Украденные мгновения - Мартин Мишель. Страница 22

— Так куда?

— Ну, хорошо, хорошо, — несколько мгновений она думала. — Говорят, что ночью на Манхэттене жизнь только начинается. Может, в какой-нибудь клуб, где есть музыка?

Клуб «Сюрреалистик Пиллоу», названный так в честь одного из альбомов известной рок-группы, располагался в старинном трехэтажном здании из красного кирпича. Неоновая вывеска над входом сверкала ярким малиновым огнем. Харли подумала, что этот цвет удачно сочетается с цветом ее платья.

— Куда мы приехали? — спросила она, выйдя из такси.

— Это один из лучших ночных клубов Нью-Йорка, — сказал Дункан.

Через обычную, ничем не приметную деревянную дверь они прошли в небольшой вестибюль. Спустившись по ступенькам, Дункан и Харли попали в зал, заставленный десятками, а может быть, сотней столиков, которые подковой охватывали огромную танцевальную площадку, находившуюся уровнем ниже и уже заполненную толпой танцующих. Кругом царил приятный полумрак. Над площадкой в самом дальнем углу зала возвышалась эстрада, на которой группа из шести латиноамериканских музыкантов не давала скучать посетителям, наполняя зал веселыми, задорными ритмами — смесью рока и сальсы. Люди различного возраста, цвета кожи и социальной принадлежности собрались здесь, чтобы потанцевать, пообщаться или просто послушать музыку. Харли этот клуб понравился с первого взгляда.

— Ради Бога, скажи мне, как ты отыскал это место? — она посмотрела на Дункана.

Довольный тем, что произвел на Харли впечатление, Дункан расплылся в улыбке.

— Я живу здесь неподалеку, прямо за углом.

— Ты живешь в Челси?

— Да.

— Но почему?

— Мне здесь нравится.

«Хороший ответ, ничего не скажешь, — подумала Харли. — А в родительском доме ему не нравится. Ему, видишь ли, нужна свобода и простор!»

Дункан попросил отыскать им столик, и их сразу же проводили в глубину зала. Харли, заказав официантке, щеголявшей красочной татуировкой, минеральной воды, уселась на стул и принялась осматриваться, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей.

Музыка в исполнении очередной группы, появившейся на эстраде, не имела ничего общего с теми песнями, которые она сочиняла и исполняла последние девять лет под бдительным руководством своего менеджера. Харли раскраснелась, ей стало легко и весело. Казалось, что от бешеного ритма ударника кровь веселее бежит по жилам, сердце стучит быстрее. Она забыла о Бойде, о записи нового альбома и о том, что ее ожидает сегодня в полночь.

— Отличная группа, — заметил Дункан, когда музыканты начали покидать эстраду.

— Чувствуется, что талантливые ребята, — согласилась Харли.

— Они мне напомнили одну команду из Майами, «Саунд машин» — так, кажется, она называлась. Те тоже играют рок в жестком исполнении.

Харли от изумления раскрыла рот.

— Тебе нравится тяжелый рок?

— А что в этом удивительного? — откинувшись на спинку стула, сказал Дункан. — Я считаю, что рок — это классная музыка. Она волнует, возбуждает, заряжает энергией… Мои родители ее просто терпеть не могут, а мне нравится.

Харли рассмеялась.

—А что им нравится слушать? Энгельберта Хампердинка?

— Нет, они обожают Джейн Миллер.

Харли сначала недоуменно раскрыла рот, а затем громко расхохоталась.

— Ты просто ужасный тип.

— Вот-вот, родители мне говорят то же самое, — с притворной скорбью в голосе произнес Дункан, но тут же оживился.

— Смотри, что-то новенькое, — он указал на эстраду.

В это время сцену заняла очередная, никому не известная, мультинациональная команда из пяти человек под «жизнерадостным» названием «Мясорубка». Все они вышли в черных кожаных штанах и высоких черных ботинках. Больше на них ничего не было, если не считать, что их тела были испещрены татуировкой, а в ухе у каждого сверкало по серьге.

— Глядя на них, все становится ясно, — тихо пробормотала Харли.

На зал обрушился ураганный шквал звуков. Почти вся женская половина сорвалась со своих мест и ринулась к эстраде. Застыв в немом восторге, они с обожанием взирали на беснующихся музыкантов.

