Эликсир вечной молодости - Арбенина Ирина. Страница 42
Аня снова включила диктофон:
" — Ну, она словно с цепи сорвалась…
— Что вы имеете в виду?
— Ну, такая, почти не контролируемая злоба по отношению к тем, кто моложе… Иногда создавалось такое ощущение, что она просто сейчас бросится и загрызет… Я уж ее успокаивала, успокаивала… И потом… — Амалия замолчала.
— Вы что-то знаете, Амалия?
— Я бы не хотела об этом говорить.
— А все-таки!
— Ну… Ходили всякие слухи… Что, мол, романы с проезжающими по большой дороге стала крутить не только юная красотка Немая… Говорят, что-то стали замечать и за Еленой. Знаете, это бывает: красота уходит, и женщина бросается во все тяжкие. Но у нее все как-то странно. В частности, был такой случай… Один юный красавчик.., очень за ней увивался…
— И что же?
— Да потом исчез…
— Как это?
— Да так! Исчез — и все! Больше его никто не видел!
— Не понимаю… Уехал, наверное?
— Может, и уехал… Извините, прервемся — у меня телефон звонит…"
Светлова выключила зашуршавший пустой пленкой диктофон.
В голосе Кудиновой, в последних фразах этого диалога, теперь Анне слышался неподдельный несыгранный страх.
Или все-таки — сыгранный?
Но в самом деле… Так ли уж Елена спокойна, как кажется окружающим в мотеле?
В истории женских преступлений мотив этот — злость стареющей красавицы по отношению к молодым и красивым — далеко не на последнем месте. Стоит поверить знатоку криминальной души Чезаре Лоброзо. Кокотка Stakenburg начала свой преступный путь в сорок два года, когда ее оставили поклонники. “Я терпеть не могу девочек”, — говорила состарившаяся красавица, истязая этих самых девочек. А одна из самых страшных преступниц маркиза Brinvilliers украсила свой послужной список тем, что отравила свою дочь исключительно из ревности к ее молодости и красоте.
В конце концов, мотель “Ночка” — удобное место.., действительно очень удобное место.
И не значит ли это, что все происходило с использованием мотеля “Ночка”?
Однако Богул уверяет, что проводил там тщательнейший осмотр — и ничего!
А что, если все-таки Немая действительно выполняла поручения именно своей хозяйки? Туровская могла ей и приказать! Ведь девушка работала у нее.
Возможно, для Туровской эти убийства были чем-то вроде возможности выпустить пар ярости?
На обстоятельства ведь нельзя злиться — например, что толку злиться на старость? А выход ярости — необходим.
Недаром по улицам ходит столько людей, которые кажутся способными укусить — в буквальном смысле слова — своего ближнего. А некоторые и вовсе загрызть.
Собственно, именно это слово и употребила многомудрая Амалия.
Почему Аня раньше не обратила должного внимания на эти слова Амалии?
Светлова тогда был занята обдумыванием подозрений относительно Фофанова. Потом Анна подозревала Немую, потом Осич, потом саму Амалию…
До милой, изящной хозяйки мотеля “Ночка”, так сказать, просто руки не доходили!
Да и мотив этот — злость стареющей красавицы по отношению к молодым и красивым — не показался Анне тогда достаточно убедительным мотивом.
При чем тогда, например, исчезнувший Шматриков — пожилой мужик под центнер весом? Чем он мог Елену Ивановну раздражать?
Но теперь… Теперь погибла Осич, и были ее предсмертные слова — прямое указание на Елену.
А кто тогда подорвал Осич?
Сначала Светлова решила, что это, возможно, дело рук сбежавшей Амалии: месть за то, что Осич рассказала про Айвазян, выдала ее. Версия, прямо скажем, не слишком сильная… Ах, где же она, кстати, интересно, прячется, эта многомудрая Амалия? Поговорить бы…
Но Осич перед смертью сказала: “Елена”!
Валентина Терентьевна не упоминала Амалию. В общем, можно считать, что ответ был дан.
Возможно, Валентина только потому и заговорила со Светловой, что поняла, кому обязана этим взрывом… Елене?
Конечно, смерть Осич все равно не снимает подозрений с самой Осич.
