ворон - Марков Сергей Николаевич. Страница 26

Загоскин схватил сержанта за плечо. Тот умоляюще и удивленно глядел то на собеседника, то на окна дома правителя.

? Пустите, господин хороший! ? заныл сержант. ? Я службу справляю, на часах при батарее один. Их высокоблагородие увидят, что часовой дозволяет себя хватать. По уставу не полагается…

? А полтины брать полагается? Душу выну ? говори всю правду. Где она теперь? А то не выпущу. ? Загоскин тряс Левонтия за плечо.

? Девка-то где? ? плаксиво спросил сержант. ? Солить ее, что ли? Обратно уехала, и все индиане с ней. Да что вам об них беспокоиться? Как приехали, так и уехали.

? Так бы давно, дурень, ответил, ? с облегчением сказал Загоскин. ? Ну, за мной еще полтина. Что еще знаешь об этом деле? Только не ври, а то худо будет! ? Он присел на медную пушку и в упор посмотрел на сержанта.

? На орудиях сидеть начальство не дозволяет, ? сухо сказал Левонтий. ? Оставьте орудию, господин Загоскин. ? Но глаза сержанта блестели, а рука сама лезла за заветным платком. ? Как вам все дело обсказать? ? в раздумье промолвил Левонтий. ? Мы, стало быть, с Калистратом девку эту в воротах под ручки взяли, а она ножом на толмача замахнулась: сама, мол, пойду. Тогда мы у них всю оружию взяли и повели к их высокоблагородию. Господин правитель были вечером в бильярдной вместе с отцом Яковом. Калистрат им все доложил…

И промеж них был крупный разговор. А уж о чем они говорили, понять я не мог, потому что в индианском наречии темен. Однако понял, что девка их высокоблагородие в чем-то упрекала и себя вела дерзостно.

Господин правитель расстроились от такого разговора и велели Калистрату принести из арсенала кандалов ножных четыре пары и кузнеца на Кекур вызвать, но вскоре раздумали. Потом мне приказали идти на плац, а Калистрата при себе оставили. И разговоры до полуночи были. А как полночь пробило, вижу ? Калистрат идет с индианами от господина правителя и говорит, что индиан велено с миром отпустить и без всякого шума. Ночью мы их из ворот вывели, до байдары проводили, часовым наказали их не трогать… Их на ночевку было приказано оставить, но индиане не захотели. Ну, как приплыли, так и уплыли. А Калистрат мне сказал, чтобы я языка не распускал. Ну, я по присяге и молчу.

По всему видно было, что сержант Левонтий не лгал. Больше этого он, конечно, ничего и знать не мог. Расспрашивать Калистрата было бесполезно. Теперь Загоскин вспомнил о словах, сказанных вдогонку ему печорским мещанином в Михайловском редуте. Значит, индейцы проплывали мимо редута, и Егорыч виделся с ними.

Все теперь было ясно. Но как узнать ? зачем именно Одноглазый и Ке-ли-лын были здесь? К отцу Якову обращаться теперь было нельзя.

? Давно индейцы здесь были? ? спросил он уже более спокойно у Левонтия.

? Под конец весны. Снег уже всюду сошел. А вскоре и гости от Зоновской компании приплыли. Тут пошло пированье, и об индианах этих забыли. Да что вы, господин Загоскин, дикарей близко к сердцу принимаете? По мне, так их и вовсе не было бы. Одни хлопоты от них.

Кыш вы, проклятые! ? закричал сержант и взмахнул банником на воронов.

? Ну ладно… Больше мне от тебя ничего не надо, ? сказал Загоскин и дал еще полтину Левонтию.

? Покорно благодарим, ваше… ? сержант запнулся. ? Всей душой рады услужить вам, господин Загоскин. Чай, понимаем, что вы хоть и лишенный, но из благородных. Мы при Петровскозаводских казаматах находились.

? Сам не болтай, Левонтий, про наш разговор. Лучики у глаз сержанта собрались в преданную улыбку.

? Не извольте беспокоиться. На нас, как на каменную стену, ? сказал Левонтий, завязывая в платок полтину.

