Собачий бог - Арбенин Сергей Борисович. Страница 34
Больше в этот вечер о бешеных собаках не говорили, а после рекламы у ведущей был слегка смущенный вид.
Эльвира Борисовна купалась в лучах славы: уже третий местный телеканал брал у нее интервью. Она, правда, рассчитывала, что её позовут в студию, даже нарядилась соответственно – в укороченную песцовую шубку, которая не скрывала приятную полноту бедер, обтянутых фиолетовыми колготками, и в высоких, с наколенниками, белых сапожках. Под шубой у неё был строгий костюм, как и положено деловой женщине.
Но телевизионщики решили иначе: дескать, интервью в студии будет, но сначала, для антуража, надо отснять репортаж в самом приюте «Верный друг». Эльвира Борисовна пришла в ужас. Приют был переполнен, не чистился со дня основания, кирпичная кладка уже настолько пропиталась собачьими метками, что кирпичи вываливались из стен.
– Хорошо! – сказала она. – Но сниматься будем снаружи.
Оператор – совершенно несерьезный молодой человек в бандитской вязаной шапочке, с прыщами на лице, пожал плечами и сказал, не выпуская изо рта жвачку:
– Так даже лучше. Только чтоб собачки вокруг бегали.
– Собачки будут! – обрадовалась Эльвира и побежала к конторке, где безвылазно жила сторожиха, – она же бывший бомж, – в чьи обязанности входило всё. За это ей полагались крыша над головой и часть собачьего провианта, которым снабжали приют спонсоры. В провиант входили самые разные консервы, картошка, и даже почему-то мука.
– Людмила! – крикнула Эльвира, врываясь в сторожку. – Выводи собак.
– Тех самых? – сумрачно спросила Людмила.
Она лежала на топчане у «буржуйки», накрывшись поношенной дубленкой.
Сам репортер выглядел солиднее своего оператора. Во-первых, он был одет не как бандит или клоун, а как порядочный человек, чиновник: в строгой пыжиковой шапке, в демисезонной темной куртке, с кашне, приоткрывавшем светлый воротничок и галстук. Репортер размотал шнур микрофона и теперь ждал, сидя в машине, выставив ноги наружу, в открытую дверцу.
Эльвира уже бежала назад. За ней неторопливо шествовали три упитанные разнопородные собачки.
Репортер вылез из машины и подошел. Оператор сказал ему:
– Надо вольер поснимать. «Секонд» снимал, и «Телефакт» тоже…
– Не надо вольер! – встревожилась Эльвира. – Чего его по десять раз снимать? Только собачек понапрасну волновать.
Эльвира кокетливо стрельнула глазами сквозь густо закрашенные ресницы и довольно томно пояснила:
– Собачки – они ведь как детки, которые в детдомах родителей ждут. Вы же понимаете?..
Репортер пожал плечами. Не надо – так не надо. Ему вообще не хотелось ехать в этот сраный «Друг» и рекламировать сумасшедшую бабу, одетую, как проститутка.
Он сказал:
– Ну, давайте здесь. Встаньте ближе к питомнику, чтобы стена была видна.
– Не надо стену! – уже почти в отчаянии выкрикнула Эльвира. – Лучше вот тут, на площадке. Смотрите, как чудесно: снег, солнце, березки вдали…
– Собачье говно под ногами, – угрюмо и в тон добавил репортер.
Выплюнул сигарету и сказал:
– Вставайте, как хотите. Только собачек поласкайте. Давай, Алик.
Алик направил камеру на Эльвиру.
– Подождите! Мне надо волосы поправить!
Репортер вздохнул и сказал:
– Алик, сними пока собачек. И планы… А чего тут вонища такая?
Эльвира не стала обсуждать тему недофинансирования. Она напудрила нос, взбила челку, торчавшую из-под шапки, и наклонилась к собачкам.
– Ну, мои деточки, кто к маме на ручки пойдет?
Жирные детки сидели на задних лапах, вывалив розовые пуза. Жмурились на солнце. Изредка выкусывали из боков блох.
– Ну, давай ты, Кеша, – сладко сказала Эльвира кривобокой собачке с уродливой мордой недоделанного мопса.
Кеша лениво тявкнул и полез на подставленные ручки. И тотчас из-за стены питомника раздался многоголосый лай.
– Фу ты, черт! – сказал репортер, оглядываясь на питомник. – Они нам поговорить не дадут. Чего они?
– Съемок не любят, – кокетливо сказала Эльвира.
