Увертюра к смерти - Марш Найо. Страница 16

— Я жду, дочь моя, — проговорил ректор. В ответ он услышал ужаснувшее его резкое, злое рыдание.

Несмотря на простуду, мисс Кампанула была счастлива. Она собиралась исповедоваться и ощущала гармонию со всем миром, чувствуя себя юной и восторженной. Состояние мрачного уныния, в котором она проснулась сегодня утром, полностью исчезло. Она даже ощутила прилив хорошего настроения, когда подумала о том, как Элеонора будет играть свою “Венецианскую сюиту” на завтрашнем спектакле. С этим ужасным нарывом на пальце Элеонора наверняка все испортит, и тогда все подумают: как жаль, что не предложили это сделать Идрис Кампанула. Эта мысль наполняла её счастьем. В последнее время она никогда не знала, какое настроение будет у неё через минуту. Оно менялось самым странным образом от состояния восторженности до страшной раздражительности, которая находила на неё так стремительно и по таким пустяковым поводам, что это пугало её. Словно — как у персонажей Нового Завета — внутри неё сидел дьявол, зверь, который мог навлечь на неё чёрные мысли и заставить дрожать от гнева. Она призналась в этих приступах ярости отцу Коупленду (они с Элеонорой так его называли между собой), и он был очень добр с ней и помолился за неё. Также, к её немалому удивлению, он посоветовал ей обратиться к врачу. Но она рассудила, что со здоровьем у неё все в порядке, не считая прострела и естественных процессов, связанных с тем, что она становилась, как, впрочем, все живущие на земле, немного старше. Мисс Кампанула быстро прогнала эту мысль, так как от неё был один шаг до депрессии и тогда дьявол возьмёт над ней верх.

Шофёр подвёз её к церкви. Они приехали на несколько минут раньше назначенного срока, и она решила заглянуть в ратушу, чтобы посмотреть, начал ли комитет общества подготовку к завтрашнему вечеру. Конечно, все декорации будут делаться завтра утром под её наблюдением. Но до этого надо подмести полы, вынести столы и сдвинуть скамейки. Может, там сейчас Элеонора, или даже сам отец Коупленд заглянул туда по пути в церковь. В который раз за это утро её вновь охватил восторг. Она знала, почему чувствует себя такой счастливой. Возможно, он будет в Пен Куко во время этого смешного “прогона ролей” в пять часов. Но самое главное — сегодня её очередь председательствовать на заседании вечернего кружка любителей книги в гостиной у ректора. Когда все закончится, она заглянет к нему в кабинет, где отец Коупленд будет совсем один, и они немного побеседуют.

Приказав шофёру подождать, она пошла по усыпанной гравием тропинке, ведущей к ратуше.

Дверь была заперта. Она почувствовала, как начинает раздражаться. Наверное, эта деревенская молодёжь решила, что сделано достаточно много для одного дня. Этого следовало ожидать. Они удрали, оставив половину работы на завтра. Она уже собиралась возвращаться, когда услышала доносившееся изнутри неясное бренчание. Кто-то очень плохо играл на рояле, нажав на правую педаль. Внезапно мисс Кампанула овладело непреодолимое желание выяснить, кто это делает. Она принялась стучать в дверь. Шум внутри сразу же прекратился.

— Кто там? — крикнула мисс Кампанула гнусавым от простуды голосом и опять забарабанила в дверь.

Ответа не последовало.

“Задняя дверь! — подумала она. — Может, она открыта”.

Она обошла вокруг здания. Задняя дверь также была закрыта, и, несмотря на то, что мисс Кампанула громко и долго стучала, испортив при этом чёрные лайковые перчатки, ей никто не открыл. С покрасневшим от напряжения и подступающей ярости лицом она ещё раз обошла вокруг здания. Белые от изморози окна были расположены выше уровня её глаз. Но на одном из них, последнем, рама была приподнята. Мисс Кампанула вернулась обратно и увидела, что её шофёр следовал за ней от церкви на машине.

— Гибсон! — крикнула она. — Гибсон, иди сюда! Шофёр вышел из машины и подошёл к ней. У него были грубые черты лица, но хорошее телосложение. Он прекрасно смотрелся в модной темно-коричневой ливрее и блестящих гамашах. Он прошёл вслед за своей хозяйкой мимо входной двери и обогнул здание.

— Я хочу, чтобы ты заглянул в это окно, — сказала мисс Кампанула. — Там внутри кто-то есть и при этом ведёт себя очень подозрительно.

— Хорошо, мисс, — ответил Гибсон.

