Занавес опускается - Марш Найо. Страница 35

– Да. Короче, ты подозреваешь, что либо кто-то из Анкредов – скорее всего, Седрик, – либо мисс Оринкорт убили старика и, более того, предварительно вывели из игры основного конкурента.

– Я тебя слушаю, и мне уже самой кажется, что это абсурд. Как после кошмарного сна: проснешься – страшно, а потом понимаешь – глупости.

– Очень хорошо! – похвалил он. – Но пойдем дальше. Итак, если старика отравили пропавшим мышьяком, значит, убийство было задумано задолго до юбилея. Миллеман ведь говорила, что банка с отравой пропала достаточно давно. Так?

– Так. Хотя, если…

– Хотя, если старика убила сама Миллеман, то, следовательно, историю с пропажей она выдумала специально, чтобы впоследствии быть вне подозрений.

– Да, я говорила, что по Миллеман не поймешь, о чем она думает, но из этого вовсе не вытекает, что она замышляла убийство.

– А разве я сказал, что вытекает? Господь с тобой! Итак, если сэра Генри убил кто-то из Анкредов, выходит, убийцу подтолкнула речь сэра Генри на ужине и преступник еще не знал, что сэр Генри в тот же вечер составил новое завещание. При условии, что второе завещание было действительно составлено в тот же вечер.

– Если, конечно, его не убил просто со злости кто-нибудь из второстепенных наследников, посчитавший, что старик его надул.

– Или Фенелла и Поль, которым он вообще ничего не оставил. Да. Вот именно.

– Фенелла и Поль на такое не способны, – твердо сказала Агата.

– Ну а если убийца – Дездемона, или Томас, или Дженетта…

– Дженетта и Томас исключаются.

– …то версия об авторе шуток никуда не вписывается, потому что, когда начались первые проделки, ни одного из них в Анкретоне еще не было.

– В итоге остаются Соня Оринкорт, Седрик, Миллеман и Полина.

– Насколько я понимаю, ты в основном подозреваешь мисс Оринкорт и Седрика.

– В первую очередь Соню, – призналась Агата.

– Хорошо, тогда расскажи, моя радость, что эта дама собой представляет. Хватило бы у нее ума придумать такой план? Могла ли книга о бальзамировании подсказать ей, что, если в трупе обнаружат мышьяк, этот факт ничего не докажет?

– Она в той книге не поняла бы ни бельмеса, – уверенно сказала Агата. – Старый, стилизованный шрифт, буквы бледные, вместо «с» почти всюду «ф». Соня не из тех, кто станет с интересом изучать библиографические редкости, если, конечно, они не представляют интереса в более понятном ей денежном выражении.

– Теперь тебе полегчало?

– Да, спасибо. Я уже и сама кое-что сообразила. Мышьяк ведь действует очень быстро, правильно? И у него отвратительный вкус. Сэр Генри не мог проглотить его за ужином, потому что когда он уходил из театра, то, хотя и клокотал от ярости, чувствовал себя вполне нормально. А если… а если Соня подсыпала мышьяк ему в овлатин [25] – или не знаю, что там ему наливали на ночь в термос, – то разве мог он по глоточку выпить смертельную дозу и не заметить странного вкуса?

– Вряд ли.

Оба снова замолчали. «Телепатия дело сомнительное, – подумал Родерик. – Но попробую. Думай о другом! Интересно, она расслышала?»

Зазвонил телефон, и Родерик с радостью снял трубку. Звонил инспектор Фокс. С работы.

– Где же вас носило, старый вы черт? – В голосе Родерика была та особая сердечность, с какой мы приветствуем явившегося на помощь.

– Добрый вечер, мистер Аллен. Не хотелось бы причинять неудобства вам и миссис Аллен, но если вы не против…

– Приходите, приходите, – перебил Родерик. – Какие могут быть неудобства? Агата будет очень рада; правда, дорогая? Это Фокс.

– Конечно, – громко сказала Агата. – Пусть обязательно приходит.

– Вы очень любезны, – продолжал Фокс в своей размеренной манере. – Полагаю, я все-таки обязан сначала объяснить. Тут возник один вопрос по нашей части. Я бы сказал, совершенно необычные обстоятельства. Просто, я бы сказал, contretemps [26].

– Браво, Фокс, произношение у вас стало лучше.

– Мне бы побольше практики, сэр. Но, возвращаясь к нашему разговору… Полагаю, вам захочется, фигурально говоря, проконсультироваться с миссис Аллен. Насколько я могу судить, она сейчас рядом с вами.

