Заклятье древних Маори - Марш Найо. Страница 25
Было похоже, что Квестинг уже возвестил о подходе окончательного срока расплаты. Во всяком случае, Клэры сидели в пятницу за завтраком словно в воду опущенные. Они почти ничего не ели, но зато Дайкон не раз и не два перехватывал их обращённые друг на дружку взгляды, полные мольбы и отчаяния.
Смит, казавшийся и впрямь потрясённым после прыжка с моста, позавтракал рано и уже ковырялся по хозяйству, словно подтверждая тем самым, что честно отрабатывает свои харчи.
И без того мрачную и напряжённую обстановку усугубляло поведение Хойи, которая, поставив перед носом доктора Акрингтона тарелку с овсяной кашей, вдруг ни с того, ни с сего разразилась слезами и как угорелая вылетела из столовой, жалобно подвывая.
— Что за муха её укусила, черт побери! — изумился доктор Акрингтон. — Я ведь ничего ей не сказал.
— Она из-за Эру Саула, — наябедничала Барбара. — Мам, он опять начал её подкарауливать, когда она возвращается домой.
— Да, милая, я знаю. Тс-с! — Нагнувшись к мужу, она произнесла своим особым голосом: — Мне кажется, милый, ты должен поговорить с Саулом. Он совсем распоясался.
— О, дьявольщина! — пробормотал полковник себе под нос.
Мистер Квестинг отодвинул стул и быстрыми шагами покинул столовую.
— Вот с кем тебе поговорить надо, отец, — назидательно сказал Саймон, кивая на дверь, за которой скрылся Квестинг. — Видел бы ты, как он…
— Не надо, прошу тебя! — взмолилась миссис Клэр, и за столом опять воцарилось молчание.
Гаунт завтракал у себя в комнате. Накануне вечером он был беспокойным и раздражительным, все у него валилось из рук. Оставив Дайкона печатать на машинке, он вдруг, неожиданно для всех, вскочил в автомобиль, и помчал по чудовищной прибрежной дороге на север. Дайкону возбуждённое состояние актёра казалось одновременно нелепым и тревожным. За шесть лет службы у Гаунта Дайкон привык к чудачествам своего эксцентричного хозяина и находил их не только забавными, но даже милыми. Прежнее безудержное преклонение давно сменилось у Дайкона терпеливой и немного отвлечённой привязанностью, однако за десять дней в Ваи-ата-тапу это отношение тревожным образом изменилось. Словно Клэры, трудолюбивые, трогательные, робкие и пустоголовые, оказались путеводным и желанным маяком, к которому прибило потрёпанное штормами судно Гаунта. Дайкон не мог понять, почему актёр так к ним привязался. Впрочем, больше всего его беспокоила история с платьем Барбары. Однако, если поначалу молодой человек корил про себя Гаунта, считая, что тому изменил вкус, то теперь все чаще и чаще задумывался: а не потому ли он так осуждает затею с подарком, что не сам его делает?
Почтовая машина ежедневно проезжала по прибрежному шоссе около одиннадцати утра, и все адресованные Клэрам письма почтальон бросал в жестяной ящик, установленный на верхних воротах. Бандероли и посылки, не помещавшиеся в ящике, попросту оставлялись у ворот.
В то пасмурное утро Гаунт буквально исходил от беспокойства: что если Клэры замешкаются, и свёртки с подарками насквозь промокнут под дождём? Дайкон уже всерьёз сомневался, удастся ли Гаунту сохранить инкогнито, или актёр соблазнится и не устоит перед искушением сыграть роль доброго крёстного.
«Один лишь намёк и — пиши пропало», — гневно подумал он. — «А Барбара, если даже и откажется от дурацкого платья, будет предана ему больше прежнего».
После завтрака миссис Клэр и Барбара принялись как всегда хлопотать по дому. Саймон же, который обычно приносил почту, как на грех куда-то запропастился, потому что дождь всё-таки зарядил.
— Дубина! — возмущался Гаунт. — Спохватится час спустя — и приволочёт сюда какую-то мерзкую кашу!
— Если хотите, сэр, я сам схожу, — вызвался Дайкон. — Когда для нас есть почта, всегда звучит рожок. Я могу выйти, как только его услышу.
— Они догадаются, что мы чего-то ждём. Даже Колли… Нет, пусть сами бегают за своей дурацкой почтой. Барбара должна получить посылку из их рук. Вот только посмотреть бы… Могу ведь я сам сходить за своими письмами! Господи, похоже сейчас хляби небесные разверзнутся и обрушат на нас второй Великий потоп! Может, Дайкон, ты всё-таки прогуляешься и прихватишь почту, как бы ненароком?
