Пиратская принцесса - Мартин Дебора. Страница 57

Ответный смех Саймона звучал искренне. — Да, действительно, идея замечательная. Что же ты так оплошала, Камилла! Надо было лучше думать. Она наконец осмелилась взглянуть на него. Понятно, что они с дядей Жаком говорили совсем о разных вещах. Саймон хотел сказать: «Надо было придумать что-нибудь получше, чтобы помешать мне».

— Это было всего лишь предположение, — сказала она негромко. Похоже, он был прав.

— Предположение? — воскликнул дядя Жак. — А я уж было подумал, что ты вполне серьезно это предлагаешь. Не тревожься, ma chere, мы будем очень осторожны, не так ли, майор? У тебя не будет ни малейшей причины для беспокойства.

— Ну, конечно. Мы будем предельно осторожны. Да. — Голос Саймона был мягким, но достаточно ироничным, чтобы она рассердилась.

Нет, вы только поглядите на него. Сидит и притворяется дядиным товарищем, когда единственное его желание — убить дядю на месте. Жаль, что она не может бросить эти обвинения ему в лицо, чтобы дядя Жак узнал, что этот негодяй затевает.

Но если дядю и поймают, всегда можно надеяться на то, что смертный приговор ему не вынесут. А если она обмолвится дяде о планах Саймона, то Саймон будет убит наверняка. Она достаточно хорошо знала дядин вспыльчивый нрав.

Следующие полчаса прошли для нее как в тумане. Дядя, казалось, вовсе не спешил уходить, и она вынуждена была вести вежливую беседу и выслушивать, как они обсуждают планы продажи контрабандных товаров, при этом не подавая виду, что чувства ее мечутся между гневом и страхом.

К тому времени, как дядя ушел, ее гнев почти утих, зато страх заполнил все освободившееся в душе место. Когда Саймон проводил дядю Жака и вернулся, она собралась с силами, чтобы достойно встретить град его упреков.

Вместо этого он молча смотрел на нее несколько мгновений, в глазах посверкивали молнии. Потом он глубоко вздохнул и сказал пугающе спокойным голосом:

— Ты ослушалась и пыталась предупредить дядю, хотя я тебе строго-настрого запретил это делать.

Он снова помолчал, скидывая пиджак и закатывая рукава рубашки.

— Надеюсь, ты понимаешь, я этого не потерплю. Так что, дорогая моя женушка, пришло время наказания.

18

Саймон подождал, пока она осознает сказанное. Глаза ее округлились, рот раскрылся. Он был в ярости. Только подумать! Открыто пошла против его воли! Она рисковала не только его собственной жизнью, но и жизнями его солдат. Ведь Зэн не удовлетворится местью только ему, Саймону.

Он сжал зубы. Дьявольщина, надо было сообразить, что его маленькая мудрая женушка непременно отыщет способ обойти его запрет. Слава богу, она оказалась достаточно умной, чтобы Зэн не заподозрил истинной причины ее беспокойства. И слава богу, разбойник слишком жаден и слишком уверен в успехе, чтобы прислушаться к предостережениям племянницы.

Тем не менее тот факт, что она не добилась желаемого, ничего не меняет. Это не извиняет ее непослушания. Он должен раз и навсегда убедить ее, что жизнь ее обожаемого дядюшки больше от нее не зависит. И он придумал, как это сделать, не причиняя ей физического вреда. Уж он точно знал все ее слабые места, и он постарается воспользоваться этим знанием в полной мере.

Он шагнул к ней, полный решимости. Она испустила слабый крик и попятилась к двери.

— Саймон, все совсем не так, как ты думаешь! Я ничего не сказала ему о тебе! Mon dieu! Я бы ни за что не стала рисковать твоей жизнью!

Он не отвечал, он продолжал медленно наступать. По жизненному опыту он уже знал, что порой молчание может напугать сильнее всего остального.

И в случае с Камиллой это себя полностью оправдало. Она побледнела и бросилась из комнаты к лестнице. Он поспешил за ней. Но, когда она бегом пустилась к спальне, где скрывалась от него в прошлый раз, он выругался и запрыгал через две ступеньки.

Он подоспел к двери как раз вовремя, чтобы не дать ей захлопнуть ее перед самым своим носом.

— О, нет. Только не на этот раз, Принцесса! Сегодня ночью ты от меня не запрешься.

