Маэстро, вы убийца! - Марш Найо. Страница 13

— Как же я рад вас видеть, сэр!

— Привет, Фокс, старый дружище!

А вот и сержант Бейли с физиономией на целую сотую менее вытянутой и мрачной, чем всегда, и верный служака — сержант Томпсон. Сиплые голоса дружно пролаяли:

— Рады вас видеть, сэр!

Суперинтендант Блэкман, довольно улыбаясь, созерцал радостную встречу. Дождавшись, пока обмен приветствиями и рукопожатиями подойдёт к концу, он представил Аллейну лысого человечка, низкорослого и очень опрятного.

— Инспектор Аллейн, позвольте представить вам доктора Амптхилла, нашего полицейского врача.

— Здравствуйте, мистер Аллейн. Мне сказали, что вы хотели меня видеть. Извините, что заставил вас ждать.

— Я совсем недавно приехал, — сказал Аллейн. — Пойдёмте взглянем на место преступления.

Блэкман провёл их по коридору и отомкнул дверь, открывавшуюся прямо в сад. В воздухе пахло вечерней сыростью. Тьма уже сгустилась.

— Позвольте, я покажу дорогу, — вызвался Блэкман.

Длинный луч фонарика выхватил из темноты фрагмент извилистой тропы. Построившись гуськом, полицейские зашагали вслед за суперинтендантом. Невидимые во тьме ветви деревьев царапали щеки Аллейна, словно крючковатые старушечьи пальцы. Наконец, впереди замаячил совсем чёрный прямоугольник.

— Эй, Слиго, ты там? — окликнул Блэкман.

— Да, сэр, — отозвался из темноты невидимый голос.

Загромыхали ключи и заскрипели дверные петли.

— Подождите минутку, я найду выключатель, — сказал Блэкман. — Вот и готово.

Вспыхнул свет. Аллейн обогнул деревянную перегородку и очутился в студии.

В нос ему шибанул едкий запах краски и терпентина, а в глаза брызнул сноп света. Мощная лампа, установленная над подиумом, заливала его ярким светом подобно тому, как освещает пациента светильник над столом хирурга. Блэкман повернул только один выключатель — поэтому остальная часть студии оставалась в темноте. При всем желании трудно было достичь более драматического эффекта. Голубая шёлковая драпировка сияла столь ослепительно, что резала глаз. Складки ниспадали волнами, пронзённые посередине окровавленным кинжалом. Торчавшее, как гвоздь, лезвие отбрасывало зловещую тень на голубую ткань. На краю этой композиции, внезапно исчезая в тени, расположился вытянутый белый холм.

— Ни к драпировке, ни к ножу никто не притрагивался, — доложил Блэкман. — Хотя что-то, разумеется, сдвинули, когда приподнимали жертву.

— Конечно, — кивнул Аллейн. Подойдя вплотную к подиуму, он осмотрел лезвие. Острое, трехгранное, резко заострённое к концу, оно напоминало огромную упаковочную иглу. На кончике бурела ржавчина. Заржавело и самое основание кинжала, выглядывавшее из складок шёлковой материи. Рядом багровели два пятна запёкшейся крови. Аллейн кинул взгляд на доктора Амптхилла.

— Кровь потекла, должно быть, когда жертву приподняли, сняв с кинжала?

— Что? Ах, да. Думаю, что кровотечение продолжалось до самой смерти. Насколько я понимаю, опустив убитую на доски, больше её уже не трогали. Когда я приехал, тело лежало там же, где и сейчас.

Врач повернулся к белоснежному холму.

— Снять?

— Будьте любезны, — кивнул Аллейн.

Доктор Амптхилл сдёрнул простыню.

Трой сложила руки Сони на её обнажённой груди. Тень от скрещённых рук падала вниз таким образом, что нижняя часть торса покойной скрывалась в темноте. Зато плечи, руки и голова были залиты ослепительно ярким светом. Тонкие брови слегка вздёрнуты, словно в изумлении.

— Трупное окоченение выражено чётко, — сказал врач. — Смерть наступила одиннадцать часов назад.

— Вы осмотрели рану, доктор Амптхилл?

— Только снаружи. Судя по всему, лезвие было укреплено не строго вертикально. Оно прошло между четвёртым и пятым рёбрами и пронзило сердце.

— Давайте взглянем на рану.

Аллейн аккуратно перевернул одеревеневшее тело набок. На спине чётко выделялись загоревшие участки. Примерно в трех дюймах левее позвоночника темнел след прокола. Несмотря на окружавший её венчик запёкшейся крови, сама дырочка казалась крохотной и аккуратной.

