Чертова баба - Арбенина Ирина. Страница 15

— Да, да… — смущенно пробормотала уличенная в жестокосердии Светлова.

— Конечно, такие истории, как с Джеймсом Брауном, способны направить общественное мнение в нежелательное русло…

— А что это за история с Джеймсом Брауном?

— Джеймс Браун — один английский юноша. Он с детства интересовался ядами: изучал их, коллекционировал, и…

— И?

— Ну, в общем, вся его семья погибла.

— А большая была семья?

— Не маленькая, — вздохнул профессор Хензен, — сестра, тетя, мать, отчим…

— То есть этот Джеймс пробовал, как действуют его яды на родных и близких?

— Да. Он был признан невменяемым и помещен в лечебницу.

— И все?

— Нет, он вылечился.

— Ах, вот что… Значит, будет продолжение?

— Он вылечился, вышел из лечебницы и устроился работать в фирму по продаже канцелярских товаров.

— А эти люди, которые продавали канцелярские товары, они хоть знали, кого берут на работу?

— Им сообщили, что он лечился девять лет в соответствующем медицинском учреждении и признан абсолютно здоровым.

— Но не сообщили о его увлечении ядами и о том, как погибла его семья.

Верно?

— Верно…

— И что же дальше?

— Ну, видите ли, бывают накладки в нашей работе…

— Например?

— Например, никто из медперсонала не обратил внимания на фразу, которую Джеймс произнес, выходя из лечебницы…

— Что за фраза?

— «Я отравлю по одному человеку за каждый год, проведенный здесь!»

— Понятно… И сколько же сотрудников этой фирмы погибло? Девятеро?

— Нет… шесть. Полиция спохватилась раньше.

— Но это же… страшно! Если не сказать ужасно, — заметила Светлова. — И, по меньшей мере, странно при этом выглядит поведение врачей.

— Поймите, Анна, это странно только для обывателя, не вникающего в суть профессиональной проблемы, — терпеливо принялся объяснять Ганс Хензен. — Врач всегда на стороне пациента. Общество, увы, не поднялось еще до того уровня сознательности, чтобы добровольно принимать в свои ряды больных ради их выздоровления. Поэтому нам остается лгать, лгать и лгать, во имя излечения, во имя того шанса на выздоровление, который дает нашим больным современная медицина.

— Неужели вы оправдываете врачей, которые выпустили этого Джеймса Брауна на свободу?

— Сознаюсь, — вздохнул профессор Хензен, — нынешняя «открытая» психиатрия, принимающая во внимание права больных на личную свободу, снисходительно относится к неприятным случайностям.

— Значит, этот малый, который отравил столько людей, — «неприятная случайность»? — возмущенно поинтересовалась Светлова.

— Как ни тяжело будет вам это услышать — да.. К тому же такие случаи, как с Джеймсом Брауном, действительно большая редкость. Исключение! Обычно наши больные опасны только для самих себя, ну и…

— Ну и?

— Для самых близких, с которыми обычно связаны их болезненные подозрения, мании. Они редко реагируют агрессивно на посторонних.

— Вот как?

— Конечно, надо тем не менее признать, что насилие и угроза со стороны психически больных возникают все-таки значительно чаще, чем вообще в среде обычного населения.

— Все-таки почаще? Это вы признаете?

— Признаю… Глупо было бы отрицать! — грустно усмехнулся профессор Хензен. — Но отнюдь не чаще, чем, скажем, опасность, исходящая от других социальных групп.

— Вот как?

— Ну, скажем, безработные молодые люди не менее опасны. Впрочем, так же, как и лица, злоупотребляющие алкоголем, или мужчины третьего десятилетия жизни… Что же, прикажете тогда, на основании этой статистики, всех мужчин от двадцати до тридцати лет заключить под стражу?

— Ну, хорошо, не буду с вами спорить, я ведь не специалист. Однако я не совсем понимаю, какое все это имеет отношение ко мне?

Некоторое время профессор Хензен только испытующе смотрел на Светлову.

И вдруг Анна изумленно ахнула:

— То есть… — Она схватилась за голову. — То есть, вы хотите сказать, что нападения, которым я подверглась, это… дело рук вашего пациента, которого вы, по-видимому, где-то тут поблизости излечиваете в «обществе здоровых»?