Дайкон задрал голову, с сомнением посмотрел на небо, с которого стеной низвергались потоки воды, и спросил, не слишком ли сумасбродным покажется человек, которому вдруг вздумалось отправиться на прогулку в такую погоду.
— Не говоря уж о том, сэр, — добавил он по зрелом размышлении, — что почтовый автомобиль может на пару часов опоздать, и прогулка моя несколько затянется.
— Ты с самого начала противился моей задумке, — проворчал Гаунт. — Хорошо, пойдём тогда часик поработаем.
Проследовав за хозяином в его апартаменты, Дайкон уселся и вытащил из кармана записную книжку. Его так и подмывало разыскать Саймона и спросить, чем закончилось его ночное бдение.
Меряя шагами комнату, Гаунт принялся диктовать:
— Актёры, — произнёс он, — люди по натуре скромные и отзывчивые. Будучи, должно быть, более чувствительными, чем обычные люди, они тоньше чувствуют…
Дайкон поднял голову.
— Опять что-то не так? — недовольно спросил Гаунт.
— Чувствительные, чувствуют…
— Проклятье! Хорошо — они более восприимчивы, чем обычные люди, и более… Ну что ещё?
— Два «более» рядом, сэр.
— Ну так вычеркни второе сам! Сколько раз я тебе твердил, чтобы ты не прерывал меня по пустякам! Итак, они более восприимчивы, чем обычные люди, к тончайшим нюансам, нежнейшим оттенкам чувств. Я всегда замечал, что и сам обладаю этим уникальным даром.
— Прошу вас, сэр, повторите последнюю фразу. Ливень так барабанит по крыше, что я почти ничего не понимаю. Я остановился на «тончайших нюансах».
Гаунт свирепо ощерился.
— Что я, по-твоему, орать во всю глотку должен?
— Нет, сэр, но я мог бы ходить за вами по пятам и ловить каждое слово.
— Чушь собачья!
— О, кажется дождь стихает.
Дождь в самом деле прекратился с пугающей внезапностью субтропического ливня, а с земли и крыш строений Ваи-ата-тапу повалил густой пар. Гаунт заметно успокоился, и дальнейшая диктовка протекала уже без особых эксцессов.
II
В десять утра Гаунт в сопровождении Колли отправился к источникам греть ногу, а Дайкон поспешил на поиски Саймона. Нашёл он юношу в его убежище — безукоризненно вычищенной и убранной клетушке, заставленной журналами и учебниками по связи и радиоэлектронике. Саймон беседовал с Гербертом Смитом, который, при виде Дайкона, проворчал что-то маловразумительное и убрался восвояси.
В противоположность Смиту, Саймон встретил гостя почти радушно. Дайкон не знал, как воспринимает его этот парнишка, хотя и надеялся, что после случая у озера и поездки в Гарпун акции его у Саймона несколько выросли. Он подозревал, правда, что выглядит в глазах юнца отпетым бездельником и хлыщом, однако рассчитывал, что в целом отношение к нему не самое враждебное.
— Ну вот! — заявил Саймон. — Чего и следовало ожидать. Квестинг сказал Смиту, что, в отличие от всех нас, его выгонять не собирается, и даже посулил положить ему вполне приличное жалованье. Что вы на это скажете?
— Довольно неожиданная перемена, да?
— Ещё какая! Что же он затеял?
— Может, он просто хочет, чтобы Смит набрал в рот воды? — предположил Дайкон.
— Это ещё мягко сказано! Он же бешеный, этот Квестинг. Попытался укокошить Берта, но сел в лужу. Знает, что во второй раз такой номер у него не пройдёт, вот и заладил: «держи язык за зубами, а уж я о тебе позабочусь».
— Не могу поверить…
— Знаете, мистер Белл, я уже по горло сыт вашей наивностью. Вы столько нянчитесь со своими театральными хлюпиками, что разучились различать перед собой настоящего мужчину.
— Дорогой мой Клэр, — заговорил Дайкон с некоторым пылом, — позвольте вам заметить, что способность орать во все горло и хамить всем подряд, в особенности тем, кто не отплатит вам той же монетой, ещё не делает человека настоящим мужчиной. Если же те, кого вы считаете мужчинами, занимаются только тем, что подкупают или убивают друг друга, то мне куда милее театральные «хлюпики», как вы изволили выразиться. — Дайкон снял очки и принялся исступлённо полировать и без того чистые стекла носовым платком. — Если слово «хлюпик» означает то, что я думаю, то ты — глупец и невежа. И перестань называть меня мистером Беллом. Ведёшь себя как последний лицемер.