Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 69

– Я ваш.

– Да, сир, вы мой. – Она поцеловала его, дав почувствовать свой язык, и отпрянула. – На сегодня довольно. Прочее подождет. Будешь грезить обо мне ночью?

– Да, – хрипло ответил он.

– А когда ляжешь в постель с нашей девой Маргери – будешь?

– Буду, – пообещал Осни.

– Вот и хорошо.

Он ушел, и она позвала Джаселину. Пока та расчесывала ей волосы, Серсея скинула туфли и потянулась, как кошка. Я рождена для всего этого, думалось ей. Изящество замысла, вот что самое главное. Даже Мейс Тирелл не посмеет вступиться за свою доченьку, если ее застанут с таким, как Кеттлблэк, и ни Станнис Баратеон, ни Джон Сноу не удивятся тому, что Осни после этого отправили на Стену. Серсея позаботится о том, чтобы измену раскрыл сир Осмунд, чтобы преданность двух других братьев Кеттлблэк не ставили под сомнение. Если б отец видел ее сейчас, он не торопился бы так выдавать ее замуж снова. Жаль, что ему это недоступно. Все умерли – он, Роберт, Джон Аррен, Нед Старк, Ренли Баратеон. Один Тирион остался, но и он не протянет долго.

Вечером королева позвала в свою спальню леди Мерривезер.

– Хотите вина?

– Немножко, – засмеялась мирийка. – Впрочем, можно и побольше.

– Я хочу, чтобы завтра вы посетили мою невестку, – сказала Серсея, пока Доркас раздевала ее на ночь.

– Леди Маргери мне всегда рада.

– Я знаю. – От Серсеи не укрылся тон, которым Таэна всегда отзывалась о маленькой королеве. – Скажите ей, что я послала в Септу Бейелора семь восковых свечей за упокой нашего дорогого верховного септона.

– Тогда она пошлет семьдесят семь, – со смехом предсказала Таэна, – чтобы доказать, как велика ее скорбь.

– Я очень рассержусь, если она не сделает этого, – улыбнулась Серсея. – Скажите также, что у нее есть тайный поклонник, рыцарь, которого ее красота лишила сна и покоя.

– Могу я спросить, кто этот рыцарь? – В темных глазах Таэны зажглись огоньки. – Не сир ли Осни?

– Возможно, но имени сразу не называйте. Заставьте себя долго уламывать. Сделаете?

– Единственное мое желание – угодить вашему величеству.

Ветер выл за окном, а они до поздней ночи пили борское золотое и рассказывали друг другу истории. Таэна напилась пьяная и призналась Серсее, что ее любовником был корабельный капитан, мириец, наполовину пират, с черными волосами до плеч и шрамом через все лицо.

– Сто раз я говорила ему «нет», а он отвечал «да» – и в конце концов я тоже сказала «да». Таким мужчинам, как он, отказать невозможно.

– Мне это известно, – с кривой улыбкой сказала Серсея.

– Вашему величеству тоже такие встречались?

– Роберт, – солгала она, думая о Джейме.

Но когда она легла спать, ей приснился другой брат и три оборванца, с которых начался ее день. Во сне они вправду принесли ей голову Тириона. Она велела покрыть ее бронзой и держала в своем ночном горшке.

ЖЕЛЕЗНЫЙ КАПИТАН

Обогнув мыс при северном ветре, «Железная победа» вошла в священные воды залива Колыбель Нагги.

Виктарион стоял на носу вместе с Нутом-Цирюльником. Над берегом Старого Вика высился травянистый холм, где проросли из земли ребра Нагги толщиной с корабельную мачту, а высотой вдвое больше.

Кости чертогов Серого Короля... Виктарион чувствовал магическую силу этого места.

– Именно здесь Бейлон впервые назвал себя королем, – вспомнил он. – Здесь он поклялся отвоевать наши вольности, и Тарл Трижды Тонувший увенчал его короной из плавника. «Бейлон! – кричали все. – Бейлон наш король!»

– Так же громко будут выкликать и твое имя, – посулил Нут. Виктарион кивнул, не разделяя, однако, уверенности Цирюльника. У Бейлона было три сына и любимая дочь.

