Эмма и граф - Маршалл Паола. Страница 40

Сгрэйты из Шропшира! Эмма вспомнила рассказы мисс Стрэйт о себе и своих родственниках и снова подумала о том, как похоже было их положение — как две стороны одной монеты! Обе потеряли свое место в высшем свете, обе оказались в тисках бедности, зарабатывали себе на хлеб, оказывая услуги богатым в качестве гувернантки и компаньонки. Потом Эмма была внизу, а Калипсо Стрэйт наверху, надеясь стать графиней Лафтон. Теперь Калипсо была внизу, а Эмма наверху. Подбросят ли монету снова, а если да, то как она упадет? Нет, подумала Эмма. Монета упала в последний раз.

Эмму охватила жалость к Калипсо, настоящая жалость, а не тот облегченный вариант, который предлагала тетушка, легко передавая вновь обретенной племяннице пикантные сплетни.

Эмме оставалось только представлять, как тетя говорила о ней после ее краха. Тетя ни разу не спрашивала Эмму о годах изгнания, и Эмма решила никогда не говорить о них. Эти годы ушли, как ушел из ее жизни милорд. Вряд ли она когда-нибудь увидит его, поскольку, как она знала, он никогда не приезжал в Лондон, а она решила никогда не посещать Нортумбрию. Единственной связующей нитью будут ее письма сэру Томасу.

Мистер Мэнсон снисходительно посмеивался над интересом Эммы к мистеру Джорджу Стефенсону. «Мечтатель. Я уверен, что ничего не выйдет из двигателя, о котором вы говорите, но не вижу причины не сделать в него небольшие инвестиции. Хотя поговорите сначала с мистером Каутсом», — сказал он.

Когда Эмма посетила банк, чтобы выписать чек для сэра Томаса, а также обсудить огромное состояние, хранившееся в банке после самоубийства мистера Свэйна, мистер Каутс отнесся к ее идее с большим воодушевлением: «Прекрасный проект. Я слышал замечательные отзывы о нем. Мне говорили, что мистер Стефенсон истинный практичный северянин, как и сэр Томас. Я прослежу, чтобы все было сделано по вашему желанию».

Мистер Каутс, как и Эмма, не упоминал графа Чарда, хотя Эмма постоянно думала о нем и просыпалась по ночам со слезами на глазах. Она никогда ни с кем не говорила о графе. Миссис Гор понятия не имела, что граф Чард — Доминик Хастингс, которого Эмма когда-то отвергла, ©на полагала, что отношения Эммы с Чардом были такими, как и принято между скромной служанкой и знатным хозяином, а Эмма не опровергала ее убеждение.

Новая жизнь. Вот что она должна создать для себя. Как и предполагала миссис Гор, Эмма сдалась на уговоры леди Фонтэн и согласилась, чтобы тетя снова ввела ее в высшее общество. В конце концов, кроме милорда и Гардинера, ее прежние хозяева были относительно скромными людьми, и вряд ли она встретит их в высшем свете. Эмма Ло-уренс должна умереть и лежать в могиле.

«Мисс Линкольн — очаровательное создание! — таков был вердикт, вынесенный высшим светом. — Кто бы мог подумать, что она так преобразится? Как же повезет мужчине, который сможет завоевать ее».

Общество не подозревало, что Эмма не хочет быть завоеванной никем. Она твердо знала, что ее сердце безвозвратно отдано милорду. Если она не может выйти замуж за него, она ни за кого не выйдет.

— Я собираюсь стать властной старой девой, влюбленной в своих мопсов и осуждающей поведение молодежи, — сказала она тете Фонтэн.

— Никогда не повторяй этого, дорогая, — взмолилась тетя, но, заметив насмешливое выражение лица племянницы, поняла, что не стоит воспринимать ее слова слишком серьезно. — О, я вижу, что ты шутишь. Ты, безусловно, выйдешь замуж. Ты должна выбрать лучшего среди тех, кто будет осаждать тебя.

Поклонники действительно осаждали Эмму, но она поровну распределяла свое внимание. Она не могла забыть, что все эти знатные мужчины и женщины, сейчас раболепствующие перед ней из-за огромного состояния, игнорировали ее в годы бедствий.

