В плену сомнений - Мартин Дебора. Страница 67

Скомкав записку в руке, Воган уставился в окно. День быстро клонился к закату, а Кармартен был в целых двух часах езды верхом. Собрание совета назначено, по всей видимости, на восемь. Если он немедленно отправится в дорогу и будет гнать во весь опор, тогда, возможно, поспеет вовремя.

Но его отъезд будет значить также и то, что он потеряет то драгоценное преимущество, которого добился, решив заставить Джулиану стать его женой на деле.

Он сунул записку в карман и крепко выругался. Почему сейчас? Почему Миддлтон должен был умереть именно сейчас? Член парламента был умеренным либералом, устраивавшим обе стороны, но если Нортклифф заменит его своим человеком…

Рис вздохнул — у него не было выбора, он должен был действовать.

Шесть лет назад ему нравилось быть в гуще народа, призывать к борьбе, силой своего слова вдалбливать идеи свободы в крепкие лбы обывателей Кармартена. Но война сделала его осмотрительней. Он понял, что иным должен быть истинный путь к решительным переменам в Уэльсе. Америка научила его многому.

У восставших американских колонистов был ряд преимуществ, которых не было в Уэльсе, — океан, отделявший их от угнетателя, огромная армия и флот, большие деньги. Если «Сыны Уэльса» рассчитывают избавиться от англичан, нанеся поражение нескольким бюргерам, их ждет жестокое разочарование.

И хотя сегодняшнее решение выйти на улицы было принято без него, Рис чувствовал себя ответственным за судьбу своих товарищей. Нельзя допустить, чтобы его братья-валлийцы пострадали из-за своего желания отомстить за их с Морганом страдания.

И Джулиана была просто обязана понять это.

«Может, она бы и поняла, если бы ты ей все объяснил, — прошептала Вогану его совесть. — Но ты ей ничего не станешь объяснять».

«Разрази меня гром, я не могу этого сделать!» — спорил он сам с собой, взявшись за ручку двери. Если он скажет ей, что происходит, она может предупредить Нортклиффа о планах «Сынов Уэльса» до того, как Рис сам до них доберется и убедит действовать иначе. Тогда произойдет кровопролитие, независимо от того, каков будет исход сегодняшнего собрания совета.

Однажды она уже предала его и его друзей. Она легко может предать их снова.

«Джулиана не предательница, — твердил ему внутренний голос, когда Воган влезал на лошадь. — И ты это прекрасно знаешь».

Кивнув человеку Моргана, Рис пустил лошадь во весь опор, надеясь, что быстрая езда отвлечет его от невеселых мыслей. Но безумной скачки по дороге на Кармартен оказалось недостаточно, чтобы изгнать из его мыслей образ Джулианы. Той Джулианы, которая учила валлийских детей на их родном языке. Которая умудрялась подчинить себе валлийских слуг одним движением пальчика. Которая говорила о своей невиновности с праведным гневом и гордым достоинством.

Он будто вновь слышал рассказ Эвана о том, как она плакала. И видел ее лицо, на котором отразилось столько чувств, когда она назвала его, Риса, «особенным».

Мышцы его свело в болезненной судороге. Что, если он ошибается на ее счет? Что, если он действительно не прав? Если Джулиана невиновна, то отказ доверять ей она восприняла как пощечину. Должно быть, сейчас она его ненавидит.

После сегодняшнего вечера он не сможет вынести ее ненависти. Сегодняшний вечер… О Боже, его плоть восстает при одной мысли о том, как охотно она раскрылась перед ним, как приникла к нему, с каким восторгом стремилась навстречу ему, такая тугая, влажная и горячая…

«Черт побери!» — прорычал он, подхлестывая лошадь. Он не мог больше так себя мучить. Он поступил правильно, ничего ей не объяснив.

В конце концов, вольно или невольно Джулиана постоянно срывала его планы. Наверняка ей бы вздумалось и на этот раз помешать ему, дай он ей такую возможность. Эта негодница за его спиной вертела слугами, как хотела, вызывающе вела себя с ним, отказывалась делить постель…

От злости Воган сильнее вцепился в поводья. Сегодняшней же ночью пора положить конец всему этому. Он больше не намерен терпеть. Он заставит ее забыть это глупое противостояние. Рис представлял себе, как будет ласкать ее восхитительное тело, пока она не начнет стонать и извиваться от желания, умоляя подарить ей наслаждение.

