Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 164

– Мы повеселимся на славу, зяблик, вот увидишь. С нами будут сир Лотор и Мия. Ее мулы уже тысячу раз ходили вверх и вниз по этой горе.

– Ненавижу мулов, – упорствовал мальчик. – Они злые. Говорю же тебе, один хотел меня укусить, когда я был маленький.

Роберт так и не научился ездить верхом как следует. Лошади, мулы и ослы для него не менее страшные звери, чем драконы или грифоны. Он приехал в Гнездо шестилетним, зарывшись головой в грудь своей матери, и ни разу не уезжал из него.

Тем не менее ехать надо, пока замок еще не обледенел окончательно. Кто знает, долго ли продержится ясная погода.

– Мия не даст мулам кусаться, а я поеду сразу за тобой. Я ведь девочка, не такая храбрая и сильная, как ты. Если уж я могу ехать, то ты и подавно, зяблик.

– Мог бы, да не хочу. – Лорд вытер рукой мокрый нос. – Скажи Мие, что я сегодня останусь в постели. А вниз спущусь, может быть, завтра, если мне станет лучше. Сегодня слишком холодно, и у меня голова болит. Ты можешь выпить со мной молока, и я велю Гретчель принести нам медовые соты. Мы поспим, потом будем целоваться, потом поиграем, и ты почитаешь мне про Крылатого Рыцаря.

– Непременно. Три сказки, как обещала... когда приедем в Ворота Луны. – Алейна начинала терять терпение. Время шло, а им нужно было миновать черту снегов еще до заката. – Лорд Нестор приготовил для тебя пир: грибной суп, оленину, сладкое. Ты ведь не хочешь его разочаровать?

– А лимонные пирожные будут? – Лорд Роберт любил их – возможно, потому, что Алейна тоже любила.

– Непременно будут, и ты можешь съесть, сколько хочешь.

– Целых сто штук?

– Сколько пожелаешь. – Сев на кровать, она пригладила его длинные волосы. Они у него и вправду красивые. Леди Лиза сама расчесывала их каждый вечер и сама подстригала, когда приходило время. После ее смерти Роберт начинал биться в припадке всякий раз, как к нему приближались с ножницами, и Петир приказал оставить его в покое. Алейна намотала длинный локон на палец. – А теперь вставай и позволь мне одеть тебя.

– Хочу сто лимонных пирожных и пять сказок!

Сто шлепков бы тебе и пять затрещин. Ты не посмел бы так выламываться, будь Петир здесь. К своему отчиму маленький лорд относился с почтительным страхом.

– Как прикажет милорд, – с вымученной улыбкой сказала Алейна, – но сперва мы умоемся, оденемся и отправимся в путь. Поспешим, пока утро еще не прошло. – Она крепко взяла Роберта за руку и стащила с кровати.

Прежде чем она успела позвать служанок, он обхватил ее тонкими руками за шею и поцеловал – неуклюже, по-детски. У Роберта все выходило неуклюже. Если закрыть глаза, можно представить, будто это не он, а Рыцарь Цветов. Сир Лорас когда-то подарил Сансе Старк красную розу, но никогда ее не целовал... Алейну же Стоун ни один Тирелл целовать не захочет. Она хоть и красива, но родилась не в законном браке.

Зато ей живо помнился другой поцелуй, помнился жестокий мужской рот. Тот, другой, пришел к Сансе ночью, когда небо пылало зеленым огнем. Он взял с нее песню и поцелуй, а взамен оставил только окровавленный плащ.

Теперь это уже ничего не значит. Пес издох, Санса тоже умерла.

– Довольно. – Она отстранила от себя своего лорда. – Ты поцелуешь меня еще раз, но только в Воротах.

Мадди и Гретчель ждали за дверью вместе с мейстером Колемоном, который уже смыл с себя нечистоты и переоделся. Оруженосцы Роберта, Терранс и Джайлс, тоже явились – эти всегда тут как тут, когда пахнет заварушкой.

– Лорду Роберту стало лучше, – сказала Алейна служанкам. – Принесите горячей воды для ванны, но только не кипяток. И не дерите ему волосы, когда будете их расчесывать. Он этого очень не любит. Ты, Терранс, – повернулась она к ухмыляющемуся оруженосцу, – приготовь его милости дорожный костюм и самый теплый плащ, а ты, Джайлс, уберешь разбитый горшок и все, что в нем было.

– Я вам не поломойка, – скривился Джайлс Графтон.

– Делай, как приказывает леди Алейна, не то Лотор Брюн узнает о твоей дерзости, – вмешался мейстер. Вдвоем с Алейной они прошли по коридору и стали спускаться по винтовой лестнице. – Благодарю вас, миледи. Вы умеете с ним обращаться. Его не трясет, нет? Не похоже, что будет припадок?