Скажем так: они действовали втроем. И возможно, Елена играла в этом преступном женском трио не последнюю роль. А может быть, даже и не вторую.
Их трое.., даже четверо. Отсюда и то, что так трудно Анне и Богулу подогнать расправы с жертвами под один мотив.
Потому что у каждой из этого преступного сообщества — свой мотив.
Скажем так… Жили-были три подружки.
Одна запуталась в финансовых трудностях — косметический салон прогорает. Пришлось идти на сомнительные процедуры. А потом избавляться от скандальной клиентки.
Другая и вовсе замешана в сделках с продажей детей.
Третья — без финансовых затруднений. Зато сходит с ума, расставаясь со своей молодостью и исключительной красотой.
А тут еще дочка маньяка на подхвате… Всегда под рукой.
Итак, они действовали втроем. Плюс Скворцова.
И тогда становятся ясными мотивы расправы почти со всеми жертвами, в том числе и с господином Шматриковым. Он, понятное дело, детей у Осич для усыновления не просил и в салон к Кудиновой не заглядывал. Елену красотой своей несравненной и молодостью не раздражал. Просто ехал толстяк мимо — и заглянул в мотель.
И “достался” Немой — дочери маньяка!
Только вот остро встает вопрос: почему в таком, как доказала сама себе Светлова, слаженном коллективе все с такой легкостью закладывают по очереди друг друга?
Осич с воодушевлением рассказывает о проделках Амалии с гелем. Амалия намекает изо всех сил на странности стареющей подруги Елены. Елена разглагольствует о плохой наследственности Немой.
Опять “синдром женской дружбы” и типичное “поведение уличенной женщины”? И вообще женская болтливость…
Однако, в конце концов, каждая из проболтавшихся поплатилась за это.
Осич рассказала про Амалию и ее гели — и погибла.
Амалия болтала о Елене — и исчезла.
Немая могла заговорить — и ее нет.
Осталась Елена.
Тогда становятся в этом свете особенно интересны Еленины обвинения в адрес Немой.
Значит, это она? Решила всех убрать? И повесить все грехи на Немую?
Что-то в этом есть…
Нет, ну в самом деле… Может быть, раз уж Елена на такое способна, то, прежде чем Осич, Туровская действительно убрала и Немую? Потому что девушка знала обстановку в мотеле, “местность”, так сказать, как свои пять пальцев, и была наблюдательна?
В конце концов, человек, который постоянно находится рядом двадцать четыре часа в сутки, не может что-нибудь да не заметить? Особенно если есть что замечать!
Она ведь была немая, а не слепая.
Аня вспомнила некий силуэт — “кого-то”, подслушивающего под окнами спальни Туровских. Теперь стало понятно, что это была Немая.
Очевидно, Туровская взяла ее к себе в работницы, именно потому, что рассчитывала на ее немоту. Немая дикая девчонка — даже если что и заметит, никому ничего не расскажет.
Интересно, что, кроме Немой, никто больше постоянно в “Ночке” не работал.
Так.., вызывают Туровские работников по мере необходимости.., время от времени.
Но чтобы оставаться в “Ночке” надолго, постоянно ночевать, жить…
Только бессловесной Марине Скворцовой Туровская это позволила!
Стоит обратить внимание, что и постояльцы в мотеле, по определению, могут быть только временными: ночь, две — не больше. Утром уезжают.
Кроме Немой — плохо кончившей свои дни! — задержалась надолго в “Ночке” еще только…
Еще задержалась надолго в “Ночке”… Светлова!
Аня поздравила себя с этим не слишком оптимистичным умозаключением.
Стало быть, и она, Анна, ходит по краю? И вот еще что. Очень-очень, кстати, любопытна рассказанная Еленина история — про этот вентиль в бойлерной…
Все служебные помещения в “Ночке” закрывались на ключ. До магнитных карточек мотель еще “не продвинулся” — у Туровских была изрядная связка ключиков.
Ключницей в шутку называла себя Елена Ивановна, гремя этой связкой. И они вечно препирались с мужем: у кого эта связка?
Светлова подошла к стойке, за которой хозяева мотеля обычно регистрировали постояльцев. Здесь же рядом стояли автоматы с шоколадками и пепси-колой.