Великолепие шелка - Марш Эллен Таннер. Страница 44

Он посмотрел на нее выжидательно, однако Чина ничего не ответила, ибо не слушала его: все внимание ее было обращено на оставшуюся ранее не замеченной ею одну корзину, стоявшую на земляном полу возле самой двери. Оттуда доносилось странное лепетание, явственно различимое даже несмотря на шум и трескотню ткацких станков.

– Боже мой, да это же ребенок! – воскликнула она, заглянув внутрь. В корзине лежала маленькая китаяночка, завернутая в пеленки из сырого шелка, прекрасная, как фарфоровая куколка, и глядела на нее любопытными зелеными глазами.

– Мисс Чина, не дотрагивайтесь до нее!

Ужас в голосе Дарвина Стэпкайна заставил Чину резко обернуться в тревоге, и ее рука, которой она собиралась было приласкать девочку, застыла в воздухе.

– Почему?

Лицо Дарвина нервно искривилось.

– Она... она... О... черт, боюсь, что я не имею права вам все рассказать.

– Почему? Она что, больна?

– Нет, не больна.

Нетерпеливо вглядываясь в покрасневшее лицо Дарвина, Чина рассчитывала, что он все же объяснит ей, в чем дело. Когда же ей стало совершенно ясно, что это не входит в его намерения, она с решительным видом обратилась к сидевшей возле ближайшего ткацкого станка женщине.

– С твоей дочерью все в порядке? – спросила она по-китайски, но получила в ответ только отсутствующий взгляд и отрицательное качание головой.

– Давайте забудем, что я говорил вам что-либо об этом ребенке, – предложил смущенно Дарвин. – Поверьте мне, он вполне здоров.

Поразмыслив, Чина сказала:

– Хорошо, пусть будет по-вашему.

Не произнеся больше ни слова, она отвернулась от корзины и вышла в прихожую.

Дарвин, следовавший за ней по пятам, прекрасно понимал, что любая другая женщина не смогла бы сдержать естественного, присущего ее полу любопытства и наверняка засыпала бы его вопросами. Мисс же Уоррик, напротив, больше ни разу не упомянула о ребенке и объявила лишь, пока меняла деревянные башмаки на туфельки, что ей пора уже возвращаться домой. Дарвин, восхищенный ее полной достоинства манерой держаться, которую она избрала в ответ на его странное поведение, проникся к ней еще большим уважением и симпатией, которые связывают обычно между собой самых близких, надежных друзей. А так как до этого ему не нравилась по-настоящему еще ни одна женщина, то он, потеряв всякое понятие о реальном соотношении вещей, тут же влюбился.

Впрочем, оно и неудивительно. Его опыт в отношении женщин был весьма ограничен и сводился к редким приемам в европейском квартале Сингапура, на которых он, испытывая крайнюю робость, не принимал участия в беседах и, считая себя неуклюжим, не танцевал. Самым приятным в его жизни было время, которое он провел вдали от Индонезии, овладевая науками в Кембриджском университете, где его товарищи по учебе находили его довольно приятным, но удручающе скучным. Его затворническая натура заставляла его по возможности избегать чьего бы то ни было общества, и хотя связь с бадаянскими Уорриками открывала перед ним множество дверей, он не пользовался этим преимуществом. В результате он так и не приобрел уверенности в себе в вопросах общения с прекрасным полом и не знал ничего о том, как следует себя вести в присутствии женщин.

Сегодня, однако, он ощутил себя безрассудно, необыкновенно раскованным или, иначе, пребывал в состоянии, ранее ему неизвестном.

Несмотря на то что поразительная красота Чины сама по себе относила ее в разряд женщин, в присутствии которых он неизменно начинал заикаться и краснеть, он тем не менее почувствовал вдруг, что не в состоянии сдерживать свою бьющую через край энергию, и болтал с ней без умолку в радостном возбуждении, пока они шли к ее лошади.

Чина между тем не имела ни малейшего понятия о тех эмоциях, которые его обуревали, и весело отвечала на его шутки, а потом заверила Дарвина, что ее экскурсия в цеха очень удалась и что она надеется быть полезной в семейном бизнесе.

– Едва ли я стану для вас помехой, – сказала она в конце.

