Загадочный супруг - Марш Эллен Таннер. Страница 22

Констанция сказала ей, что невесты всегда нервничают перед свадьбой и что нельзя винить Таунсенд в том, что от волнения она ведет себя не совсем разумно. Разве разумно с ее стороны опасаться того, что человек, просивший ее руки, может за эти несколько недель передумать? Что за годы их предстоящей совместной жизни не раз случится, что она не будет знать, как угодить ему?

Дверь спальни неожиданно распахнулась, положив конец всем воображаемым печалям Таунсенд. Мачеха и невестка ворвались в сопровождении небольшой армии служанок, чтобы провести ее через утомительный обряд одевания невесты. Раздалось шуршание папиросной бумаги, когда одна из горничных принялась распаковывать ее наряд, в то время как другие натирали Таунсенд с головы до ног лавандовым мылом и душистой водой. После этого ей пришлось долго сидеть обнаженной и дрожащей от холода в ванне, пока Кейт и Констанция спорили, чем прополоскать ей волосы. Констанция предпочитала лимонную воду, а Кейт настаивала на окопнике. Затем возник спор из-за корсета, как туго следует его затянуть. Они ссорились даже из-за того, сколько лент должна заплести Китти в косы Таунсенд.

Наконец Таунсенд была готова. И все они сошлись в одном – она выглядела как ангел. Ее атласное подвенечное платье, ниспадавшее широкими складками поверх расшитых серебром нижних юбок, подчеркивало ее стройную талию. Нитки жемчуга охватывали ее запястья и шею, волосы стекали на спину свободной, блестящей волной, а заплетенные у висков две косы были уложены короной на голове, где Китти связывала их бледно-лиловыми и серебристыми лентами так, что они падали одной толстой косой. Ее голубые глаза казались громадными на ее маленьком заостренном личике, которое светилось таким счастьем, что у Констанции перехватило дыхание, у служанок вырвались вздохи, а Кейт забыла свои прежние опасения. «Да, я думаю, так хорошо», – решила Кейт, и все вздохнули, на этот раз с облегчением, и улыбнулись друг другу.

Тяжелый шлейф Таунсенд шуршал, когда она спускалась по ступеням, а Кейт и Констанция гордо следовали за ней. На лестничной площадке она на миг остановилась, чтобы взглянуть на Большой зал, где, к своему удивлению, увидела всех домочадцев, собравшихся чтобы приветствовать ее, отец и братья вышли вперед, все – по случаю торжественного события – в темных камзолах и атласных бриджах, в напудренных париках. У Таунсенд сжалось горло при взгляде на них: на отца с его любящей улыбкой, обращенной к ней, Париса и Лурда с одобрительными кивками, Геркуля с его скучающим видом, за которым, она знала, скрываются гораздо более глубокие чувства.

Смеясь, она вбежала в зал, где слуги столпились вокруг нее с поздравлениями, прежде чем братья вынесут ее из дома к украшенному цветами экипажу, который ждал у порога. Отец внес ее в экипаж на руках, поцеловал в щеку и сказал, что находит ее очень красивой. Кейт, Констанции и другим сопровождающим помогли сесть в экипаж позади нее, остальные с трудом втиснулись на сиденье напротив, так как пышный наряд невесты из атласа и тафты занял очень много места. Накренившись, экипаж двинулся по аллее, провожаемый приветственными возгласами слуг и непристойным свистом Геркуля, который отскочил, чтобы избежать оплеухи разозлившегося Париса.

Двор церкви был залит солнцем и заполнен экипажами. Приходский священник сам спустился по аллее, чтобы приветствовать их и проводить невесту с подругами в комнатку за алтарем. Здесь ей пришлось невыносимо долго ждать, пока не был подан знак, что ей следует медленно и торжественно прошествовать под сводами храма.

– Иди, – сказала Констанция, посаженая мать Таунсенд, слегка подтолкнув ее.

Сначала в тусклом свете церкви Таунсенд не могла ничего различить, кроме нескольких лиц, наблюдавших за ней со скамей. Но к тому времени, как она приблизилась к алтарю, глаза ее привыкли к полумраку, и она без труда различила Яна, который стоял рядом с пастором Вудфордом, устремив на нее взгляд своих ярко-синих глаз на темном красивом лице. Когда глаза их встретились, Таунсенд почувствовала, что у нее подгибаются колени. Она невольно замедлила шаг, хотя отец шел рядом с ней. Ее маленькая племянница Каролина, которая несла шлейф, натолкнулась на нее. Этого Таунсенд даже не заметила. Она дивилась тому, что могла забыть, как хорош собой ее нареченный, как высок и широк в плечах, с какой грацией он идет, свойственной не всем высоким мужчинам.