Он схватился за подоконник. Мускулы под тонкой тканью напряглись, когда он пытался подтянуться, чтобы глаза оказались на уровне окна.

Мисс Кампанула громко чихнула, высморкалась в огромный носовой платок, пропитанный эвкалиптом, и прогнусавила:

— Ты видишь что-нибудь?

— Нет, мисс, там никого нет.

— Но там должен кто-то быть, — настаивала она.

— Я никого не вижу, мисс. Все кругом убрано, как для завтрашнего мероприятия.

— Где рояль?

— На полу, мисс, перед сценой. Гибсон спустился вниз.

— Должно быть, они ушли в одну из задних комнат, — пробормотала мисс Кампанула.

— Мог ли этот человек выйти через переднюю дверь, пока мы с вами огибали здание?

— Ты видел кого-нибудь?

— Не могу сказать, мисс. Я разворачивал машину. Но те, кто был внутри, могли свернуть с тропинки в сторону прежде, чем я их заметил.

— Мне кажется это все более странным и подозрительным.

— Да, мисс. Смотрите, мисс Прентайс выходит из церкви.

— Да?

Мисс Кампанула принялась близоруко вглядываться в дорогу, ведущую от церкви. Она разглядела южные ворота церкви и фигуру в дверном проёме.

“Я не должна была опаздывать, — подумала она. — Элеонора, как всегда, опередила меня”.

Она приказала Гибсону ждать её около церкви, пересекла дорогу и широким шагом направилась к калитке. Элеонора все ещё стояла на крыльце. Мисс Кампанула кивнула своей подруге и с удивлением заметила, что та выглядела ужасно.

“С ней что-то случилось”, — подумала мисс Кампанула, и где-то в глубине её души, на границе сознательного и бессознательного, зародилась горячая надежда, что ректор был недоволен Элеонорой на исповеди.

С радостью в сердце мисс Кампанула вошла в церковь.

В тот самый момент, когда мисс Прентайс и мисс Кампанула встретились у южных ворот церкви, Генри, который находился в это время в Пен Куко, осознал, что не может больше оставаться дома. Он был полон беспокойства и нетерпения. Они с Диной выполнили договор и после того утра на холме больше не встречались наедине. Генри сразу же объявил об их намерении отцу — за завтраком, в присутствии Элеоноры.

— Это идея Дины, — сказал он. — Она называет это перемирием. Так как наши с ней отношения развиваются на глазах у всех и так как её отец очень расстроен разговором, который был у тебя с ним, кузина Элеонора, вчера вечером, Дина считает, что будет хорошо, если мы пообещаем ему, что отложим то, что ты назвала подпольными встречами, на три недели.

Он посмотрел Элеоноре прямо в глаза и добавил:

— Я был бы тебе очень благодарен, если бы в этот период ты не разговаривала с ним на эту тему. В конце концов, это в первую очередь касается только нас с Диной.

— Я буду делать то, что посчитаю своим долгом. Генри, — сказала мисс Прентайс.

— Боюсь, что да, — ответил тот и вышел из комнаты.

Они с Диной писали друг другу. Генри увидел, как однажды за завтраком мисс Прентайс внимательно вглядывалась в первое письмо Дины, лежавшее рядом с его тарелкой. Он переложил письмо в нагрудный карман своего пиджака, но при этом был шокирован выражением лица кузины. После этого случая он стал спускаться на завтрак пораньше.

В течение этой трехнедельной передышки Джоуслин ни разу не заводил с ним разговор о Дине, но Генри очень хорошо знал, что мисс Прентайс продолжала изводить эсквайра при любом удобном случае. Несколько раз, входя в кабинет отца, Генри заставал их вдвоём с Элеонорой. Молчание, которым неизменно сопровождалось его появление, неловкие попытки отца скрыть это и неловкая улыбка сразу же куда-то ускользавшей мисс Прентайс не оставляли у Генри никаких сомнений о предмете их беседы.

Сегодня утром Джоуслин был на охоте. Мисс Прентайс должна вернуться из церкви часам к трём, и перспектива оказаться за чаем один на один с кузиной казалась ему просто невозможной. Она отказалась взять машину и вернётся уставшая и измученная. Хотя сам Джоуслин учил её водить, она оставалась верна своей привычке обходиться без машины, — привычке, приводившей в ярость обоих мужчин из Пен Куко. Она ходила вечерами в церковь пешком, даже под проливным дождём, и после этого простужалась и страдала от сводивших с ума мигреней. Однако сегодня погода была хорошая, время от времени даже выглядывало солнце. Генри взял трость и вышел из дому.