Ночь лунного страха - Арбенина Ирина. Страница 49

— Точно, — согласился Лопухин. — Место пристреляно. Только где нам спрятаться? — уныло спросил он Аулена. — Не поможешь?

«Убийца, наверное, хорошо ориентируется здесь, в лесу, — думал Лопухин. — Наверняка он давно уже за нами следил… И сейчас, возможно, наблюдает. Он нас видит. Мы его нет».

Как городскому человеку, то и дело готовому потеряться в трех соснах, Лопухину сейчас казалось, что он как на освещенной сцене: смотрит в этот лес-зал и видит только темноту; зато его видят из этой темноты отлично!

Почесывая свои маслянисто поблескивающие темные волосы, Аулен о чем-то размышлял.

«Если бы археологов из-за потревоженной могилы убил Аулен или кто-то из его соплеменников, — в свою очередь, думал Лопухин, — им ничего не стоило прикончить и меня. Зачем было ему меня будить? Я так крепко спал… Прикончить спящего „приезжего“ такому свежевателю дичи — пара пустяков. Иван рассказывал: они, эти местные охотники, шкуру с добытого медведя вместе с лапами и мордой на три счета снимают! Потом вешают на дерево и танцуют под ней, радуются жизни… Что такому „специалисту“ сыщик Интерпола?! Даже смешно».

На самом деле, пока Лопухин ждал итога размышлений своего спутника, ему было совсем не до смеха.

Понять по непроницаемым, как стоячая вода в лесном озерке, темным глазам охотника, что у того на уме, Никите было не под силу.

Думает ли Аулен о том, сколько заломить с Лопухина денег за свои услуги? Или о том, сколько времени уйдет на снятие сыщицкой шкуры «вместе с лапами и мордой»?

Вооруженному последними достижениями криминалистики интерполовцу даже и в голову не приходило, что в это время Аулен мысленно советовался с покровительствующим ему «волосатоглазым, волосатоногим» духом Унт-тонхом. Спрашивал, стоит ему, Аулену, связываться с «приезжим»? И эти консультации имели благоприятный для Лопухина итог. Унт-тонх дал добро…

— Помогу тебе, приезжий, — наконец коротко пообещал Никите Аулен. — Забирай свои вещи. Покажу, как схорониться…

— Аулен, а ты, что же, получается, значит, не бросил меня на произвол судьбы? — довольно растроганно заметил Никита.

— Получается, получается… — закивал охотник, — ты наш могила не трогал, ничего не копал, вот я тебя и не бросил. Спас!

— Ну спасибо! — растрогался Никита. — Век не забуду.

— Забудешь, забудешь. Не волнуйся, — успокоил его Аулен. — Уедешь и забудешь. Приезжий человек — память короткая!

— Как ты думаешь, он давно уже за нами следит? — осторожно спросил Лопухин у своего спасителя, имея в виду убийцу археологов.

— Как ночной зверь, однако, этот человек… — вздохнул Аулен. — И нам следить за ним надо! А то пропадем.

— Что, если он опередит и выследит нас раньше?

— Он убил тех, кто копал ночью, значит, теперь отсыпается, — оценил ситуацию с охотничьей точки зрения Аулен. — Говорю тебе, приезжий: как ночной зверь, однако, этот человек. Значит, теперь снова появится только ночью.

Дерева с таким дуплом Лопухину раньше видеть не доводилось. Здесь свободно размещалось все его снаряжение и он сам. Определив туда на постой интерполовца, охотник приступил к другим пунктам плана, который явно уже существовал в его туземной и давно немытой голове.

Довольно долго Аулен бродил по лесу и наконец, что-то обнаружив, позвал Никиту.

— Что там? — поинтересовался тот.

— След.

Лопухин наклонился. На земле действительно ясно просматривался след тяжелой рифленой подошвы.

— Думаешь, след убийцы?

Охотник кивнул. Он встал на колени, вытащил свой охотничий нож, замахнулся им и проколол оставшийся на земле след. Потом долго и монотонно бормотал что-то на своем языке.

— Так делают, чтобы загнать зверя, — покончив с этой процедурой, объяснил он Лопухину.

Насколько понял Никита, это было какое-то древнее магическое действо, состоящее из заклинания и прокалывания следа, которое совершают охотники, когда начинают преследовать добычу.