– Легкая дрожь в пальцах, ничего более. Он говорит, вы добавили какую-то гадость ему в молоко.

– Гадость? – Мейстер заморгал, двигая кадыком. – Я только... а кровь из носа у него не идет?

– Нет.

– Хорошо, очень хорошо. – Мейстер закивал головой, брякая цепью на невероятно длинной и тощей шее. – С маковым молоком спуск пройдет безопаснее. Мия Стоун привяжет его к самому своему надежному мулу, пока милорд будет дремать.

– Лорд Гнезда не может спускаться со своей горы, привязанный к мулу, будто мешок с зерном. – Отец предупреждал ее, что хилость и трусость Роберта не должны стать достоянием гласности. Как жаль, что его здесь нет. Он знал бы, что делать.

Но он далеко, на той стороне Долины, на свадьбе у Лионеля Корбрея. Лорд Лионель, бездетный вдовец copокa с лишним лет, женится на шестнадцатилетней дочке богатого купца из Чаячьего города. Петир сам сладил этот брак. Говорят, приданое невесты огромно – скорее всего это правда, раз она не знатного рода. Там будут все вассалы Корбрея, а также лорды Ваксли, Графтон и Линдерли, рыцари-помещики... и лорд Бельмор, недавно примирившийся с Петиром. Остальные лорды Хартии, видимо, не соизволят явиться, поэтому Петир должен быть непременно.

Алейна все это понимала, но в отсутствие Петира все заботы по спуску Зяблика с горы ложились целиком на нее.

– Дайте милорду чашку сладкого молока, – сказала она, – вот дрожь и успокоится.

– Он пил его всего три дня назад, – возразил мейстер.

– И вчера на ночь хотел выпить, но вы ему отказали.

– Слишком скоро. Миледи не понимает. Я говорил лорду-протектору: «сладкий сон» предотвращает падучую, но не лечит ее, и в будущем...

– Будущее утратит свой смысл, если милорд свалится с горы из-за припадка. Я знаю, что отец, будь он здесь, приказал бы вам успокоить лорда Роберта, чего бы это ни стоило.

– Я попытаюсь, миледи, но его припадки усиливаются, а кровь сделалась такой жидкой, что я не решаюсь больше ставить пиявки. «Сладкий сон»... вы уверены, что у него не было носового кровотечения?

– Он хлюпал носом, но крови не было видно.

– Я должен поговорить с лордом-протектором. И этот пир... разумно ли тащить на него мальчика после опасного путешествия?

– Пир будет не очень большой, – успокоила мейстера Алейна. – Всего человек сорок гостей. Лорд Нестор с домашними, Рыцарь Ворот, еще несколько лордов и вассалов...

– Вы же знаете, что лорд Роберт не любит чужих, а тут еще пьянство, шум... музыка, которая пугает его.

– Музыка его успокаивает, – поправила Алейна, – особенно большая арфа. Пение – вот чего он не выносит с тех пор, как Мариллон убил его мать. – Она так привыкла к этой лжи, что порой вспоминала все случившееся именно так; правда представлялась ей не более чем дурным сном, который порой тревожил ее по ночам. – У лорда Нестора на пиру не будет певцов, только флейты и скрипки для танцев. – Как ей быть, когда музыка заиграет? На этот трудный вопрос ее сердце и голова отвечали противоречиво. Санса любила танцевать, но Алейна... – Дайте ему чашку сладкого молока на дорогу, еще одну – когда сядем за стол, и все пройдет хорошо.

– Воля ваша. – Они сошли с лестницы. – Но потом нужно будет сделать передышку на полгода, если не больше.

– Это вы обсудите с лордом-протектором. – Алейна, протиснувшись в дверь, пошла через двор. Она знала, что мейстер думает о благе своего подопечного, но то, что хорошо для мальчика Роберта, лорду Аррену не всегда на пользу. Так сказал Петир, и это правда. Мейстер Колемон заботится только о мальчике, а у нее с отцом круг забот куда шире.

На дворе лежал старый снег, с террас и башен хрустальными копьями свисали сосульки. Гнездо, построенное из белого камня, зимой стало еще белее. Здесь красиво – и безопасно, но Алейна, как ни старалась, так и не смогла полюбить это место. Еще до ухода вниз слуг и стражи замок представлялся ей чем-то вроде гробницы, особенно когда Петир уехал. После Мариллона здесь не слышно ни песен, ни смеха. Даже боги хранят молчание. В замке есть септа, но нет септона, есть богороща, но нет сердце-дерева. Алейне казалось, что молитвы, произнесенные здесь, не найдут отклика, но порой она чувствовала себя такой одинокой, что все же молилась. Ей отвечал только ветер, неумолчно поющий вокруг семи белых башен и при каждом порыве сотрясающий Лунную Дверь. Она знала, что зимой будет еще хуже. Зима сделает замок холодной белой тюрьмой.