Загоскин отправился домой.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Главный правитель Российских колоний в Северной Америке только недавно был за выслугу лет награжден орденом Владимира 4-й степени. Поэтому он стал бояться принимать прямые решения по тем или иным делам и старался успокоиться на достигнутом. Оставаясь наедине с собой, он то снимал, то снова вешал орденский знак в петлицу или клал его на стол и долго рассматривал шелковую ленту с двумя черными и одной красной полосками и крест, где на горностаевом поле светились изображения вензеля и короны и была видна надпись: «Польза, честь и слава». Главный правитель умилялся этим словам. Он искренне думал, что лучше и не скажешь о его деятельности на благо отечества. Он приносил и приносит пользу, честь и славу некой части обширной Российской империи, расположенной на другом полушарии.

Эта часть империи раскинулась от мыса Барроу до границ Калифорнии и от Берингова моря до Скалистых гор. Страной нужно управлять с осторожностью и уменьем, а главное, с выдержкой и без ненужного риска. Поэтому он и представил правительству мнение о желательности продажи поселения Росс в Калифорнии. И построенная рукой Ивана Кускова на берегах пустынного залива Бодего крепость была продана, как продают на слом старый сарай. Правитель ходатайствовал о дальнейших уступках европейцам, и после этого частная Меховая компания получила в аренду земли и реки Русской Америки.

«Польза, честь и слава» оставались лишь словами, красиво и холодно блестевшими на поверхности орденского креста. Для того чтобы соблюсти видимость упорною и повседневного труда и созидания, правитель придумывал парады, торжества, смотры в честь тех или иных событий. Пышное пиршество по поводу открытия школы для креолов, молебен по случаю начала котикового промысла, трехлетие со дня принятия святого крещения главным индейским тойоном, юбилей освящения церкви на острове Уналашка ? мало ли праздников можно было придумать! Находились даже свои историки, услужливо высчитывающие сроки различных годовщин для главного правителя. Так, например, было решено отметить какую-то, правда, не совсем круглую годовщину со дня мученической смерти монаха Ювеналия, убитого индейцами около озера Шелехова, или Илиамны. Празднество хотели проводить на месте, с устройством живых картин и иллюминации. Тогда именно отец Яков и возмечтал о причислении Ювеналия к лику святых. Во время всех этих празднований гавайский ром лился рекой; пышные поездки совершались за счет Российско-Американской компании. Местные остряки, зная слабость главного правителя, пустили слух, что скоро будут устроены торжества по поводу пятилетия со дня извержения вулкана Шишалдина на острове Унимаке.

Смелые люди все эти Глазуновы, Лукины, Колмаковы, безвестные русские промышленные, креолы и молчаливые алеуты, всю жизнь свою приносили пользу, честь и славу Аляске. Но их никто не награждал и не отмечал, они жили и умирали в безвестности. Зато в Ново-Архангельске дни текли по заранее установленному порядку ? сменялись караулы, отдавались и принимались рапорты, кому-то выдавались наградные к праздникам, кто-то объявлялся героем и на время упивался придуманной начальством славой.

Реки и горы, бобровые плотины и озера открывались людьми, которые годами питались черствыми сухарями и порою ночевали в сугробах. Этих людей посылали на самые опасные и смелые предприятия, с тем чтобы присвоить их трудные подвиги и славу.

Главный правитель ? высокий , строгий человек с правильным лицом и начинавшими седеть волосами. Он сидел в огромной комнате своего дома на Кекуре, рылся в бумагах, принимал и выслушивал людей. Толмач Калистрат стоял у дверей кабинета и докладывал правителю о пришедших. Правитель каждый раз приказывал подождать и не торопясь доставал из ящика стола длинный список, в котором значились все обитатели Ново-Архангельска с краткими сведениями о них. Только поглядев в список, правитель приглашал посетителя в свой кабинет…

Загоскин долго не мог понять, почему его не зовут на Кекур? Там, в кабинете правителя, он расскажет о богатствах новой страны, о своих исследованиях и к тому же узнает цель приезда Ке-ли-лын в крепость. Но приходилось ждать!

Чтобы убить время, Загоскин засел за составление карты Квихпака, на которую он хотел нанести места, где были найдены кости ископаемых животных. Однажды от этого занятия его оторвала Таисья Ивановна. Она была чем-то страшно разгневана.