– Завидуют они этим, – сказал Алик, кивнув на Кешу. – Ишь, три толстяка.
Репортер сказал:
– Ну, черт с ними. Все равно разговор в студии будет… Ну, Эльвира Борисовна, вы готовы?
– Готова!
Эльвира ласково трепала Кешу, который внезапно заугрюмился.
– Значит, Алик, давай.
Он сунул микрофон Эльвире в лицо и спросил неожиданно бодрым голосом:
– И как же зовут эту красотку?
– Ке-еша! – протянула Эльвира.
– И как же она попала в приют? Неужели хозяин бросил?
– А вот представьте себе! Такую красавицу – и выбросил! Но ничего, Кешенька, мы тебе скоро другого хозяина найдем, доброго…
Эльвира стала сюсюкать и лезть к собаке с поцелуями. Кеша угрюмо воротил морду.
– Давно он у вас в приюте? – бодро вопрошал репортер.
– Кеша? Кеша – это «она». Давно! Мне принесли её дети под новый год. Представляете? Праздник, все гуляют, радуются, а на детской площадке замерзает насмерть несчастное существо.
– А может, он потерялся?
– Не «он», а «она»…
– Надо было объявление в газету дать.
– Я давала! – быстро соврала Эльвира и тут же взъярилась:
– А почему это приют должен разыскивать хозяев? Добрые хозяева сами ищут, и сами объявления в газетах дают. На газетные объявления, между прочим, тоже деньги нужны.
– Ладно, – сказал репортер прежним усталым голосом. – Алик, стоп. Эльвира Борисовна, вы сейчас про приют расскажете. Ну, сколько собак у вас, как их кормят. Как раз этот мопс на руках…
Эльвира мгновенно поняла и затараторила:
– Кормить наших собачек мы стараемся усиленно. Они ведь, сами понимаете, попадают к нам ослабленными, часто больными. Мы их лечим, можно сказать, нянчимся с ними. Ну и, естественно, даем усиленное питание. Благодаря нашим спонсорам, а также простым добрым людям, которые приносят и ко мне домой, и сюда привозят, всё, кто чем богат: консервы, колбасы, другие продукты, даже мясо, иной раз и деньги… Но вы не правы. Это не мопс. Это помесь, то есть, дворняжка. Но похож на мопса, правда? Приятно, что вы в породах разбираетесь. А то с государственного телевидения прислали девушку – она овчарку от таксы не отличила…
Тут она внезапно прервала свою речь и поглядела куда-то в сторону дороги.
– Да вот, кстати, идет гражданин. Вероятно, собачку искать, или помочь чем…
– Отлично! – репортер повернулся к дороге. – Алик!
Алик развернулся, держа на плече громоздкую камеру.
Со стороны трассы к ним действительно шел человек. Дородный мужчина в камуфляже. Он шел неестественно прямо, слегка откинув голову назад.
Лай в питомнике, затихший было, вспыхнул с новой силой. И на этот раз в лае слышались нотки страха и злобы.
Мопс, до этого смирно лежавший у Эльвиры на руках, внезапно повернул уродливую морду, и молча, без звука, вцепился в запястье своей патронессы зубами. Эльвира вскрикнула и отбросила Кешу. Мопс широко расставил кривые лапы и зарычал.
– Ну вот, перчатку чуть не порвал… – растерянно сказала Эльвира.
Повернулась к собачнику, откуда всё несся неистовый лай.
– Совсем взбесились, – сказала испуганно. – Пойду попрошу Людмилу – пусть присмотрит за ними, успокоит…
Она побежала к сторожке.
Высокий гражданин приблизился. У него было белое, даже синюшное лицо, и глядел он прямо перед собой невыразительными, погасшими глазами.
Репортер, держа микрофон перед собой, бодро кинулся наперерез:
– Здравствуйте! Мы из телеканала «АБЦ». Снимаем репортаж о питомнике «Верный друг». Можно вас на минуту?
Человек остановился. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.
– Представьтесь, пожалуйста… Как вас зовут?
Человек помолчал, как будто сосредотачиваясь. Потом губы его выговорили:
– Ка.
– Не понял? – дружелюбно переспросил репортер.
– Ка, которое не имеет имени, – медленно и глухо ответил человек в камуфляже. Он снова помолчал. – Ибо дела мои на весах Маат оказались тяжкими, я убил Ба священного шакала. Но меня не пожрал Амт с крокодильей пастью, и владыка Расетау вернул мое Ка на землю.