Низвергатели легенд - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 22

Оказалось, что у Роже де Алькамо в столице королевства имеется собственный дом. Вернее, принадлежащий его семье, весьма разветвленному и уважаемому на Сицилии клану де Алькамо, владеющему одноименным замком на западе острова, леном, виноградниками, хлебными полями и несколькими тысячами крестьян-арендаторов. В город небольшой кортеж пропустили беспрепятственно – Роже приказал младшему брату развернуть знамя с изображением трех золотых лучных стрел на зеленом поле.

Чем проще герб, тем древнее семья – это аксиома. Если смотреть на символ рода де Алькамо, то по количеству геральдических фигур (три штуки) он повторяет герб герцога Вильгельма Нормандского, славного тремя золотыми леопардами. Удовольствия наподобие четверочастного гербового щита с крыжем или щитком, десятками перевязей, столбов, перекладин и самых разнообразных геральдических фигур могли себе позволить только младшие сыновья, племянники и прочие зятья захудалых родов, стремившиеся компенсировать яркой пышностью захолустное происхождение. Между прочим, во Франции самым красивым и в то же время наиболее простым считался именно королевский герб – три золотых лилии в синем поле. Злые языки не без основания утверждали, будто это лишь подражание узурпаторов, Каролингов-капетингов, своим предшественникам, легендарным Меровингам, чей символ составляли три золотых пчелы опять же посреди синего щита.

Если продолжать сравнение с пчелами, то дом Роже больше напоминал улей. Длинное, под двускатной крышей, каменное строение с редкими узенькими окошками и множеством пристроек, наподобие конюшен, кузницы, сеновала и прочих деревенских атрибутов, благополучно перенесенных в город. И внутри – множество народу. Разумеется, Роже, следуя голосу крови, пригласил к себе и Мишеля, зная, что тот первый раз на Сицилии, а подыскать жилье даже на краткое время будет очень сложно – значительная часть армий Филиппа-Августа и Ричарда уже высадились на острове. Пехота стояла в лагерях под Мессиной, рыцари же предпочитали расквартироваться в самом городе.

– Иисус-мария! – взывал к небесам шевалье де Алькамо, наблюдая за кутерьмой на узеньких мессинских улицах. – Во что они превратили мою страну! Да-да, мессиры, мою! Каждый житель Тринакрии, особенно дворянин, чувствует себя здесь наравне с королем. Признаться, подобные бесчинства на тихой Сицилии напоминают не дружеский визит добросердечных соседствующих государей, а вражеское нашествие! Вы только посмотрите!

Неподалеку некий хорошо одетый шевалье, в гербе которого прослеживались отчетливые бургундские корни, увлеченно торговался с падшими женщинами, заявляя, что ему нужна не одна, а сразу три, но по цене двух.

– Непринужденные нравы, – бросил Гунтер Казакову. – Привыкайте, сударь. Только осторожнее при вечерних прогулках. Я уж не говорю о том, что такая вещь, как вульгарный триппер, здесь гуляет вовсю… И вдобавок, видя такой съезд самых благородных и богатых дворян Европы – а в городе наверняка обосновались рыцари из королевских свит – жулики начнут проявлять излишнюю активность. Берегите карманы, будущий шевалье…

Роже устроил сэр Мишеля и его оруженосцев на втором этаже своего дома, заботу о лошадях приняли на себя самые настоящие рабы (не крепостные, именно рабы, захваченные в плен мавры). Вещи можно было сложить либо у себя, либо (если имелось что-то ценное и это следовало сохранить от любопытных взглядов и рук), в подвале, одновременно являвшемся казной господина де Алькамо. Предусмотрительный Мишель, разуверившийся в добродетелях человечества, кликнул Казакова и сам отнес мешочки с золотом вниз, а Сергей потом сообщил Гунтеру, что такой подвал – одни камни и масса скрепляющего раствора на яичном желтке – может выдержать и удар двухтонной бомбы, если кто-нибудь агрессивный, недоброжелательный и владеющий пикирующим бомбардировщиком задумает разделаться с семейством де Алькамо.

– Знаю, знаю, – сказал германец. – Наша эскадра воевала в Греции, в 1940 году. Архитектура там похожая. Такие дома ничто не возьмет. Почище любого бункера. Выгорит внутри, но стены будут стоять и подпол останется нетронутым. Кстати, Роже приглашает нас на обед.