Дарвин, не в силах оторвать от нее взгляд, все смотрел и смотрел ей в лицо, заверяя ее в том, что любая помощь, которую она предложит, будет более чем приветствоваться.

Пульс его участился, когда она поблагодарила его с любезной улыбкой, однако он был весьма уязвлен, если бы узнал, что она не испытывает по отношению к нему никаких ответных чувств.

Размышляя о китайском ребенке и странном поведении Дарвина, Чина отправилась в будуар матери, чтобы выпить вместе с ней чаю. Пока Мальвина одевалась, девушка в подробностях описала ей все, что видела на плантации.

– Не могу себе представить, что так разволновало Дарвина, – заметила она, завершая свое повествование. – Он сказал, чтобы я не дотрагивалась до ребенка, а затем отказался объяснить почему. – Ее лицо побледнело, когда ей в голову внезапно пришла ужасная мысль. – А что, в кампонгах не слышно об эпидемии холеры?

– Нет, слава Богу! – Пристегнув бриллиантовые клипсы, Мальвина выпрямилась, чтобы полюбоваться результатами своих усилий в матовом зеркале. – Это, наверное, была дочь Лиен Чин, и Дарвин просто не хотел говорить тебе об этом. Такой стеснительный балбес этот мальчишка!

– А кто такая Лиен Чин? Она из деревни?

– Лиен Чин – это мать ребенка. Насколько я помню, она умерла при родах. – Мальвина потянулась к румянам и начала старательно наносить их на щеки. На плантации «Царево колесо» ожидались вечером гости, и она хотела выглядеть наилучшим образом. Среди посетителей должен был быть один богатый китайский мандарин, совершенно помешавшийся на своей страсти к шелку и в надежде договориться о поставках ему драгоценнейшей ткани и прибывший сюда из Кантона. Мальвина собиралась исполнить по всем правилам ритуал поднесения ему прохладительных напитков.

– Боюсь, что имени ребенка я не помню, – продолжала она, обращаясь к отражению своей дочери в зеркале. – Оно очень длинное и невообразимо глупое. Что-то наподобие «Черной Жемчужины Востока». Да, как будто так.

– Но почему в таком случае Дарвин столь странно повел себя по отношению к девочке, если с ней все в порядке? – удивилась Чина. – Ведь это же такое невинное маленькое создание!

– Может быть, все дело в том, что это твоя сводная сестра, – сказала Мальвина резко. – Лиен Чин была одной из любовниц твоего отца, и Черная Жемчужина – его незаконная дочь. Она родилась через несколько месяцев после его смерти. Как мне кажется, он даже не догадывался, что его подружка зачала от него. – Она повела своим обнаженным плечом и добавила: – Удивительно, как это он, при его-то неразборчивости, не расплодил этих созданий в куда большем количестве. Впрочем, никто толком не знает, сколько на самом деле этих рыжеволосых полу Уорриков расселилось по близлежащим островам.

Гнетущее молчание последовало за словами Мальвины. Чина ощутила неимоверную тяжесть в груди. Ставни в будуаре матери были открыты, и из окна веял свежий юго-западный ветер, доносивший с собой из сада благоухание миндальных деревьев. И запах сей до конца дней будет напоминать Чине об этом столь трагическом мгновении, когда хрупкое здание ее жизни оказалось разрушенным до основания, а невинные представления ее – поверженными во прах, словно то были лепестки розы, облетевшие под порывами сурового ветра.

Поднявшись на одеревеневшие ноги, Чина направилась к выходу. Вдогонку ей раздался смех матери, горький и жалкий. И очень недобрый. Бесшумно ступая по коврам, коими были устланы полы в длинной, опоясывающей внутренний двор веранде, она подошла к наружной двери и, распахнув ее, бросилась вон из дома, на простор природы, в слепящее солнечное марево.

Слезы текли у нее по щекам, грудь раздирали горькие стенания. Ничего не видя перед собой, она бежала вперед по дорожке, а затем через арочный мостик, перекинутый над безмятежным, тихим прудиком, и наверняка бы упала, зацепившись краем юбки в конце моста, если бы ее вовремя не подхватили сильные мужские руки, принадлежавшие человеку, который поспешил к ней на выручку, заметив полубезумное выражение ее лица.