Маленький дикарь - Марриет Фредерик. Страница 30

— Что значит сельский причетник? — спросил я.

— Сельский причетник, — ответила она, — это человек, исполняющий скромные обязанности в церкви прихода, к которому он принадлежит.

— Что же он делает? — спросил я опять.

— Он выбирает псалмы, которые нужно петь, и руководит ответами во время богослужения в храме. Он ведет записи рождений, смертей и погребений, наблюдает за церковными памятниками и церковным имуществом; иногда исполняет обязанности звонаря и могильщика. Мой отец, кроме того, был еще учителем в приходской школе, куда все бедняки посылали своих детей.

— Я знаю, что такое дети, Джаксон говорил мне, но что значит приходская школа?

— Это такая школа, — ответила м-с Рейхардт, — где за учение платит весь приход, кроме самых бедных жителей, дети которых учатся даром. Таким образом, — продолжала она, — отец мой был чрезвычайно занят. В маленьких, захолустных городках один человек нередко исполняет обязанности многих. Отец мой сверх того считался еще и лучшим костоправом и ветеринаром в округе, а иногда зарабатывал деньги исполнением разных сельских работ. Он делал изгороди, копал канавы, чинил соломенные крыши. Тем не менее он еще находил время читать Библию и заниматься воспитанием своей дочери, то есть моим.

— А где же была ваша мать? — спросил я.

Мне показалось очень странным, что она говорила только про своего отца.

— Моя мать умерла вскоре после моего рождения. Сначала я оставалась на попечении одной бедной женщины, которая нянчила меня, но когда я начала ходить и проявлять некоторую смышленость, отец мой так привязался ко мне, что не отпускал меня от себя ни на минуту. Он старательно учил меня всему тому, что сам знал, и хотя его познания были невелики, они все же положили хорошую основу будущему моему образованию и возбудили во мне желание учиться далее. Я всячески старалась найти средства расширить мои знания. Я с самого раннего детства выказывала необычайную любознательность, постоянно задавала вопросы не только моему отцу, но и его посетителям и друзьям. Они считали меня живым и милым ребенком и охотно удовлетворяли мой пытливый ум. Таким способом я научилась многому и, наблюдая за всем, что происходило вокруг меня, быстро развивалась.

Отец мой, заметив мои успехи, с особенным удовольствием и гордостью заставлял меня читать вслух Библию. Это вызывало множество вопросов с моей стороны и множество объяснений со стороны моего отца. Я в скором времени освоилась со Священным Писанием и понимала его дух и значение лучше многих взрослых людей.

Любовь моя к такого рода занятиям обратила на меня внимание доктора Брейтвеля, нашего приходского священника. Он разрешил мне учиться вместе со своими детьми, руководил моим образованием и еще более развил во мне наклонность к изучению всего, что касается религии. Тринадцати лет я прямо выделялась своими познаниями в христианском учении, и меня зачастую призывали в дом священника, где я удивляла важнейших членов прихода легкостью, с которой отвечала на самые сбивчивые вопросы.

ГЛАВА XXX

— Приблизительно около этого времени я познакомилась с мальчиком-сиротой — питомцем богадельни. Он был оставлен на попечение прихода вследствие внезапной смерти его родителей — немца-часовщика и его жены. Умерли они от злокачественной лихорадки, жертвой которой сделалась в то время большая часть рабочего населения. Отец мой иногда посылал меня с поручениями к директору богадельни, человеку суровому и строгому, которого я очень боялась. Я заметила бледного и грустного мальчика, который казался очень несчастным. Никто не обращал на него внимания. Он бродил один, без присмотра, по большому, неуклюжему зданию, между полоумными и идиотами, — одним словом, вел жалкую жизнь мальчика, выросшего в богадельне.

Я вижу по твоему лицу, что тебе хочется спросить, что это значит? — сказала м-с Рейхардт. — Постараюсь объяснить тебе. В Англии почти в каждом приходе существует дом, специально предназначенный для убежища бедных и бесприютных, начиная с новорожденных и кончая стариками. В богадельню определяются все те, кто не способен сам поддерживать свое существование. Они живут в этом здании, их одевают и кормят; молодым, по возможности, дают образование и научают их какому-нибудь ремеслу. Старики же пользуются утешением религии, которое черпают в беседах со священником.

— Вероятно, — заметил я, — эти люди считают себя очень счастливыми и благодарны за такое попечение о них?