Профессор Хензен молча кивнул.

— Но откуда вы узнали о том, что со мной случилось?

— Мне рассказала о ваших… м-мм… проблемах Дорис.

— Дорис?

— Да. Она и ее муж оказывают нам кое-какие услуги… Дело в том, что мы снимаем апартаменты на острове и поэтому часто пользуемся ее катером. Она в курсе того, кто я, а главное — кто мой пациент.

— И вы сознательно подвергаете жизнь окружающих опасности? — снова возмутилась Светлова.

— А вы представьте, Анна, что женщина, о которой я вам говорил, — это ваша сестра или близкий, очень близкий друг. А вы врач, понимающий, что есть шанс ей помочь. Как бы вы лично поступили? В такой приблизительно ситуации, — профессор вздохнул, — оказался и я.

— Кто такая Клара?

Аня вспомнила человека в бейсболке, который так неожиданно появился тогда возле пляжа нудистов и, честно признаться, напугал ее. Как теперь выяснилось, не зря… Теперь-то стало понятно, кто это был.

— Клара — это жена моего пациента, — объяснил Хензен.

— А что случилось с этой Кларой?

— Она… Погибла.

— Насколько я понимаю, не без помощи вашего пациента? — уточнила Светлова. Профессор печально кивнул:

— Он скинул ее со скалы, когда они путешествовали по Ирландии и прогуливались в окрестностях Лимерика. Там, знаете ли, такие удивительные скалы на побережье Атлантического океана…

— Догадываюсь… — пробормотала Светлова.

— Но теперь он идет на поправку-это очевидно.

— Неужели? Вот уж не подумала бы!

— Да, увы, отчасти вы, Анна, правы… Я недоглядел, и случился срыв.

Возврат, рецидив… Это естественно. Это случается иногда, в ходе течения болезни.

— Неужели все это и впрямь так «естественно», как вы говорите? — искренне усомнилась Аня.

— Анна, — взмолился Хензен. — Если вы обратитесь в полицию, то все лечение пойдет насмарку — вы сделаете несчастными многих людей!

«Однако, возможно, при этом я сделаю счастливой какую-нибудь женщину, которую этот пациент еще только собирается скинуть со скалы!» — подумала про себя Светлова, но не стала вступать в дискуссию с просвещенным профессором.

— А не случится ли так, — все-таки решила поинтересоваться она, — что однажды…

— Уверяю вас: ничего подобного больше не произойдет!

— Точно ли?

— То, что случилось с вами, — просто трагическое совпадение, случайность! Вы внешне напомнили ему его жену. Понимаете, вы с ней оказались удивительно похожи. Кроме того, когда он вас в первый раз увидел, вы находились неподалеку от…

— Пляжа нудистов?

— Да, и это оживило его подозрения, связанные с Кларой… Он считает ее, видите ли, дурной женщиной — развратной, скверной. Женщиной, которая хочет опорочить его доброе имя. Подозревает в изменах и разврате. Он потому и убил ее, что хотел «избавить от скверны».

— Радикальный способ, ничего не скажешь… — вздохнула Светлова. — А сейчас — он. Что же — уже не помнит, что скинул ее со скалы?

— В общем, да. Не помнит. Это стерлось в его памяти. Сейчас вы для него Клара. Он воспринимает вас как дурную женщину, которую…

— Поняла, поняла… надо «избавить от скверны»

— Верно. Отсюда и эти нападения.

— А насчет этой Клары… Это все было правдой?

— Нет. Она была совершенно приличной, порядочной женщиной.

— Но…

— Это и есть шизофрения. Маниакальные, ни на чем не основанные подозрения…

— Просто ужас! Значит, я теперь Клара, которую надо «избавить от скверны»?! Чудненько!

— Да-да, конечно, я понимаю ваш страх и возмущение, дорогая Анна, — вздохнул профессор Хензен. — Даже мы, врачи, не отрицаем, что прежняя изолирующая психиатрия была более эффективной… В том смысле, что лучше охраняла обывателя. Но…

— Чудненько, чудненько, — опять пробормотала Светлова, почти с содроганием вспоминая волну, закрывающую выход из грота, и человека «без лица», несущегося в лодке на бешеной скорости. Лично ее, — подумала про себя Светлова", прежняя «изолирующая психиатрия» вполне бы устроила!