Упрямица - Марш Эллен Таннер. Страница 3

Пол, сложенный из местного камня, сиял чистотой, отполированный за долгие годы до блеска множеством башмаков и туфелек во время охотничьих балов, свадеб и банкетов. Потолок из мощных деревянных стропил при­давал огромному холлу еще большее величие. Но Рэйвен всегда ощущала особый уют и непринужденность холла, стоило ей забрести сюда. Старинные ружья – некоторы­ми из них пользовались ее предки во время войн и мяте­жей – висели на стенах, украшенных коврами и гобеленами богатых теплых тонов. Вместительный камин, почти в половину человеческого роста, располагался под галереей для музыкантов. Облицовка камина была выполнена из полированного розового мрамора, привезенного около сто­летия назад из Италии.

Рэйвен медленно прошлась по пространству холла, бесшумно ступая мягкими кожаными туфельками и шур­ша бархатными юбками. Она шла и думала о музыке и смехе, еще совсем недавно звучавших тут и гулким эхом отдававшихся под сводами потолка. Бэрренкорты вот уже двести лет неизменно праздновали здесь все значитель­ные события. Она и сама принимала участие в балах по поводу сбора урожая и устраивала приемы вместе с от­цом. Хотя официально она должна была стать дебютант­кой лишь этой зимой, отец настоял, чтобы она стала хозяйкой балов, помогая ему. Гости были очарованы пре­красной улыбающейся девушкой, сердечно принимавшей их у себя, и нередко делали комплименты довольному отцу.

Отец и Рэйвен уже начали обдумывать ее бал-дебют; было это как раз перед самой смертью отца. Вспомнив об этом, Рэйвен погрустнела. Отец обещал ей лучший бал сезона, а платье у нее должно было быть красивее и тонь­ше, чем ангельские крылья. Он даже начал обучать ее сложным фигурам танца, традиционно открывавшего офи­циальные балы в Нортхэде. Танец был быстрый. Чем-то он напоминал пришедший в Англию от французов вольтэ, который стал весьма популярен во времена королевы Елиза­веты, но и их традиционному танцу хватало величественнос­ти, перенятой из итальянского павана. Никто из Бэрренкортов не приписывал себе чести введения танца в ритуал домашних балов, ни один архив не упоминал о нем – однако танец стал непременным украшением их семейных торжеств. По­коление за поколением сыновья и дочери Бэрренкортов разучивали танец, чтобы исполнить его при открытии бала.

Интересно, помнит ли она сложные па до сих пор? А мелодию? Напевая вслух, Рэйвен начала притопывать вытянутым вперед носком по каменному полу. Когда ритм и мелодия вспомнились достаточно точно, Рэйвен подхвати­ла широкие юбки, обнажив изящные щиколотки, и граци­озно закружилась по пустому холлу, словно танцуя с воображаемым партнером. Она была в восторге: фигуры получались сами собой. Нежные руки взметнулись вверх, юбки вихрем закружились вслед за ней. Длинные черные волосы вторили движениям восхитительно гибких бедер. Ей даже послышался голос отца, поправлявшего ее, если что-то не получалось, и хвалившего, если что-то удава­лось. Глаза её тут же вспыхнули от приятного и яркого воспоминания.

– Кхм!

Рэйвен замерла на месте. Щеки девушки порозовели, когда, обернувшись, она увидела слугу в ливрее. Хотя он и пытался сохранить серьезный вид, она успела заметить в его глазах блеск удовольствия и восхищения; не выдер­жав, она расхохоталась. Какая же она ветреница!

– Извини, Тиме. Я просто проверяла, помню ли еще все эти сложные фигуры.

– Конечно, помните, мисс Рэйвен, – ответил слуга, рассмеявшись вместе с ней. – И отлично, позвольте за­метить.

– Ты искал меня? – спросила Рэйвен, убирая со лба непокорные локоны и расправляя закрутившиеся юбки.

– Нет, мисс, я пришел закрыть двери. Молли оста­вила их открытыми после уборки.

– Какая жалость, что мы теперь вряд ли будем поль­зоваться Большим холлом, – сказала Рэйвен, выходя в коридор.

– Зачем вы так, мисс Рэйвен? – запротестовал Тиме. Проведя в Нортхэде практически всю жизнь, слуга прекрасно знал, какие чудесные балы устраивались здесь.

Рэйвен пожала плечами, глаза ее были полны печали.