— Я заметила совершенно обратное, — ответила м-с Рейхардт, — поступить в богадельню считается для рабочего чем-то постыдным. Судьба бедного мальчика казалась мне очень жалкой. Я узнала, что имя его — Генрих Рейхардт. Он не говорил ни на каком языке, кроме немецкого, никто не понимал его и не обращал внимания на его внутренний мир. Он родился в сравнительном довольстве и в приличной обстановке и, видимо, страдал от того положения, в котором очутился после внезапной смерти родителей. Мне часто случалось заставать его в слезах. Нежные черты его лица, белокурые локоны резко отличались от грубых лиц и всклокоченных волос его товарищей. Его несчастный вид всегда производил на меня глубокое впечатление. Я приносила ему маленькие подарки и всячески старалась выказать ему сочувствие. Сначала он казался только удивленным, но вскоре я заметила, что мое внимание доставляет ему большое удовольствие. Он считал мои посещения единственным своим утешением. Я уже и в то время имела большое влияние на своего отца, и мне удалось так сильно заинтересовать его судьбой этого мальчика, что он согласился взять его из богадельни и приютить под своим кровом. Ему не особенно хотелось обременять себя воспитанием ребенка-иностранца, который ввиду незнания языка не мог быть ему особенно полезным, но я обещала научить мальчика английскому языку и уверяла моего отца, что в самом непродолжительном времени он найдет в нем способного помощника. Он не особенно доверял моим обещаниям, но желание быть мне приятным побудило его согласиться на мое предложение. Я, не теряя времени, принялась за свой курс преподавания и вскоре убедилась в том, что ученик мой обладает весьма хорошими способностями и твердой решимостью научиться всему, чему позволяли обстоятельства. Спустя немного времени мы уже были в состоянии сообщать друг другу свои мысли и впечатления, а через несколько месяцев уже читали вместе ту книгу, из которой я почерпнула столько неоценимых уроков. Я относилась к своему ученику с большим пристрастием и гордостью, проходила с ним тот же курс наук, который сама изучила под руководством священника, и искренне радовалась его успехам. Целыми днями беседовали мы с ним о великих событиях Священного Писания, переворачивая страницу за страницей, пока, наконец, не изучили его до такой степени, что нам уже не приходилось справляться с книгой. Отец мой казался очень довольным успехами моего преподавания и начал питать большую нежность к молодому Рейхардту, который превратился в ловкого, умного мальчика, способного быть ему настоящим, дельным помощником. Доктор Брейтвель также выказывал ему большую дружбу и доверие. Душа у юноши была очень благодарная, и он выказывал мне большую преданность. Он часто сопоставлял свое прежнее несчастное положение с настоящими счастливыми днями и горячо выражал мне свою признательность за то, что я избавила его от всего ужаса жизни в богадельне. При таких обстоятельствах немудрено, что мы горячо полюбили друг друга и уже детьми переживали все восторги и страдания, присущие настоящим влюбленным.

— Мне не хочется прерывать вас, — заметил я, — но все же я очень хотел бы знать, что значит влюбленные?

— Мне трудно было бы объяснить тебе это теперь, — ответила м-с Рейхардт с улыбкой, — но не сомневаюсь в том, что через несколько лет, если ты покинешь этот остров, ты поймешь все это без всякого объяснения. Надо мне, однако, отдохнуть и позаботиться о другом, что в настоящее время требует моего внимания.

ГЛАВА XXXI

Мне трудно выразить, как неоценимо было для меня присутствие м-с Рейхардт. Не будь ее со мной, я наверное погиб бы при данных обстоятельствах. Ее бодрость спасла меня от отчаяния, а пример ее действовал на меня еще сильнее, чем увещания. Находчивость, энергия и христианское смирение, которые она проявляла, благотворно действовали на меня. Она вселяла в меня бодрость духа и давала мне силу бороться со скудостью наших средств и с тем трудным положением, в котором мы находились вследствие потери всего нашего запаса рыбы. Она смастерила прочные удочки, и с помощью их мы оказались в состоянии удить рыбу на значительной глубине. Я нашел выступ скалы вышиною немногим более двух футов над водою, и мне удалось, хотя с большим трудом, спуститься туда. Однажды я расположился с моими удочками на этом выступе. Приманкой служили кусочки одного из моих пернатых любимцев, которыми горькая необходимость заставила-таки меня в конце концов пожертвовать. Я ждал с терпением, достойным настоящего любителя ужения рыбы. Я знал, что глубина в этом защищенном скалами уголке очень значительна, и опустил удочку на три или четыре ярда в воду. Поплавка у меня не было, и я только по движению удочки, которую обвязал вокруг руки, чувствовал, когда рыба клюет. Простояв некоторое время таким образом, я начал думать о рассказе м-с Рейхардт. Глаза мои были устремлены на удочку, но мысли были далеки от нее. Я весь перенесся воображением к бедному немецкому мальчику, вырванному из нищеты дочерью причетника. Я старался представить себе, что бы я сделал на его месте, и придумывал самые фантастические выходки, которыми проявлялась бы моя благодарность. Воображению моему рисовался целый ряд идеальных сцен и приключений, героем которых был никто иной, как я сам. Я испытывал такие сильные чувства, каких на деле никогда не переживал, и воображал себя предметом таких же чувств. Мысли эти вызывали во мне самые приятные ощущения…