Ничем не обнаруживая свое истинное мнение об окружающиех, она использовала свое обаяние, чтобы держать поклонников на расстоянии, и ее милая сдержанность заслужила одобрение света. Эмма пользовалась таким уважением, что великосветская леди Каупер, замужняя сестра Вильяма Лэма и хозяйка самого престижного лондонского салона, покровительствовала ей и постоянно приглашала в Гайд-Парк в своем экипаже, представляла всем известным людям и обсуждала с нею все политические темы — от попытки Наполеона вновь завоевать Европу до влияния возможной его победы на политику британского правительства.

Впоследствии Эмма вспоминала, что блеск этого лондонского сезона был омрачен невысказанным страхом, вызванным бегством Наполеона с Эльбы. Сыновья, отцы или братья во многих аристократических семействах служили в армии, которой приходилось сражаться против Наполеона.

Как-то раз, когда они выезжали из Гайд-Парка, устав от обмена поклонами, леди Каупер сказала Эмме:

— Моя дорогая мисс Линкольн, поскольку очень многие уехали на континент, я надеюсь на ваше и леди Фонтэн участие во всех событиях сезона, которые без вас будут не так блестящи. Ожидаю вас обеих на моем завтрашнем балу.

Бесполезно объяснять, что она устала от балов, обедов, ужинов и увеселительных прогулок. Эмма знала, что все ее возражения будут опровергнуты самым очаровательным образом. Кроме того, Эмма понимала: она — главная сенсация сезона и потому леди Каупер так любезна с ней. Дружба с Эммой подчеркивала непоколебимость высокого общественного положения леди Каупер.

— Конечно, мы приедем, рассчитывайте на нас, — воскликнула тетя Фонтэн прежде, чем Эмма успела ответить. — Мы не желаем пропускать такое важное событие.

— Договорились, — улыбнулась довольная леди Каупер.

— О тетя... — упрекнула Эмма, когда экипаж леди Каупер привез их в Челси. — Я так мечтала о тихом домашнем вечере. У меня их было так мало в последнее время.

— Ерунда. — Тетя оставалась тверда. — У тебя было слишком много тихих домашних вечеров в последние годы. Ты заслуживаешь столько же веселых. И потом, кто знает? Может, завтра вечером ты встретишь того единственного мужчину, который заставит тебя забыть смешное желание оставаться всю жизнь старой девой.

— О, я в этом сомневаюсь, — сухо возразила Эмма. — Я сомневаюсь в том, что он существует, а если существует, то вряд ли будет завтра на балу леди Каупер.

Эти слова она вспомнит завтра. Вскоре после того, как в сопровождении дяди и тети она поднялась по лестнице лондонского особняка Кауперов и вошла в сверкающие залы, дворецкий объявил имя последнего гостя: «Граф Чард».

Глава четырнадцатая

Милорд приехал на бал леди Каупер против своей воли. Проведя в Лондоне целый месяц и выполнив первое поручение сэра Томаса — рекламу революционного изобретения Стефенсона, он до сих пор не выполнил второе.

Ему не раз пришлось выслушать странную историю о том, как мисс Эмилия Линкольн вернула свое богатство, и он знал, что теперь она живет в Челси, но не мог заставить себя нанести ей визит* и передать благодарность и наилучшие пожелания сэра Томаса. Воспоминания об Эмме только усиливали нежелание встречаться с непривлекательной молодой женщиной, когда-то отвергнувшей его, хотя Петершэм, чьему мнению он, впрочем, никогда не доверял, расписывал ее неординарную красоту.

Неординарная красота! Неужели так можно отозваться о заикающейся толстой девице, которую он когда-то знал? Милорд выразил сомнения насчет ее внешности, и Петер-шэм рассмеялся и сказал: «Бросьте, Чард, доверьтесь хоть немного моей способности оценить красоту... даже если красота мисс Линкольн несколько необычна».

— Я знал ее раньше, — скованно произнес милорд, — и тогда она точно была некрасива.

— О да, — растягивая слова, ответил Пе-тершэм. — Делали ей предложение до того, как ее отец разорился, не так ли? И она вам отказала, насколько я помню. Очевидно, ее отказ повлиял на ваше мнение. Никому не понравится услышать слово «нет» от богатой наследницы. Почему бы вам не попробовать еще раз? Может, теперь вам больше повезет?

— Боже сохрани! — воскликнул милорд и переменил тему разговора. Он совершенно не желал обсуждать Эмилию Линкольн, а тем более встречаться с ней, но его обязывало обещание, данное Лидделу. Может, отделаться письмом? Долг и честь ответили: нет. Он дал слово, черт побери.