Канадские поселенцы - Марриет Фредерик. Страница 28

ГЛАВА XXX

Они прошли несколько миль, и лишь к 10 часам утра добрались до того места, которое избрал для охоты Малачи. Здесь, по его расчетам, должны были держаться олени, так как на этой открытой прогалине среди леса снег лежал не так глубоко, и прошлогодняя трава под ним могла служить пищей оленям. Придя к месту, охотники собрались вместе, и старый охотник сказал: «Здесь перед нами прекрасное стадо оленей, но вы, мастер Персиваль, будучи совершенно незнакомы с охотой, можете испортить нам все дело, сами того не желая; поэтому выслушайте внимательно, что я вам скажу! Надо помнить, что олени очень чутки, и не только слух и зрение их содействуют им в этом, но и обоняние, которое обнаруживает им за целую милю присутствие человека, если ветер в их сторону, а потому бесполезно стараться подойти к ним, если не успеть заблаговременно и незаметно, ничем не возбудив их внимания, перебраться на заветренную сторону. Сейчас ветер дует с востока, и так как мы к югу от стада, то нам необходимо зайти кругом лесом, чтобы очутиться с западной стороны прогалины.

Кроме того, подходить к ним, выйдя на поляну, надо крадучись, как вы это увидите, чтобы как-нибудь не показаться им раньше времени.

Охотники, следуя указаниям Малачи, подвигались осторожно вперед ползком по снегу, вслед за стариком, когда, наконец, взобравшись на незначительную возвышенность, он сделал знак остальным остановиться и притаиться. Спустя немного он вернулся к остальным и сообщил, что там впереди, в какой-нибудь сотне шагов от этого места на полянке, голов 12 — 13 оленей роют копытами снег, добывая прошлогодний мох и траву, но животные как будто чем-то встревожены, словно чуют опасность.

— Да, — подтвердил Мартын, также всползавший на пригорок и наблюдавший за стадом, — олени не спокойны, будто за ними только что охотились, что, однако, едва ли возможно!

— Надо дать им успокоиться, — заметил Малачи, — и постараться удостовериться, не охотился ли за ними кто-нибудь другой.

Минут десять они выжидали, затем, подкравшись еще шагов на двадцать пять к стаду, Малачи указал каждому охотнику, в какого оленя целить, после чего все выстрелили почти одновременно. Трое оленей упало и осталось на месте, двое других были ранены; остальные умчались быстрее ветра. Тогда охотники вскочили на ноги и побежали к добыче. Альфред стрелял в крупного самца, стоявшего несколько поодаль от других, и попал в него; несомненно, животное было сильно ранено, но оно кинулось в кусты, и Альфред заметил куда; другой же олень был, очевидно, лишь легко ранен, потому что ускакал вслед за другими. Осмотрев убитых оленей и зарядив сызнова свои ружья, Альфред и Мартын направились по следам скрывшегося раненого оленя. Они отошли шагов на пятьдесят от поляны, с трудом прокладывая себе путь сквозь чащу, как вдруг подле них раздалось злобное рычание какого-то зверя. Альфред, шедший впереди, увидел, что пума, или катамоунт, как их здесь зовут, завладела его оленем и лежала на нем. Недолго думая, он приложился и выстрелил. Животное, хотя и смертельно раненное, вскочило, кинулось на него и вцепилось ему в плечо. От боли и от тяжести зверя Альфред не мог устоять на ногах и готов был совсем упасть, когда на помощь ему подоспел Мартын и всадил свою пулю в голову рассвирепевшего зверя.

— Вы сильно ранены, сэр? — спросил он.

— Нет! Кажется, несерьезно! — отвечал Альфред. — Но плечо у меня сильно изранено, и я теряю много крови.

Теперь сюда подоспели и Малачи с остальными и увидели, что здесь случилось. Альфред опустился на землю и сидел, прислонясь спиной к стволу дерева, а убитая пума лежала подле него.

— Пантера! — воскликнул старый охотник. — Я никак не ожидал, что здесь их можно встретить. Вы ранены, мистер Альфред?

— Немного! — слабо проговорил тот.

Не теряя времени, Малачи и Мартын сорвали с него охотничью куртку и увидели, что рана весьма серьезна: зверь, вцепившись зубами в плечо, в то же время исполосовал когтями и весь бок молодого охотника.

