Двойные неприятности - Пратер Ричард Скотт. Страница 21
— Я сверну себе шею, пытаясь держать тебя в поле зрения, — сказала она.
Все это время Фло продолжала сидеть в той самой позе, в которой я ее застал, войдя в кабинет. А ее голова была повернута налево, для удобства беседы со мной. Сейчас она сбросила ноги со стола, и повернулась вместе со стулом, чтобы смотреть прямо на меня, затем снова взгромоздила ноги на стол.
Зрелище было точно таким же, как прежде. А может быть, еще хлеще. То ли у нее шею свело, то ли у меня случилось растяжение шейных мышц, но мне не хотелось проявлять неделикатность и уточнять.
Вместо этого я задал вопрос, ради которого, собственно, и пришел сюда:
— А как насчет Таунсенда?
— Хольта? А что с ним такое?
— Где он сейчас? Все еще на своем месте?
— Конечно. С чего бы ему покидать Вашингтон?
Я мысленно поблагодарил Фло. Таунсенд оказался Таунсендом Хольтом. Я припомнил, что он был какой-то шишкой в штаб-квартире «Братства грузоперевозчиков» в Вашингтоне... и одним из ближайшего окружения Майка Сэнда. Значит, это о нем говорил Рейген по телефону прошлой ночью, и было похоже, что такой поворот событий вовсе не на руку Сэнду.
— Драм испортил всю игру вчера, Фло. Рейген рассказал тебе об этом?
— Драм? О ком это ты говоришь? Что ты имеешь в виду, какую еще игру он испортил?
Теперь на лице Фло появилось беспокойство... и, как только я посмотрел на нее, она тут же замкнулась. Либо она просто решила, что и так слишком много выболтала, либо в молчание ее повергло упоминание о Драме.
Еще одна минута разговора с Фло не принесла мне ничего, кроме еще большего напряжения глазных мышц. Сейчас ее лицо было непроницаемым. Некоторое время я размышлял совсем о других приятных вещах, потом встал и направился к двери, бросив на ходу:
— Спасибо, Фло.
— За что?
Я осклабился:
— А как ты думаешь?
Тутси помахала мне рукой, когда я снова задержался у ее конторки.
— Золотце, Таунсенд, о котором я тебя спрашивал, — это Таунсенд Хольт. Теперь это имя тебе что-нибудь говорит?
— Таунсенд Хольт?! Ну конечно. Он начальник отдела по связям с общественностью в главном офисе. — Она скорчила гримаску. — Я решила, что ты имеешь в виду кого-то из местных, Шелл. Я даже и не подумала, что речь может идти о комто в Вашингтоне.
— Что они с Рейгеном замышляют?
— А они что-то замышляют?
— Могу поспорить, только не знаю, что именно. Однако, если бы это было что-то обычное и несущественное, полагаю, тебе было бы известно, что происходит.
— Скорее всего так, если только Рейген специально не держит это от меня в тайне. Но я ничего не слышала. — Тутси помолчала. — Интересно, имеет ли это отношение к Маркеру?
Маркер — это Рекс Маркер, вице-президент местного отделения, еще один из крутых парней. Он некоторое время был довольно близок к Рейгену, по сути, считался вторым в его команде, но из той разрозненной информации, что стала мне известна, теперь они не столь близки, как прежде.
— А что с Маркером? — спросил я у Тутси.
— Не знаю. Просто он несколько дней тут не появлялся. Рейген не слишком этим доволен, поручил нескольким парням его разыскать. Один из них спрашивал меня, не знаю ли я, где он может находиться.
Тут я вдруг вспомнил еще кое-что и запустил пробный шар.
— Рейген, кроме всего прочего, отправил своих приспешников — возмутителей порядка — на поиски взломщика сейфов. Хотя не думаю, что такая информация могла достигнуть твоих ушей.
— Ну, первое-то я слышала собственными ушами. — Она нахмурилась. — Взломщика сейфов, говоришь?
— Ага. Спасибо, Тутси. Если узнаешь что-нибудь, позвони в «Спартан-Апартмент» и скажи, чтобы мне сообщили о твоем звонке, ладно? А я тоже разок-другой тебе звякну.
— Договорились. Поздно вечером звони мне домой. Мой номер есть в телефонной книге. Я в ней единственная с такой фамилией. Я буду держать ушки на макушке. — Она опять одарила меня своей широкой улыбкой и добавила: — Если я узнаю что-нибудь ценное... что мне за это будет?