Пятясь в глубь комнаты, она попыталась сменить тактику.

— Я не боюсь тебя, Саймон, — сказала она нетвердым голосом, выдающим всю лживость этого заявления. — Давай, показывай свое истинное лицо. Я поступила так, как должна была поступить, и я бы сделала то же самое, будь у меня второй шанс.

Она бы действительно так и сделала, маленькая упрямая ведьмочка.

— Вот в этом-то вся проблема, Камилла. — Он вошел и захлопнул за собой дверь. Глядя, как она вся замерла от страха, он развязывал платок на шее. — Ты не умеешь вовремя сдаться. Даже будучи побежденной, ты продолжаешь сражаться.

Она не двинулась с места, когда он приблизился. Но он видел, как она дрожит. Вот и хорошо. Так и должно быть — после того, что она натворила, срывая расследование армии — его армии. Ей просто чертовски повезло, что все так обернулось.

— В каком таком смысле — побежденной? — Ее креольский акцент смягчал звучание слов.

Она собрала волосы в узел после того, как он утром ушел. Теперь он стал освобождать их от шпилек, вытаскивая их по одной с такой медлительностью, что она тряслась каждой клеточкой.

— Твой дядя просто посмеялся над твоим предупреждением. Итак, ты меня ослушалась, и что это принесло? Ни черта хорошего. Вот это я и называю — побежденной.

— Я, по крайней мере, попыталась. И поступила так, как считала нужным.

К ней вернулось немного растерянной смелости, а ему этого как раз и не хотелось. Не теперь. Он схватил ее за руки и связал запястья своим шарфом у нее над головой прежде, чем она успела понять, что произошло.

Она пыталась вырваться, но бесполезно.

— Саймон, что ты делаешь? — воскликнула она, сопротивляясь: он тянул ее прямиком к постели.

Он снял пояс и привязал ее руки к спинке кровати.

— Помнишь еще про наказание?

Она потеряла дар речи, но только на секунду.

— Ты же не можешь… ты же на самом деле не собираешься… Саймон, не думаешь ли ты ударить меня? Я считала, что американцы не так жестоки со своими женами.

Он наклонился убедиться, что ремень держит ее крепко, но не причиняет боли.

— Но я же дикарь, помнишь? — шепнул он ей в самое ухо. — И делаю все, что мне, черт подери, заблагорассудится.

Когда он отступил от нее, весь страх, казалось, улетучился. На его место пришел гнев. Черные глаза ее сверкали, а оливковая кожа пылала. Она старалась высвободиться от пут и крутилась как заводная. До этого они говорили по-английски, но теперь она перешла на французский, причем на такой, на котором вряд ли говорят настоящие леди.

Он вскинул бровь.

— Ага, значит, пиратская дочка решила показать всю свою прыть, да?

— Тебе это так с рук не сойдет! Если ты меня ударишь, я вырву твое сердце и скормлю акулам! Нет, я позволю дяде Жаку вырвать тебе сердце! И после того, как он это сделает…

Он остановил поток слов поцелуем, но, почувствовав, как крепко сжимает она губы, отодвинулся.

— Не кипятись так, Принцесса. Я вовсе не собираюсь тебя бить, — проговорил он, скользнув рукой ей за спину и развязывая шнуровку платья.

Она быстро задышала, грудь ее вздымалась и опускалась, выдавая волнение. Она пугливо смотрела ему в глаза.

— Не собираешься?

— Нет, — долгим взглядом оглядел он ее распростертое тело. — Я задумал наказание получше.

Он ослабил завязки корсета, обнажая трепещущую грудь. Желание пробудилось в нем с неимоверной силой. Черт подери, как хотел он забыть обо всем, что она сегодня сделала, и без оглядки броситься в любовные игры, как в реку. Но сначала он должен закончить урок.

Он взял ее грудь в ладонь, возбуждая сосок, пока она не застонала.

— О, да, — говорил он. — Я задумал намного более действенное наказание.

— Саймон, — глаза ее были вопрошающе расширены. — Я… не понимаю.

— Поймешь.

Он склонился и прижался губами к ее шее, потом процеловал тропку вдоль ключицы вниз, пока не добрался до груди. Он так хотел просто целовать и целовать эту грудь весь день, но сейчас у него была другая цель. Он тронул сосок языком, потом отодвинулся.