— Что скажешь про этих ребят? — спросил Дункан, когда вокалист «Мясорубки» закончил первую песню.

— Круто, шумно, — других слов Харли не смогла подобрать. — Какой смысл сочинять стихи на такую музыку, если слушатели не могут разобрать ни единого слова.

— Уж очень ты консервативна, — заклеймил ее Дункан и рассмеялся.

Потом они слушали музыку, говорили о любимых группах, исполнителях, песнях, и их вкусы, как ни странно, во многом совпадали. Харли почувствовала себя необычайно раскрепощенной, поскольку впервые за долгие годы она не боялась, что ее прервут на полуслове и скажут, что она несет какую-то чушь. Именно таким образом Бойд вел с ней разговоры на музыкальные темы. А мать? Та просто уходила в другую комнату, когда Харли начинала восторженно говорить о роке.

Дункан всячески пытался отвлечь Харли от мысли о том, что она его пленница, и на какое-то время ему это удалось. Их разговор был прерван бурными рукоплесканиями, криками и свистом, которыми посетители проводили со сцены лихих ребят из «Мясорубки».

На эстраде появился невысокий мужчина лет пятидесяти или чуть меньше, в ослепительно белой рубашке. У него были напомаженные, огромные черные усы, заметный животик, который он старательно втягивал, и абсолютно лысая голова, которая ослепительно сияла под лучами юпитеров. Прохаживаясь по сцене и волоча за собой шнур микрофона, он обратился к залу:

— Леди и джентльмены, завтра у вас последняя возможность повеселиться от души и стать участниками нашего шоу, которое продолжалось всю неделю. Завтра заключительный вечер этого замечательного праздника. Любая группа, дуэт и просто исполнитель могут выйти на эту сцену и в течение десяти минут показать нам, на что они способны. Большинство заявок уже подано, но вы еще можете успеть стать участниками завтрашнего шоу. Желающие найдут меня в нашем баре.

Притихшая Харли проводила его глазами, когда он уходил со сцены.

— Харли, о чем ты задумалась? — спросил Дункан, заметив, что она замолчала. — Харли, очнись.

— Больше всего на свете мне хочется выступить перед слушателями, которые смогли бы оценить меня как рок-певицу, — торопливо заговорила она. — Я хотела бы проверить себя.

— Харли…

— Бойд твердит, что у меня ничего не получится. Говорит, если я сменю стиль в музыке, то растеряю всех поклонников Джейн Миллер и потеряю все, чего достигла за это время.

— Харли… — он безуспешно пытался вставить хоть одно слово.

— Дункан, я должна это знать! — горячо сказала она. — Я должна знать, прав Бойд или нет. А что, если он прав, и я ничего собой не представляю как рок-певица, и все эти годы мечтала о невозможном, и что мне это не под силу? Может, мне действительно надо забыть о роке, выкинуть эту блажь из головы. Я должна это выяснить, Дункан.

Он уперся локтями в стол и опустил голову на руки.

— Ты даже не представляешь, о чем просишь меня! Отец с меня живого шкуру сдерет, а потом вышвырнет из агентства. А что касается твоего распрекрасного менеджера, то…

— Я тебя прошу только об одном — дай мне еще один день. Ну что такое один день? Ничего страшного не случится, если завтра вечером мы вернемся сюда. Это судьба, Дункан. Я не могу упустить такой шанс, я должна участвовать в завтрашнем шоу. Уж не думаешь ли ты, что судьбу можно обмануть?

— Харли, прекрати! — Дункан решительно остановил бурный поток ее красноречия.

— Ты не представляешь, что для меня значит участие в этом шоу! — Она не сводила с него умоляющего взгляда.

— Ошибаешься, — тихо ответил Дункан, — я тебя прекрасно понимаю.

Харли поняла, что наступил решающий момент или удастся его уговорить сейчас, или никогда.

— Если бы ты меня попросил о каких-то лишних сутках, то я бы пошла тебе навстречу.

— Я знаю, — он повернул голову и уставился на сцену, которую вновь заняли латиноамериканские музыканты.

Затем он посмотрел на Харли таким затравленным взглядом, что ей даже стало жаль его. Но поскольку отступать было уже поздно, Харли продолжила: