Двойные неприятности - Пратер Ричард Скотт. Страница 3

— Я ничего не знаю о докторе Фросте, за исключением того, что он собирался насолить ребятам из профсоюза. И много голов полетело бы?

— Масса.

— Ладно. Проверим этих грузоперевозчиков. Может, у вас есть какие-то соображения по поводу лиц, причастных к похищению вашего отца?

— Только Майк Сэнд, но это вам и так ясно. — Она облизнула губы. — И не только свидетельские показания моего отца, но и все разоблачения Хартселльской комиссии будут касаться главным образом его, поскольку он председатель профсоюза. Прежде всего — его лично. Конечно, и другие руководители повинны в существующих безобразиях, но главный виновник — Майк Сэнд.

Алексис сообщила мне все необходимые сведения о своем отце: адрес, описание внешности, привычки и так далее. Затем встала, чтобы уйти.

— Как я могу с вами связаться, мисс Фрост?

Обычно на этом этапе мы должны были бы уже называть друг друга по имени: Шелл и Алексис. Но для нее я все еще был мистером Скоттом, а этот тонкий ледок в ее глазах не позволял мне называть ее Алексис.

— Я остановилась в отеле «Амбассадор», мистер Скотт.

— Шелл.

Это опять не сработало.

Она пошла к выходу, и я проводил ее до двери.

Я постоял минуту, раздумывая над тем, с чего начать расследование, потом быстро вернулся в прихожую и запер за собой входную дверь.

Отель под названием «Спартан-Апартмент» находится на Норт-Россмор в Голливуде, в двух минутах езды от «Голливудских виноградников». Мой «кадиллак» последней модели, небесно-голубой, с откидывающимся верхом, был припаркован чуть ниже на Россмор. Когда я вышел из «Спартан-Апартмент», Алексис как раз отъезжала от него в такси. В квартале от Россмор с обочины справа от меня съехала какая-то машина и стала продвигаться в тени. Что-то необычное было в этой машине, но что именно, я никак не мог понять. Я размышлял об Алексис. После стольких лет делового общения со множеством людей, опросов свидетелей, отсеивания правды ото лжи у меня выработался особый нюх, безошибочно определяющий фальшь, и сейчас этот нюх подсказывал: либо в самой Алексис было что-то фальшивое, либо дурно пахла ее история насчет папочки.

Что-то было не так, но что именно?

Я подошел к своему «кадиллаку», а автомобиль, который я заметил за несколько секунд до этого, проехал мимо меня по улице в том же направлении, куда держало путь такси Алексис. И тут меня осенило. Это был новый серый «бьюик»-седан с выключенными фарами. Как только такси Алексис исчезло за поворотом, фары «бьюика» включились и автомобиль рванулся вперед. Я заметил, что в нем находились двое, судя по смутно различимым силуэтам.

Я вскочил в свой «кадиллак» и помчался по подковообразному развороту, изо всех сил нажимая на педаль газа. Полминуты спустя в моем поле зрения были уже оба автомобиля: такси, стоящее у светофора, и «бьюик» на некотором расстоянии от него. Я подъехал как можно ближе к «бьюику» и попытался выяснить его номер. Не удалось. Номерная табличка была залеплена грязью. Грязь! В Лос-Анджелесе вот уже три недели не было дождей.

Когда интересующие меня автомобили свернули налево, на боковую улицу, я последовал за ними. Я опять слишком близко пристроился за «бьюиком», и он свернул направо. Теперь мой «кадиллак» неожиданно остался один на один с такси. Я покачал головой и ухмыльнулся. Мой нюх, безошибочно угадывающий фальшь, сработал мгновенно. Значит, владелец «бьюика» не моет его месяцами. На таких чепуховых выводах строятся еще более неправдоподобные теории.

Полагаю, я все еще глупо хихикал, когда в зеркале заднего вида вспыхнули огни фар. Они становились все ярче и быстро приближались. Я чуть притормозил. Такси Алексис находилось на два квартала впереди, почти у бульвара Олимпик.

Фары автомобиля, следовавшего за мной, больше не были видны в зеркало. Когда «бьюик» стал меня объезжать, я услышал завывание его двигателя. Тут до меня дошло. Мои руки сжали руль — последовал резкий хриплый визг шин по асфальту. «Бьюик» устремился вперед, целясь мне в левый бок. В ближайшем ко мне окошке я разглядел вихревое движение, быстро пригнулся и, рванув руль, нащупал ногой тормозную педаль.

В ночи прогрохотали два выстрела, два громких взрыва, пламя вырвалось из окошка «бьюика».