Волнение и любовь нахлынули на нее с такой силой, что у нее сжало горло и к глазам подступили слезы. Через несколько минут она произнесет слова, которые сделают ее его женой перед Богом и людьми. И вдруг все сомнения, которые терзали ее со дня его отъезда, были внезапно сметены твердой уверенностью, что для нее не существует другого мужчины, кроме него, и никогда не будет существовать, пока она жива.

Ян наблюдал за приближающейся Таунсенд и думал, что она гораздо красивее, чем он помнил ее. Ему казалось невероятным, что платой за получение Сезака была всего-навсего женитьба на этом восхитительном ребенке, который в эту минуту повторял свои клятвы низким, гортанным голосом, спокойным и чистым, без тени неуверенности.

Ян знал, что из нее выйдет отличная герцогиня, он бессознательно повторял себе все то, что пришло в голову отсутствующей в церкви Изабелле. У него также не было сомнений в том, что она станет одним из самых замечательных украшений Двора Людовика. «Я буду...» – услышал он, как мягко произнесла Таунсенд, и, повернув голову, увидел в ее ясных голубых глазах что-то близкое к обожанию.

Помогло ему то, что он знал – она вообразила себя влюбленной в него. Девушки, к счастью, очень впечатлительны и ими гораздо легче руководить, чем увядающими любовницами. На них не надо тратить много времени, так как их счастье легко поддержать такими простыми способами, как подарок, приглашение на прогулку или обещание нового платья. Более того, соверши он даже неосторожность, благодаря которой Таунсенд узнала бы о его любовной связи, он знал бы все точно, что сказать и сделать, чтобы она простила его и не устраивала сцен. Да, он знал, как обращаться с влюбленными девушками, и, глядя на мягкий, улыбающийся рот Таунсенд, он решил, что у него нет, безусловно, причин быть неверным ей. Во всяком случае, сейчас. Когда обряд венчания окончился, свадебный кортеж отправился назад в Бродфорд-Холл, чтобы присутствовать при подписании документов женихом и невестой. После этого молодожены совершили традиционную прогулку вокруг сада, перед тем как присоединиться к приглашенным в гостиной, где были приготовлены торты и вино. Затем состоялся торжественный обед, и повар, который трудился несколько дней, готовя самые изысканные блюда из норфолкской дичи, свинины, говядины, каплунов, корнуоллские пироги и невероятное количество глазированных, маринованных и жареных овощей, имел удовольствие видеть, что все это – каждый кусок – было съедено. Вино и шампанское и кубок за кубком специального пунша сэра Джона сопровождали обед многочисленными тостами, а лакеев дважды посылали в погреба за бочками домашнего пива.

– Мне кажется, я не веселился так с тех пор, как мастер Геркуль заставил кабанов напиться пива в Бродфорде в прошлое Рождество, – говорил Бейли домоправительнице. Они стояли в дверях и смотрели, как Арабелла Грей, которая пила пунш весь вечер, шумно прошла мимо с мужем, виснувшим у нее на руке в отчаянной попытке не отстать от танцующей походки своей командирши.

Пикл уставился на них, а Бейли оцепенел.

– Я позабочусь о свечах, – прошептал он и прошмыгнул в зал мимо них.

– Да уж, веселье, – проворчал Пикл, бросая мрачный взгляд на опрокинутые стаканы и объедки, разбросанные на столах и на полу.

– Какой счастливой выглядит Таунсенд, – говорила в это время Кейт своему мужу, наблюдая, как ее падчерица танцует недалеко от нее с Геркулем, весело смеясь.

– Да, – сказал сэр Джон угрюмо. – Это единственная причина, по которой я сразу согласился на этот брак.

– Послушай, Джон...

– Нет, Кейт, выслушай меня. Мне вовсе не было приятно узнать, что этот человек вскружил ей голову своей привлекательной внешностью. Я бы хотел, чтобы ее счастье было более основательным и долговечным, а не просто первым пылом юности. Бог весть, сколько ошибок совершалось уже, когда молодая девушка...