– Что такое? – быстро спросила Агата. – Я слышала. В чем дело?

– Да, Фокс, – помолчав, сказал Родерик. – Но в чем дело?

– Это касается покойного сэра Генри Анкреда. Когда приеду, объясню, сэр. Пришло анонимное письмо.

IV

– Совпадения случаются часто, – надевая очки, сказал Фокс и разгладил на колене листок бумаги. – Думаю, вы согласитесь, сэр, что в нашей работе к ним привыкаешь. Вспомните, например, дело Гатериджа, когда наш сотрудник случайно попал в ту самую машину. Или дело Томпсона и Байуотерса…

– Я вас умоляю! – не выдержал Родерик. – Признаем, что совпадения случаются, и обойдемся без примеров. Тем более что пример налицо. Да, то, что моя жена гостила у Анкредов в их дурацком замке, самое что ни на есть неожиданное совпадение, и поставим на этом точку, черт побери! – Он посмотрел на Фокса: тот, как всегда, был почтительно-невозмутим и слушал с внимательным, серьезным видом. – Простите, Фокс. Я веду себя глупо, но у меня сложное отношение к собственной работе. Я стараюсь четко отграничить ее от моей личной жизни. Как, вероятно, заявили бы русские, очень нереалистический подход, и тем не менее наша жизнь с Агатой для меня – одно, а расследование преступлений – совершенно другое. Так надо же было, чтобы судьба дала мне под дых и, как на блюдечке, преподнесла Агате эту историю! Если там что-нибудь нечисто, Агате придется выступать свидетелем.

– Но, сэр, возможно, там ничего такого нет.

– Очень разумно. Именно это я только что вдалбливал Агате битый час.

Глаза у Фокса округлились.

– Да-да, она успела прийти к выводу, что юбилей в Анкретоне попахивал чем-то подозрительным.

– Вот как? – медленно произнес Фокс. – Неужели?

– Да, представьте себе. Она специально вышла, чтобы нам не мешать. Я могу хоть сейчас все вам рассказать, или, если хотите, расскажет она сама. Но вначале я лучше послушаю вас. Что это за бумага?

Фокс протянул письмо Родерику.

– В Ярд оно поступило вчера, прошло через обычные инстанции, потом наконец попало на стол к шефу, и сегодня вечером он меня вызвал. Вы к этому времени уже ушли, но шеф просил, чтобы я с вами переговорил. Письмо было в белом конверте, адрес написан печатными буквами: Лондон, Скотленд-Ярд, Уголовно-следственный отдел. Штемпель почтового отделения у вокзала «Виктория».

Родерик взял листок. Бумага была разлинована бледными линиями не совсем обычного светло-желтого цвета, сбоку были проведены поля. В письме лаконично и категорически заявлялось:

ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПОЛАГАТЬ, ЧТО В СМЕРТИ СЭРА ГЕНРИ ПОВИНЕН ТОТ, КОМУ ОНА ПРИНЕСЛА НАИБОЛЬШУЮ ВЫГОДУ.

– Водяные знаки – торговая марка писчебумажной фирмы «Кресент скрипт», – сказал Фокс. – Такие анонимки вещь обычная. За этим может ничего не стоять, сами знаете. Но, как всегда, придется проверить. Полагаю, надо поговорить с начальником тамошней полиции. И с врачом, который лечил старого Анкреда. Может быть, он сумеет внести какую-то ясность. Вот и все.

– Врач, конечно, постарается, – мрачно заметил Родерик. – Даже не сомневайтесь.

– Пока что шеф рекомендовал, чтобы я вам доложил и заодно поболтал с миссис Аллен. Он вспомнил, что перед вашим приездом она гостила в Анкретоне.

– Чтобы вы мне доложили? Другими словами, если что-то всплывет, он хочет, чтобы делом занялся я?

– Да, сэр, мне так показалось. Он еще пошутил, что в нашей практике пока не было случаев, чтобы первые показания следователь получал от собственной жены.

– Остряк выискался! Старый он осел! – непозволительно вспылил Родерик.

Фокс тактично потупил глаза.

– Ну ладно, давайте отыщем Агату, сядем и вместе обмозгуем эту галиматью. Агата у себя в мастерской. Пойдемте.

вернуться

25

Горячий напиток из молока, сахара и различных специй. Обычно англичане пьют его перед сном.

вернуться

26

Непредвиденное осложнение (франц.).