Грешные обещания - Мартин Кэт. Страница 23

Элизабет устало поднялась со скамьи. Ноги у нее все еще дрожали. Перед глазами стояла картина: Николас в объятиях рыжеволосой девки.

Глава 7

Возвращаясь домой после поездки по окрестностям, Ник пустил своего черного арабского скакуна в галоп. Уже почти стемнело, на небе появилась луна, но для него день был еще далеко не закончен. По приезде домой Ника ждала целая кипа бумаг, которые он намеревался просмотреть.

Лошадь въехала на вершину холма, и Ник глянул вперед: огромный каменный дом источающими золотистый свет окнами был издалека похож на большой маяк. Ник всю неделю заставлял себя работать до изнеможения. Он настолько уставал, что все тело ломило, и казалось, еще немного — и он замертво свалится от переутомления.

Но ничего не помогало. Даже каторжный труд не мог стереть из его памяти образ Элизабет, ее искаженное болью лицо, когда она стояла на пороге розовой гостиной, глядя на происходившую в ней мерзость.

То, что она увидела его с проституткой, заставляло Ника чувствовать себя самым что ни на есть низкопробным мерзавцем, таким как Сент-Джордж и Ричард Тернер-Уилкокс. Снискав себе в глазах общества отнюдь не лучшую репутацию, сам Ник считал себя человеком порядочным. То, что хорошо для его дружков, ему не годится, знал он. Обнаружив по возвращении в Англию, что высшее общество от него отвернулось, он начал играть роль, которую ему отвели, роль Беспутного графа, выказав тем самым презрение к людям, сделавшим его изгоем.

Когда Элизабет поселилась в его доме — а может быть, это его еще и подстегнуло, — он решил продолжать в том же духе. Но ему и в голову не могло прийти, что все зайдет так далеко.

Николас мчался по зеленым холмам своих владений, а очаровательное, залитое слезами лицо Элизабет стояло у него перед глазами. Двумя днями раньше он целовал ее нежные, упоительно сладостные губы, прижимал к себе ее стройное тело. То, что после этого он позволил себе ласкать рыжую проститутку, можно расценить как самое подлое предательство, да в некотором смысле так оно и было.

Элизабет была наивной девушкой. Он развеял ее иллюзии. Она увидела его таким, каким он едва не стал.

В тот момент когда Ник заметил Элизабет в дверном проеме, что-то в нем надорвалось. Жизнь, которую он вел, становилась ему все более и более отвратительна. Он устал от той роли, которую играл, от общества, в котором вынужден был находиться. И в тот миг, когда он увидел искаженное болью лицо Элизабет, Ник совершенно ясно понял: настало время измениться.

За прошедшие несколько дней он уже предпринял некоторые шаги в этом направлении. Сент-Джорджа и его свиту выпроводил из Рейвенуорт-Холла и прозрачно намекнул, чтобы они больше не возвращались. Его приятелям — таким же развратникам и подонкам — сообщат то же самое.

Что же касается Элизабет, она, конечно, пострадала по его милости, однако, быть может, то, что произошло, даже к лучшему. Раньше Элизабет не знала, что при одном взгляде на нее его охватывает яростное желание, не понимала, что только невероятным усилием воли он сдерживает страсть, которой к ней воспылал. Теперь она возненавидела его и будет держаться подальше. Так что все произошедшее пойдет ей только на пользу.

С этой горькой мыслью Ник и завершил долгий, полный мучительных раздумий день.

Следующие несколько дней после неприятного инцидента в розовой гостиной Элизабет трудилась в оранжерее. О том, что произошло, она не сказала никому, да у нее и мысли такой не было. Если тете Софи хочется знать, отчего ее племянница в последнее время ходит такая грустная, почему страдает отсутствием аппетита, пускай сама догадается. А Элизабет тем временем занялась вместе с Барнаби Инглсом пересадкой анемонов, анютиных глазок и тюльпанов из сада в оранжерею, чтобы вернуть ей былое великолепие и чтобы чем-то себя занять.