— Джон, принеси скорее воды! — сказал Малачи. — Ты найдешь ее, наверное, там, в ложбинке!

Оба мальчика, Джон и Персиваль, побежали за водой, между тем Малачи, Мартын и Генри нарвали из рубашки Альфреда бинтов для перевязки его ран. Малачи сделал это так искусно, что в значительной степени задержал кровь. Когда же Джон принес воды в своей шляпе, и Альфред выпил ее, то почувствовал себя значительно лучше и бодрее.

— Я посижу еще немного, — сказал он, — затем мы пойдем домой, а пока, Мартын, присмотри за нашей добычей, заберем, что можно, и пойдем. Какая обида, что у меня не было при себе охотничьего ножа! Это животное было так увесисто, что я не в состоянии был бы устоять против него еще одной минуты долее!

— Я не помню, чтобы когда-нибудь видел столь громадную пуму! — сказал Малачи. — На них одному человеку никогда не следует нападать; убить их очень трудно; они страшно живучи!

— Куда попала моя пуля? — спросил Альфред.

— Здесь, под лопатку! Пуля прошла у самого сердца, но эти пумы, если вы не попали им в самое сердце или в голову, непременно делают предсмертный прыжок. И эта рана у вас на плече, наверное, недель на пять, на шесть лишит вас возможности охотиться. Слава Богу, что не хуже!

— Теперь я чувствую себя совсем хорошо! — проговорил Альфред.

— Подождите еще минут десять, пока мы с Джоном снимем шкуру с пантеры: надо же нам ее дома показать! Мистер Генри, скажите Мартыну, чтобы он брал только окорока; остального нам не унести, и пусть он поторапливается: мистеру Альфреду нельзя оставаться здесь; его надо поскорее доставить домой, а нам до дома далеко!

Малачи и Джон проворно сняли шкуру с пумы, а Мартын явился, неся на плече окорока от двух оленей, после чего все тронулись в обратный путь.

Альфред не успел далеко отойти, как почувствовал сильную боль в боку и плече, так как хождение на лыжах требовало значительного усилия, и это бередило его раны и вызывало новое кровотечение. Малачи поддерживал его, помогал ему, и когда раненому дали еще раз воды напиться, он снова был в состоянии продолжать путь.

Вскоре, однако, раны Альфреда стали как бы затекать, и раненый, по-видимому, страдал больше, но молчал. Они шли насколько можно скоро, и когда стемнело, то были уже недалеко от дома. Но Альфред подвигался с трудом. Он страшно ослабел, и Мартын предложил Джону передать ему его ношу оленьего мяса и бежать скорее домой, чтобы попросить прислать водки или чего-нибудь возбуждающего для подкрепления сил раненого.

Так как до дому оставалось не более одной мили, то Джон очень скоро добежал туда и передал отцу о всем в присутствии матери и кузин, которые были в отчаянии от того, что они услышали.

Мистер Кемпбель пошел в свою комнату за водкой, а Эмми схватила шляпу и теплый платок и побежала за Джоном, даже опережая его. Она сделала все это так быстро, что ни дядя, ни тетка не успели удержать ее. Она не подумала даже о том, что была без лыж и потому проваливалась на каждом шагу в глубокий снег, и уставала от невероятных усилий, поспевая за Джоном, бежавшим на лыжах. Наконец они добежали. Альфред без чувств лежал на снегу, а остальные наскоро изготовляли носилки из ветвей, чтобы отнести его домой.

Когда ему влили немного водки в рот, он пришел в себя, раскрыл глаза и увидел склонившуюся над ним Эмми с расстроенным, испуганным лицом.

— Дорогая Эмми, как ты добра! — сказал он, пытаясь приподняться.

— Нет, нет, Альфред, не шевелись! — озабоченно остановила его Эмми. — Сейчас будут готовы носилки; они тебя положат и донесут до дома; тут уже недалеко.

— Ко мне уже вернулись силы, Эмми, — продолжал раненый. — Не оставайся здесь дольше, на этом холоду, да и снег опять валит!

— Я останусь здесь, пока они не понесут тебя: я боюсь идти домой одна!

Но носилки были уже готовы, Альфреда осторожно уложили на них, и Мартын, Малачи, Генри и Джон понесли больного.

— А где же Персиваль? — спросила Эмми.