— Теперь, однако, должны поймать!

У Аулена был такой гордый вид, что и дураку было понятно: после всех этих предварительных, предпринятых им в помощь Лопухину мер не одолеть противника будет по меньшей мере позорно.

С наступлением темноты они наконец заняли свои позиции.

Аулен, обладающий умением неслышно передвигаться по лесу и вообще как-то совершенно сливаться с окружающей — родственной ему — средой, растворился в сумерках между деревьями. А Никита, кряхтя — все-таки он не белочка! — полез на дерево, в свое дупло. Из этого самого дупла, как со сторожевой вышки, Лопухину без труда удавалось просматривать все пространство вокруг бывшего палаточного лагеря.

Палатки они с Ауленом, чтобы замаскировать свой уход, оставили на прежнем месте. Но тот, кого они выслеживали, явно не был дураком и к брошенному палаточному лагерю интереса не проявлял. Во всяком случае, был уже первый час ночи, а в окрестностях лопухинского дупла и лагеря никто так и не появлялся. На самом деле Лопухин и не верил, что увидит его.

Теперь было окончательно понятно, что убийство парня, которого, как сказала ему Анна, Дэзи называла Лепорелло, было связано с теми картами, которые тот рисовал для нее. И судя по всему, тайна, обозначенная на этих картах крестом, и привела теперь сюда убийцу бедняги Лепорелло. Вполне возможно, этот человек уже нашел то, что помечено на карте… Тем более что сам-то Лопухин до сих пор понятия не имеет, где это находится! И стало быть, делать убийце Лепорелло здесь больше нечего.

Возможно, преступник решил не преследовать более оставшихся в живых свидетелей его пребывания здесь: Лопухина и местного охотника. Опасаясь, что после убийства археологов они теперь начеку и перестали быть легкой добычей. Скажем, он просто уже сделал здесь все, что хотел, выполнил поставленную задачу и поспешил убраться восвояси.

Тогда…

Тогда получалось, что Никита сидит в этом дупле, как… Ну, в общем, как дурак. И это еще самое мягкое определение. В русском языке, Никита это помнил, есть и гораздо более экспрессивные выражения и слова.

Прошло еще минут сорок мучительных сомнений и неудобного сиденья и ерзанья в дурацком дупле…

Однако не напрасно, наверное, охотник Аулен тыкал ножом в след подошвы и произносил свои заклятия…

Зверь выбежал-таки на ловца. Подействовала древняя магия или что другое? Но это, кажется, случилось…

Спасибо Ивану — упокой его душу! — не обокрал: прибор ночного видения позволял теперь Лопухину видеть каждое движение этой крадущейся тени. Bay!

Спасибо Унт-тонху и современной оптике!

Да, это был он… И что этот человек еще мог делать здесь, как не убивать и не искать то, что было, очевидно, спрятано Лепорелло? Предположить, что два человека переместились почти в одно и то же время из отельчика «Королевский сад», из центра уютной Европы в таежную глухомань, за тысячи и тысячи километров, и столкнулись здесь по случайному совпадению? Это было бы слишком невероятно…

Лопухин вглядывался в своего противника…

Его длинные волосы были туго стянуты сзади кожаным шнурком. Черты скуластого лица от этого еще больше обострились, и в лице появилось что-то хищное, чего Лопухин раньше не замечал. От этого ли или оттого, что шел он крадучись, особым шагом, каким здесь ходят охотники, во всем его облике вдруг стала просматриваться вполне определенная этническая принадлежность. Ни дать ни взять охотник Аулен…

«Да он местный… Вот в чем дело!» — ахнул Лопухин. Вот в чем дело… Этот человек чувствует себя здесь как дома и легко ориентируется в этом дремучем лесу. Лесной человек, здешний… Вот почему он так быстро нашел то, из-за чего Никита бесплодно плутал уже пару дней. Никита мог заблудиться в трех соснах, а этот не мог!

Никита видел, как тот светит фонариком, сверяясь со схемой, как достает лопату…

Но что он копает? Неужели вся загадка в еще одном жмурике? Даже пусть этому захоронению тысяча лет… Пусть за него в каком-нибудь музее и заплатят немало… Но стоила ли игра свеч? Точнее, стольких трупов? Ведь след смерти тянется за этим человеком от самого «Королевского сада». А может быть, и раньше.