По вечерам она принимала меры предосторожности, чтобы случайно не наткнуться на графа. Одна мысль о том, что она может его увидеть, услышать его голос, причиняла Элизабет острую боль.

Как граф и обещал, его друзья покинули Рейвенуорт-Холл на следующий же день, и с тех пор в нем стало как-то пусто. Ей с тетей граф прислал записку, в которой сообщал, что они могут ходить по всему дому, где им только заблагорассудится, а ужин с этого времени им будут подавать в столовой.

В первый вечер после получения записки Элизабет притворилась, что у нее болит голова, и тетушка отправилась ужинать одна. Однако граф не появился. Очевидно, работал допоздна в поместье и домой вернулся, когда его домочадцы уже крепко спали. Второй вечер Элизабет тоже провела в своей комнате. На третий день, однако, ей надоело сидеть в четырех стенах, и она, собравшись с духом, отправилась вниз. Повар приготовил восхитительный ужин: сочную жареную перепелку и паштет из оленины. К счастью, графа снова не было в столовой, а то бы у нее кусок в горло не полез.

Его отсутствие дало Элизабет пищу для размышлений. Она думала о нем и сейчас, когда стояла на коленях на клумбе с черной свежей землей, погрузив в нее по запястье руки. Итак, граф избегает ее, точно так же, как и она его. То, что у него вдруг проснулась совесть, — хороший знак.

В таком случае, быть может, граф и в самом деле раскаивается в содеянном?

Николас сидел за письменным столом и писал письмо Сидни Бердсоллу. Это была уже четвертая попытка. Первые три листа валялись, смятые, в корзинке для мусора.

«Дорогой Сидни!

Во время нашей последней встречи мы с тобой говорили о том, что вот-вот должен начаться лондонский сезон. В связи с этим, полагаю, настало время подумать, как лучше ввести Элизабет в высшее общество и начать поиски подходящего для нее мужа.

За последнее время я успел понять, что, помимо красоты и очарования, эта молодая девушка обладает еще и острым умом. Полагаю, найти подходящих претендентов на ее руку не составит большого труда. А вот выбрать из них достойного такой девушки, как Элизабет, может представить некоторые затруднения. С нетерпением буду ждать сообщения о том, какие шаги ты предпринял в этом направлении. Напиши также, когда ты планируешь увезти Элизабет в Лондон.

С самыми наилучшими пожеланиями, Николас Уорринг, граф Рейвенуорт».

Перечитав последний вариант послания, Ник пришел к выводу, что его можно отсылать, хотя и сейчас был не вполне удовлетворен его содержанием. Он надеялся, что Сидни прочтет между строк его тревогу и очень тщательно отберет кандидатов на руку Элизабет. Сделать это необходимо как можно скорее. Поскольку Бэскомб твердо намерен заполучить Элизабет и, похоже, от своего не отступится, времени у них очень мало. Кроме того, Ник не собирался вверять счастье Элизабет в руки судьбы.

Присыпав текст послания песком, Ник подождал, пока высохнут чернила, после чего сложил письмо и запечатал его воском. Он отошлет его сегодня же — чем скорее он это сделает, тем лучше. Быть может, когда Элизабет уедет из его дома, он сумеет ее забыть.

Бог свидетель, больше ему не поможет ничто.

Элизабет сидела на скамейке орехового дерева в маленькой каменной часовне Рейвенуорт-Холла. Сквозь высокие окна с витражами, изображавшими сцены распятия, светило солнце, окрашивая часовню в сапфировые, розовые и золотистые тона. У окна стоял резной деревянный аналой, покрытый вышитой полотняной скатертью, на котором лежала древняя Библия с позолоченным обрезом.

Со времени приезда в Рейвенуорт-Холл Элизабет периодически захаживала в часовню. В свое первое посещение она увидела, что все кругом покрыто пылью и носит следы запустения. Однако уже на следующей неделе после своего приезда она обнаружила, что все в часовне сияет чистотой. Похоже, граф догадался, что Элизабет станет посещать это место, ведь не ехать же ей в Севеноукс, чтобы общаться с Господом.