– Это сладкое слово halyava… Или, если переводить на английский – дармовщина. Интересно, это распространяется только на Мишеля и на нас тоже? И сколько времени Роже будет содержать нас таким образом? Я, конечно, понимаю, что у меня комплексы из-за гангстерских боевиков, но в бескорыстность сицилийской мафии я как-то верить не склонен.

Загадочный Ангерран де Фуа поселился в соседнем помещении, однако ему одному выделили целых три соединенных меж собою комнаты и четверых слуг-мавров сразу, а Мишель с приятелями очутился в единственной, хоть и достаточно просторной комнатке. Слуг ему не полагалось – при двух-то оруженосцах! Гунтер досконально объяснил Казакову, что сейчас, в варварском двенадцатом веке, слово «оруженосец» (наподобие слова «техник» в просвещенном двадцатом столетии) имеет весьма широкое семантическое поле, подразумевая слугу, конюха, порученца и все, что взбредет в голову сеньору.

Отобедали. Все то же самое, что в трактире «Соленый осьминог», только на порядок получше и на серебре, а не на дереве и блюдах из хлебных лепешек. Гунтеру с Сергеем пришлось вначале поднести еду сэру Мишелю, а затем устроиться в уголке – не-рыцарей за стол не пускали, здесь вам не дешевый кабак, а дом благороднейшего шевалье. Впрочем, они быстро подыскали компанию – высокорослый братец Роже, оказывается, тоже был оруженосцем при старшеньком брате. И это не считая слуг, пажей и потомков семейства де Алькамо в возрасте до четырнадцати лет. Зеленая молодежь также не имела права садиться за стол со взрослыми вассалами короля. Присутствовать, прислуживать, слушать разговоры – сколько угодно. Пока не повзрослеете и не докажете то, что вы мужчины, достойные герба предков, извольте знать свое место. Все через это проходили, даже короли. Так что обижаться нечему.

Брата Роже звали Гильомом или, если по-английски, Вильгельмом. По сравнению с оруженосцами сэра Мишеля, коим он был почти равен возрастом, Гильом выглядел настоящим медведем-альбиносом – рост под два метра, косая сажень в плечах, роскошная грива золотых волос, толстенная шея, ладони будто тарелки. Однако при всем при том он отлично знал свое дело, успевая поболтать с Гунтером, поесть и выпить, а заодно проследить за тем, что происходит за столом.

– Мессиры, – когда обед закончился, Роже, Ангерран, мадам Маго де Алькамо, сэр Мишель и другие гости встали из-за стола, ополоснув руки в медных мисках с водой, Гильом обратился к Гунтеру и Сержу: – День в разгаре, до вечера далеко. Если у вас нет обязанностей перед своим сеньором, приглашаю вас прогуляться по городу. Мессина – чудесное местечко, если вас будет провожать знающий человек…

Гильом подмигнул столь недвусмысленно, что стало ясно – этот здоровяк проведет новых приятелей по всем злачным местам сицилийской столицы.

Сэр Мишель, все еще терзавшийся головной болью и отяжелевший после обеда, только сплюнул, услышав, что его верные оруженосцы уже запросили свободы и собираются покинуть сюзерена на произвол судьбы.

– Идите, – поморщился рыцарь. – Я лучше спать лягу. И вот что… Раз уж отправляетесь, попробуйте вызнать, где сейчас его величество Ричард. Мы же сюда не отдыхать приехали!

Мессир Ангерран де Фуа заперся в своих покоях и не выходил до следующего утра.

Гильом был истинным сицилийцем. Во-первых, он с достоинством, хотя и не без гордыни носил свое дворянское звание, а потому ради прогулки оделся в лучшее платье. Длинное мужское блио с плащом, разукрашенным вышивкой, круглая шапка янтарного цвета с ниспадавшим на плечи шарфом, узкие шелковые панталоны. Во-вторых, даже с самыми знатными дворянами, частенько встречавшимися на улицах, брат Роже держал себя так, что казалось – он король, инкогнито вышедший подышать свежим воздухом.

– По сравнению с Гильомом, – прокашлялся Гунтер, – мы выглядим бедными провинциалами.