Он так и сказал своим капитанам во Рву Кейлин, когда они приступили к нему с просьбами заявить свои права на Морской Трон. «Сыновья Бейлона все мертвы, – говорил Рыжий Ральф Стонхауз, – а дочь она и есть дочь. Ты был правой рукой своего брата и должен подхватить меч, который выронил он». Когда Виктарион напомнил, что брат приказал ему оборонять Ров от северян, Ральф Кеннинг сказал: «Волки разбиты наголову, лорд. Зачем нам завоевывать эти болота и терять острова?» «Вороний Глаз отсутствовал слишком долго и нас не знает», – добавил Хромой Ральф.

Эурон Грейджой, король Островов и Севера... Мысль об этом пробуждала в сердце Виктариона былую ярость, однако...

«Слова – это ветер, – ответил он им, – а ветер хорош, лишь когда он наполняет твои паруса. Вы хотите, чтобы я сразился с Вороньим Глазом? Чтобы брат пошел на брата, островитянин на островитянина?» Эурон, что бы там ни произошло между ними, все-таки старший. Нет хуже злодея, чем тот, кто проливает родную кровь.

Все изменилось, когда Мокроголовый призвал их на вече. Эйерон говорит голосом Утонувшего Бога, сказал себе Виктарион, и если бог желает, чтобы Морской Трон занял я... На следующий день он, оставив командовать во Рву Ральфа Кеннинга, направился по суше к реке Горячке, где среди тростников и плакучих ив стоял на приколе Железный Флот. В море, несмотря на переменчивую погоду, он потерял только один корабль, и вот они дома.

Сразу за «Железной победой» шли «Горе» и «Железная месть». Следом растянувшимся на много лиг строем поспешали к вечернему приливу «Твердая рука», «Железный Ветер», «Серый призрак», «Лорд Квеллон», «Лорд Викон», «Лорд Дагон» и прочие – девять десятых Железного Флота. Душа Виктариона радовалась при виде их парусов. Ни один мужчина не любил своих жен хотя бы наполовину так сильно, как лорд-капитан любил свои корабли.

На песчаном берегу, сколько хватал глаз, выстроились ладьи с торчащими, словно копья, мачтами. На глубине стояли баркасы, карраки и другие трофейные корабли, слишком большие, чтобы вытаскивать их на берег. Всюду виднелись знакомые знамена.

– Это, часом, не «Морская песнь» лорда Харло? – прищурился Нут, крепко сбитый, кривоногий и длиннорукий: зрение с годами стало ему изменять. В молодости про него говорили, что брошенный им топор может сбрить человеку бороду.

– Она самая. – Родрик-Чтец, как видно, умудрился расстаться со своими книгами. – А вон там «Громобой» старого Драмма и «Ночная летунья» Блэкрида. – Виктарион узнавал их даже со спущенными парусами и обвисшими знаменами, как и подобало лорду-капитану Железного Флота. – И «Серебряный плавник» – это какой-то родственник лорда Сейвина. – Виктарион слышал, что Вороний Глаз утопил старого Ботли, а наследник его погиб у Рва Кейлин, но оставались еще братья и младшие сыновья, не то четверо, не то пятеро. Им Вороньего Глаза любить не за что.

Взгляд Виктариона упал на узкую, низко посаженную одномачтовую галею. Ее свернутые паруса были черными, как беззвездное небо. «Молчаливый» даже на якоре казался быстрым и беспощадным. Его нос украшала черная чугунная дева с простертой вперед рукой – тонкая талия, гордо выпяченная высокая грудь, красивые длинные ноги. Чугунные волосы точно развеваются на ветру, глаза перламутровые, а рта нет вовсе.

Виктарион сжал кулаки. Этими самыми руками он забил до смерти четырех мужчин и одну жену. Волосы его тронула седина, но вся прежняя сила пока при нем – грудь широкая, как у быка, живот плоский, как у мальчишки. Тот, кто проливает родную кровь, проклят в глазах богов и людей, напомнил ему Бейлон, отсылая Вороньего Глаза в море.

– Он здесь, – сказал Виктарион Цирюльнику. – Убирай паруса, дальше пойдем на веслах. Пусть «Горе» и «Железная месть» станут так, чтобы перекрыть «Молчаливому» выход в море, а остальные должны закупорить весь залив. Чтоб ни одна ворона отсюда не вылетела без моего разрешения.

С берега уже слышались приветственные крики родных и знакомых, увидевших паруса «Победы», но «Молчаливый» молчал. На его палубах толпилась диковинная команда – одни черные, как смола, другие приземистые и волосатые, словно соториосские обезьяны. Настоящие чудища.

«Победа» бросила якорь в двадцати ярдах от «Молчаливого».