И даже если Джулиана исполнит свою угрозу и не придет к нему в спальню, не станет же она запирать от него свою дверь. Воган знал это, потому что однажды ночью он вошел и долго смотрел, как она спит, раздираемый желанием и своим решением взять ее, только когда она сама захочет. Тогда он сумел подавить в себе искушение взять ее силой прямо во сне.

Сегодня он не будет противиться своему желанию обладать Джулианой. Но сначала займется «Сынами Уэльса».

Ругательство сорвалось с его губ. Боже, как бы он хотел, чтобы они не вмешивались в его дела! Чтобы защитить его честь, ему не нужна кучка повстанцев, у большинства из которых еще молоко на губах не обсохло! Но среди них были и те, кто обременен семьей и детьми. Уж им-то не следовало дразнить власть в лице Нортклиффа, ибо последствия могут быть ужасны.

Он пришпорил лошадь и понесся еще быстрее, принуждая посланника Моргана не отставать от него ни на шаг. Они должны поспеть вовремя, иначе ему придется отвечать за все глупости, которые могут наделать эти горячие головы. И, судя по тону записки Моргана, тот разделял его опасения.

Но как он будет действовать, когда окажется на месте? Вспыльчивые «Сыны Уэльса» по сути правы. Нельзя допустить без борьбы, чтобы Нортклифф посадил своего человека на освободившееся место в парламенте. Рис не сомневался, как поступит молодой граф. Все, что ему нужно, так это убедить горожан, будто время для выборов уже упущено, и их следует отложить, что сделает заведомо невозможным избрание для большинства кандидатов. Не секрет, что членство в парламенте — предприятие весьма дорогостоящее и нелегкое, поэтому в Кармартене вопрос с кандидатом обычно не решался в одночасье. Но если победа достанется кандидату Нортклиффа…

Этого нельзя было допустить. Рис нахмурился. В голове у него вертелись несколько вариантов… разумеется, тех, которые не приведут к кровопролитию. Вдруг его осенило, и Воган улыбнулся. О да, это может сработать. Это обязательно должно сработать.

Когда же он и его спутник после двухчасовой изнурительной скачки добрались наконец до книжной лавки, план действий окончательно оформился в его голове. Судя по шуму, который доносился из подвальчика, он приехал не слишком рано.

«Странно, что городская стража их еще не разогнала», — мрачно думал Рис, спускаясь по лестнице.

У кафедры на возвышении он увидел Моргана, тщетно пытавшегося привлечь к себе внимание собравшихся. Но толпа была слишком возбуждена, чтобы прислушиваться к его словам. Всеобщее внимание было приковано к темпераментному молодому рабочему, стоявшему в противоположном конце комнаты. Он призывал к немедленному восстанию.

Знакомые запахи книжного клея, пыли и пота вернули Риса на шесть лет назад, в те времена, когда он был таким же юным, пылким и так же пламенно ораторствовал с этой самой кафедры. То был первый и последний раз, когда он призывал к революции. Аудитория, внимавшая ему тогда, была той же — те же недовольные властью торговцы и фермеры, те самые отчаянные националисты-радикалы.

Все было так же, как прежде. За исключением одного — в руках у людей он увидел оружие. Смуглолицые молодые люди с молотками и дубинами стояли здесь плечом к плечу с мужчинами постарше, принесшими с собой кирки и топоры. И все они вторили крикам оратора о справедливости.

«Справедливость!» — с горечью думал Рис, прокладывая себе путь сквозь бушующую толпу. Он тоже хотел справедливости, но потом узнал, что добиться ее чертовски трудно.

Морган наконец заметил Риса, и на его лице отразилось огромное облегчение. Воган взобрался на кафедру и сквозь рев толпы прокричал Моргану:

— Давно это все продолжается?

— Уже час. Собрание совета начнется через полчаса, и они хотят силой убрать кандидата Нортклиффа. Они давно уже пытаются давить на него, запугивать, чтобы он отказался от своей кампании.