— Да, — кивнул Аллейн. — Все выглядит именно так, как вы сказали, доктор Амптхилл. Нужно сфотографировать. Бейли, попробуйте снять отпечатки. С покрывала, кинжала и досок. Надежды, конечно, немного, но вы уж не ударьте лицом в грязь.

Пока Томпсон настраивал фотоаппарат, Аллейн повернул остальные выключатели и приступил к осмотру залитой ярким светом студии. Фокс присоединился к нему.

— Странное какое-то преступление, — сказал он. — Я бы сказал — романтическое.

— Господи, Фокс, у вас слишком мрачные представления о романтизме.

— Тогда — громкое, — поспешил исправиться Фокс. — К утру сюда нагрянут целые орды репортёров.

— Хорошо, что вы мне напомнили — я должен отправить телеграмму Батгейтам. Они ждут меня завтра. Перейдём к делу, Братец Лис [7]. Сейчас мы видим студию такой, какой она была этим утром, когда собрался весь класс. На всех палитрах смешаны краски, на мольбертах укреплены холсты. У нас есть семь эскизов — семь разных версий обнажённой натуры.

— Да, это ценно, — согласился Фокс. — Те из них, по меньшей мере, которые имеют хоть отдалённое сходство с человеческим существом. Вот эта кошмарная мазня слева больше напоминает мне скопище червей, чем обнажённую женщину. Неужто это и в самом деле она?

— Похоже, что да, — произнёс Аллейн. — судя по всему, этот художник отдаёт предпочтение сюрреализму, или выражает свои чувства в ином измерении, недоступном нам, простым смертным.

Он присмотрелся к холсту, потом перевёл взгляд на рабочий столик.

— Вот, нашёл. На коробке с красками. Филлида Ли. Да, Фокс, работа довольно чудная, согласен. Зато вот эта громадина по соседству уже придётся нам по вкусу. Тут уж все чётко и ясно.

Аллейн указал на монументальное полотно Кэтти Босток.

— Здорово, — восхитился Фокс. Он водрузил на нос очки и вперился в картину.

— Здесь прекрасно показано положение тела, — сказал Аллейн.

Полицейские переместились к мольберту Седрика Малмсли.

— А вот тут, похоже, трудился наш иллюстратор, — заметил Аллейн. — Да, вот как раз и рисунок к криминальному сюжету.

— О Боже! — воскликнул поражённый до глубины души Фокс. — Он изобразил девушку уже после смерти!

— Нет, нет, — поспешил успокоить его Аллейн. — Это изначальный материал. Он только добавил сюда кинжал и мертвенный взгляд. Вот тут целая охапка таких набросков. Гм, довольно соблазнительные формы — что-то есть в его манере от Бердслея, по-моему. Ого! — Аллейн обнаружил изящную акварель в старинном стиле, изображавшую троих косцов посреди поля со скирдами сена, за которым виднелись подстриженные ивы, а в отдалении высился средневековый замок с зубчатыми стенами, витиеватыми оконцами и резными башенками. — Занятно, — пробормотал Аллейн.

— Что именно, мистер Аллейн?

— Чем-то мне это знакомо. Не могу вспомнить — словно одна половина мозга опережает другую. Ладно, не имеет значения. Послушайте, Братец Лис: прежде чем двигаться дальше, мне бы хотелось рассказать вам о том, что уже известно мне. — И Аллейн изложил ему всё, что узнал из рапорта Блэкмана и из беседы с Трой. — И вот, что из этого вышло, — закончил он. — А ведь вся эта история с кинжалом и завязалась-то десять дней назад лишь потому, чтобы доказать: да, мол, автор не приукрасил, убить так и в самом деле можно.

— Понимаю, — кивнул Фокс. — Что ж, теперь авторскую версию можно считать окончательно доказанной.

— Да, — невесело согласился Аллейн. — Окончательно и бесповоротно. Кстати, как видите, Малмсли изобразил, что кончик кинжала торчит из-под левой груди убитой. И для пущей убедительности добавил алую струйку крови. Н-да, любопытное собрание.

— А вот эта картина мне по-настоящему нравится, — с одобрением сказал Фокс.

Он остановился напротив мольберта Вальмы Сиклифф. На картине, написанной размашистыми и сочными мазками, была изображена подчёркнуто удлинённая обнажённая фигура. Художница использовала необычное сочетание синих и розовых тонов.