Золото влюбленных - Мартин Кэт. Страница 29

Но если бы она знала, что он Рен, что бы от этого изменилось? Разве она смогла бы остановиться, если бы знала, что он помолвлен с другой? Вспоминая его поцелуи и ласки, она не была в этом уверена.

Илейн прижала газетную вырезку к груди и рухнула на кровать. Господи! Как могло все это случиться? Ее сотрясали рыдания. Зачем он вернулся? Почему не остался вне ее жизни? Ее грудь вздрагивала, а сердце рвалось от мучительной боли. Она вспомнила, как он защищал ее, успокаивал, вспомнила сожаление в его глазах при прощании, грусть хрипловатого голоса.

Как они все могут лгать?! Рен, которого она знала ребенком, никогда бы ее не обманул. Может быть, Ада права. Иногда не хочешь делать, а получается. «Я могу не вернуться». Теперь эти слова стали для нее прощанием, тем, чем и были в действительности. Он не смог бы вернуться, даже если бы захотел. Через две надели он женится на Мелиссе Стэнхоуп, дочери одной из богатейших семей Сан-Франциско. Интересно, будет ли он о ней думать, вспомнит ли, как ее зовут. Сколько женщин было в его жизни? Сколько их еще будет? У него деньги, власть, положение. Он будет вить из женщин веревки. За последние девять лет Рен Дэниэлс прошел большой путь.

Не вытирая струящихся из глаз слез, Илейн зарылась лицом в подушку и лежала До тех пор, пока наконец не уснула. Слезы и волнения дня взяли верх. Она проспала несколько часов, пока ее не разбудил еще один тихий стук в дверь. Это была Ада.

Усевшись на старую железную кровать, Илейн стащила с головы косынку, пригладила растрепавшиеся волосы и, вспомнив газетную вырезку, почувствовала острую боль в сердце.

Не дожидаясь разрешения, Ада вошла в комнату.

— Я дала тебе поспать сколько могла, — сказала она, поглаживая Илейн по щеке.

Илейн обреченно вздохнула и поправила платье. Она знала, что надо закончить уборку, но не хотела ничего делать. Ей хотелось навсегда погрузиться в свое несчастье.

— Дело в том… — продолжила Ада, — боюсь, мне надо рассказать тебе еще кое-что крайне неприятное. Короче, можно начинать?

— Боже, Ада, что еще? — Илейн одернула подол платья, гадая, что же может быть хуже тех новостей, что она уже получила.

— Из-за этих проклятых мужчин, — ворчала Ада, — тебе надо уехать из Кейсервилля.

— Уехать! Но почему, Ада? Куда я поеду?

— Генри Даусон не даст тебе разорвать помолвку. Я слышала, как они разговаривали в конторе, когда ты работала наверху. Они собираются привезти завтра священника. Видимо, Чак рассказал, что произошло между вами. Генри сказал, что надо узаконить сделку. Сказал, что не должен был позволять тебе так долго держать Чака на расстоянии, что надо помнить о желаниях мужчины и так далее.

Илейн была ошеломлена. Она закрыла глаза и прислонилась к старому железному изголовью кровати. Не может быть, чтоб Генри говорил серьезно! Как ему пришло в голову помышлять об официальном бракосочетании после всего, что Чак с нею сделал. Он ведь не станет принуждать ее? Но, зная, какой властью обладал Даусон, она не была ни в чем уверена. Ада права. Ей придется уехать из города. Но куда же она поедет? Что будет делать? Как обычно, Ада читала ее мысли. Она передала Илейн маленький бархатный мешочек, полный монет.

— У меня есть сестра, Изабель Честерфилд, она живет в Сан-Франциско. Она примет тебя, пока ты сама не обустроишься. Я отправлю ей телеграмму, и она тебя встретит. Она хорошая женщина. Ты можешь ей доверять.

Сан-Франциско. От одного названия сердце Илейн затрепетало. Там будет Рен со своей женой. Она не сможет этого вынести.

— Я не могу поехать туда, — прошептала она. — Там Рен.

— У тебя нет выбора, милая. У нас с тобой больше нет знакомых. Ты, по крайней мере, будешь далеко, и Даусон не сможет найти тебя. Что-то с этой свадьбой нечисто.

Илейн с трудом понимала слова Ады. Она уедет из Кейсервилля. Она сделает то, чего так старалась избежать. Что она в действительности теряет? И что случится, если она останется? О свадьбе с Чаком Даусоном не может быть и речи. Ада права. У нее нет выбора.

Ада помогла ей встать.

— В полдень есть поезд, идущий на Запад. Лучше, если ты на него успеешь, милая.