Я бросил свой автомобиль в сторону, держась за руль левой рукой, ощупывая грудь правой. Пистолета у меня не было.

Обычно, выходя из дому, я беру его с собой, но в этот раз ушел без него. Моя нога отчаянно жала на тормоз, и «кадиллак» сбавлял скорость, кренясь на бок. Я выпрямился, вцепился в руль обеими руками и снова надавил на газ. Если этот «бьюик» все еще где-то поблизости, я немедленно его протараню. Но он уже мчался вперед — не стал меня дожидаться. В свете фар своего «кадиллака» я мельком взглянул на тот автомобиль. Его правое переднее крыло было смято. И это был тот же самый «бьюик»-седан. Я не мог видеть номерную табличку, но знал, что она залеплена грязью.

Только тогда я заметил, что мой «кадиллак» ведет влево, под углом к обочине дороги, пролегающей вдоль улицы. При этом слышался какой-то скрежещущий звук. Теми двумя выстрелами мне пробили переднюю шину. Я подрулил к правой стороне улицы и съехал на обочину.

Далеко впереди такси, в котором ехала Алексис, свернуло налево к бульвару Олимпик, следом за ним ехал «бьюик». Потом они скрылись из виду. Я ругнулся, вылез из машины и посмотрел на спущенную шину.

Но что толку смотреть! Я открыл багажник, выкатил запаску. Меняя колесо, я ругался чуть сильнее.

Позвонив в отдел жалоб полиции и сообщив о том, что со мной случилось, я поехал взглянуть на дом мистера Фроста на Гарвардском бульваре. Дом явно принадлежал доктору Фросту. Письма, стеллажи с книгами, портрет в рамке — все говорило об этом. По словам Алексис, ему пятьдесят один год, рост — больше шести футов, вес — довольно внушительный.

Лицо, если судить по портрету, крупное, можно сказать, красивое, брови вразлет и густые седые волосы. В доме все было перевернуто вверх дном, подушки разбросаны по полу, ящики выдвинуты, — словом, искали основательно. Алексис сказала, что у ее отца есть черный «фольксваген», но машины нигде поблизости не было видно. Гараж был пуст, двери открыты настежь.

Без пистолета я чувствовал себя все больше и больше не в своей тарелке, поэтому вскоре после четырех утра поехал назад в «Спартан-Апартмент». Я пристегнул кобуру, сунул в нее короткоствольный кольт 38-го калибра и уже надевал пиджак, когда зазвонил телефон. Может, это Алексис? Я бросился к телефону, снял трубку и сказал «алло».

— Шелл? — услышал я мужской голос.

— Да.

— Это Браун. Я...

— Браун?! Надо же! Я только что подумал... — начал было я и сразу же осекся.

Голос Брауна был неузнаваем, в нем отсутствовала живая приятная интонация, присущая ему.

— Я... ранен, Шелл. Я на заправке в Финли. Пару миль вверх по... Кань... Каньону. — Он застонал.

— В чем дело? Браун, что случилось?

— В меня стреляли. Я...

Вслед за тем в трубке послышался какой-то треск. Похоже, он уронил трубку. Потом донесся какой-то глухой стук и звук, похожий на царапанье. И все, больше я ничего не слышал. Я бросил трубку на рычаг и сломя голову помчался к !машине, сбегая по лестнице, поскользнулся, потом споткнулся и чуть было не упал. Когда я добежал до своего «кадиллака», на лбу у меня выступил холодный пот. Я проехал вверх по Россмор и свернул на Сансет уже после того, как зажегся красный свет.

Дорога, ведущая в Спринг-Каньон, начинается у Голливудского бульвара и идет вверх к Голливудским холмам, огибая фешенебельный жилой район на протяжении полумили. В те времена здесь, на открытой, поросшей кустарником местности, было всего лишь несколько домов, стоявших на почтительном расстоянии друг от друга. Я въехал в Спринг-Каньон и вдавил педаль газа до упора.

Судя по всему, Браун ранен, и серьезно. Должно быть, ему совсем плохо, иначе он ни за что не позвонил бы. Он такой.

Он был наделен самыми лучшими, по моим понятиям, качествами. Не слишком высокий, но сильный и крепкий, рыжеволосый, довольно невзрачного вида, он излучал тепло и доброту, которые буквально обволакивали меня. Я встречался с ним в городе, был не раз приглашен на обед к нему в дом, где он жил со своей милой младшей сестренкой Келли. Вот уже шесть лет как мы знакомы. И все эти годы он был членом Лос-Анджелесского отделения профсоюза грузоперевозчиков.