Она, конечно, шутила. Не в ее характере было вымогать у меня деньги. Поэтому я охотно подхватил ее шутку и мгновенно парировал:
— Что? Я поведу тебя смотреть «Умирающего гладиатора».
— Ой, неужели? — Она буквально подпрыгнула на месте, ее лицо так и светилось от радости. Неожиданно я понял, что Тутси восприняла это всерьез.
Я колебался всего мгновение, потом подтвердил:
— Конечно, Тутси.
Мой ответ немного удивил меня самого, но я сказал это совершенно искренне.
Я уже подошел к своему «кадиллаку» и собирался открыть дверцу, когда это произошло.
Итак, я вышел из широких стеклянных дверей штаб-квартиры «Братства грузоперевозчиков» и спустился по бетонной дорожке к парковочной площадке. По пути я думал о беседе с Фло и слухах о ее кружевных панталончиках с разрезами по бокам, решив, что все это вздор.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что я не заметил ни автомобиля, ни сидящих в нем ребят, ни их пушек.
Однако я услышал выстрел. И отреагировал на него так, как всегда реагирую, когда слышу оружейную пальбу. Я действую.
И действую быстро. Вот и сейчас я отпустил ручку дверцы своего «кадиллака», отпрыгнул вправо, развернулся, рука скользнула под пиджак, к моему тридцать восьмому. Все это происходило средь бела дня, кругом было полно народу. Я абсолютно ничего не понимал, поэтому резко повернул голову и взглянул на улицу. Выстрел донесся откуда-то сзади, с другой стороны Олимпик, но когда я повернул голову, то мельком заметил автомобиль — темный седан — и сидящих в нем двоих мужчин, и металлический блеск в руке у одного из них. Мои пальцы сомкнулись на дуле моего кольта, я рывком вытащил его и нацелил на машину. И тут я увидел на противоположной стороне улицы, как из дула пистолета вырвалось бледное в свете солнечного дня пламя, и тогда словно взорвалось солнце.
Одновременно с этой яркой вспышкой на голову мне обрушился удар невероятной силы, и вслед за тем я окунулся в темноту, которая становилась все более непроглядной. Я понял, что падаю. Но я так и не узнал, как мне удалось удержаться на ногах.
В подобных ситуациях время сжимается. Мое затмение длилось какой-то миг, однако мне хватило его, чтобы осознать, что я ранен, и даже подумать кое о чем еще.
Казалось, у меня было чертовски много времени, так много, что я мог позволить себе поразмышлять о кружевных панталончиках Фло.
Одураченный Честер Драм
Вашингтон, 14 ч. 15 мин., вторник, 15 декабря
В себя приходишь медленно, постепенно.
Человек приходит в себя так, как из секунд и минут постепенно слагаются годы, как в городе в сумерках зажигаются огоньки и изгоняют страх и одиночество ночи.
Я вдруг ощутил холод во всем теле, я услышал голос, не чей-то определенный голос, а отзвуки разных голосов, понемногу обретавших смысл: «Давайте, давайте же... пожалуйста... какой тяжелый... я не могу вас с места сдвинуть...» Затем холод сконцентрировался на моем лице, и на сей раз это был снег, и я почувствовал, как чьи-то руки растирают им мое лицо. Голос продолжал просить. Он принадлежал Хоуп Дерлет, и она говорила:
— Вы просто обязаны прийти в себя! Я не могу вас сдвинуть с места! Вы весите целую тонну.
Я велел ей убираться. Снег, которым она растирала мне лицо, вызвал жжение, ноги закололо иглами, и я смог ими пошевелить. Боль пока отступила. Она придет потом. Я показал, какой я крутой парень, поднявшись без посторонней помощи, оттолкнув плечо, которое девушка подставила мне для опоры.
Хоуп распахнула передо мной дверцу автомобиля, и я рухнул в машину. Моя голова оказалась на водительском месте. Рукав ее пальто из верблюжьей шерсти коснулся моей головы, и Хоуп помогла мне принять сидячее положение. Через минуту машина уже отъезжала.
— Где мы находимся, Флоренс Найтин-Гуд? — спросил я, непомерно гордый двойной аллюзией.
— В шести или семи милях ниоткуда на объездной дороге вдоль Ширли-Мемориал. Они бросили вас тут. Очкарик и Ровер. — От гнева и возмущения голос у нее сделался хриплым. — Полагаю, для того, чтобы мороз довершил их грязное дело. Я ехала за ними.