Илейн приподняла мешочек.

— Как я могу взять твои деньги, Ада? Ты работала годы, чтобы скопить эту сумму. — Илейн вспомнила свои долги и задумалась на минуту: а может быть, свадьба с Чаком — это лучшее решение всех проблем?

— Ты расплатишься со мной, когда разбогатеешь на Западе. Там много возможностей. Мне и здесь неплохо, и, кто знает, может, я когда-нибудь навещу вас обеих.

Илейн проглотила слезы и обняла пожилую женщину.

— Ты моя самая лучшая подруга. Ада тоже обняла ее.

— А теперь, давай. У нас куча дел, если мы хотим, чтобы ты успела убраться отсюда к полудню.

Илейн дрожащими руками сняла обручальное кольцо Чака.

— Собиралась вернуть его лично, теперь тебе придется сделать это вместо меня. Я не хочу новых долгов Даусону. Достаточно тех, что есть.

Ада только кивнула.

Колеса заунывно тянули привычную песню, и поезд продолжал свой неутомимый бег среди полей. Монотонный ритм успокаивал Рена Дэниэлса, проясняя последние хитросплетения его судьбы. Вагон первого класса оказался полупустым, а в остальных — пассажиров было слишком много. Днем Рен отдыхал на плюшевых сиденьях спального вагона, а ночью сиденья откидывались и превращались в удобные постели.

Он приходил в себя уже семь дней, заставляя память восстанавливать прошлое час за часом. В последние несколько дней его заполонил поток отрывочных воспоминаний. Когда же, наконец, он собрал все кусочки ребуса воедино, то пожалел о том, что все вспомнил.

Он был ошеломлен огромностью своей вины. Он бросил Илейн Мак-Элистер, женщину, которая спасла ему жизнь. Он оставил ее один на один с яростью людей, которых клялся убить. И вдобавок ко всему он соблазнил ее — сыграл на ее симпатии, затащил в свою постель и лишил девственности. Рен никогда не восхищался собой, но наг этот раз его самоуничтожение не имело границ.

Он смотрел в окно вагона. Бесплодные полосы брошенной, заросшей полынью, а иногда юккой или столетником земли — вот все, что он видел за последние двенадцать часов. Паровой двигатель проревел, минуя индейскую хижину, и двое тощих загорелых мальчишек, смеясь, выбежали из хибарки, чтобы поглядеть на проносившийся мимо черный паровоз.

Его мозг бередили воспоминания об Илейн, их прогулках за город, ее коже, такой нежной под его жесткими пальцами. Он вспоминал проведенную вместе ночь, сладость ее губ, твердость возбужденной груди, прижимавшейся к нему. Рен попытался прогнать эти мысли, чтобы снять возбуждение, от которого брюки стали вдруг такими тесными. Он ругал себя за то, что снова хочет ее. Он помолвлен, а Илейн была совсем не той женщиной, которая будет путаться с женатым мужчиной. Новые угрызения совести захлестнули его, когда он вспомнил, как составлял планы соблазнения. Его немного успокаивал лишь тот факт, что Илейн хотела его не меньше, чем он ее. Но для самоуспокоения этого было недостаточно.

Усевшись глубже в кресло, Рен погрузился в беспокойный сон, во время которого мозг продолжал мучить его мыслями о свадьбе с Мелиссой Стэнхоуп не позже, чем через две недели, и снова его терзали укоры совести. Он обманул не только Илейн, но и женщину, с которой был помолвлен.

Ему пришлось признать, что чувства Мелиссы казались ему менее важными. Это был брак по расчету, устроенный Джакобом Стэнхоупом, который хотел «прилива свежей крови в семью Стэнхоупов». Верность не называлась обязательным условием в этом супружестве. Принимая во внимание слабое телосложение Мелиссы, Рен был уверен, что ему понадобится любовница для удовлетворения своих здоровых нужд.

Но Илейн не будет любовницей. Он снова почувствовал напряжение в низу живота. Если бы все можно было сделать иначе! Но так решил Джакоб Стэнхоуп. Джакоб был ему отцом с первой же их встречи уже целых пять лет назад.

Рен выглянул в окно. Убожество жизни овцеводов, иссушенная солнцем кожа женщин, стирающих белье перед домом, мимо которого пронесся поезд, снова заставили его задуматься о прошлом. Рен прекрасно знал, что такое бедность. После того, как девять лет назад он уехал из Кейсервилля они с Томми бесцельно бродили из города в город. Каждый день нужно было отыскать среди отбросов достаточно еды, чтобы не умереть с голоду.