– Я молода и не замужем, так что мне не к лицу устраивать балы и приемы, да и без папы мне этого совсем не хочется. – Она вздохнула и улыбнулась слуге печальной улыбкой. – Пойду-ка лучше займусь счетами.

Тиме посмотрел вслед девушке и нахмурился, сочув­ствуя молодой хозяйке. Но мисс Рэйвен так красива, тут же возразил он себе, вряд ли понадобится много времени, чтобы она отыскала достойного джентльмена, который бы составил ей пару. И тогда Большой холл снова наполнит­ся смехом гостей и музыкой оркестра.

Заметно поскучнев, Рэйвен открыла дверь отцовско­го кабинета. На массивном дубовом столе лежали кипа бумаг и несколько толстых гроссбухов. Временами коли­чество бумажной работы угнетало ее настолько, что ей просто хотелось завопить и бросить всю эту бумажную кучу в огонь. Разве могла она представить себе, сколько работы требует управление таким огромным поместьем? А ведь отец прекрасно справлялся с этим и позволял ей беззаботно скакать по пустошам Нортхэда. А управление включало в себя и руководство всеми домашними делами, и уход за многими акрами плодородной земли, и ренту арендаторов, и заботу о поголовье скота, и выплату слу­жащим в поместье людям… Хотя Рэйвен часто сопровождала отца на поля во время посевных работ и сбора урожая и даже научилась выбраковывать скот и прово­дить селекцию для улучшения породы, она никогда не мешала отцу, работавшему в тиши кабинета. Свалившиеся на нее обязанности застали ее врасплох, и она долго не знала, с чего начать.

Теперь, три месяца спустя, все выглядело уже не так мрачно. Для этого ей пришлось перелопатить горы бумаг, и она начала понимать, что к чему. Рэйвен села в огромное кожаное кресло отца и расправила юбки. Зерновые дали в этом сезоне плохие всходы из-за холода и проливных до­ждей, но того, что вырастет, хватит, чтобы заплатить слу­гам и на самые основные расходы в Нортхэде. И куча бумаг заметно уменьшилась. Она разбиралась во всем те­перь куда лучше, и дело подвигалось быстрее.

Вздохнув еще раз, Рэйвен открыла верхнюю книгу счетов и увидела колонки цифр, записанные аккуратным, разборчивым почерком отца.

С каким ужасом она села за этот блестящий стол впервые, еще оглушенная пережитой трагедией! Ей каза­лось, что она так никогда и не научится управлять Нортхэдом. Как выяснилось, ни один из соседей не верил в её силы. Они заезжали выразить ей свои соболезнования и уезжали, качая головой. Рэйвен понимала их. Такой груз не каждому мужчине по плечу, не то что хрупкой девчуш­ке восемнадцати лет. Они были добры и предлагали свою помощь. Но гордость Бэрренкортов не позволила Рэйвен принять их благотворительность, и она впряглась в рабо­ту, взвалив всю тяжесть на себя.

– И неплохо справилась, – похвалила она себя, проводя пальцем по столбцу цифр – Во всяком случае, я так считаю.

Она хихикнула, и на щеках заиграли соблазнительные ямочки. И тут же подумала, что, наверное, сходит с ума, вот уже даже сама с собой начала разговаривать. Посерь­езнев, она окунула перо в чернильницу и начала писать. Так она проработала без передышки несколько часов, со­средоточенно хмуря брови. В тишине раздавалось лишь тиканье бронзовых с позолотой часов. Отдаленный шум волн и печальные крики чаек были настолько естествен­ным фоном, что она их даже не замечала.

– Боже, вы только посмотрите на себя, мисс Рэй­вен! Вы уже совсем перестали есть, да? Святым духом питаетесь?

Рэйвен, словно очнувшись, взглянула на дверь. Во­шедшая в дверь маленькая пухлая старушка решительно подбоченилась и строго взглянула на девушку. Несмотря на покрытое морщинами лицо, глаза и походка женщины были по-молодому энергичны. Ханна Дэниэлс всегда ут­верждала, что хлопоты о шустрой и своевольной Рэйвен Бэрренкорт помогли ей сохранить молодость.

Рэйвен машинально взглянула на стрелки часов и по­разилась: было уже половина второго. Пустой желудок немедленно отреагировал громким урчанием, и Рэйвен звонко рассмеялась. Ханна не удержалась от ответной улыбки. Она давно уже не слыхала смеха Рэйвен.