Низвергатели легенд - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 7

– Ты сейчас оказался среди своих, – медленно проговорил Гунтер, наблюдая за Казаковым. – Почти месяц ты только и делал, что выживал. Постоянно был в заботах. Еда, какая-никакая оборона своей берлоги. Боязнь, что тебя найдут. Непонимание, что случилось и где ты. Сейчас тебе все объяснили. Что бы ты там не говорил, но я для тебя – свой. Ты расслабился. Такое расслабление…

– Такое расслабление заканчивается истерикой, потерей внимания и притуплением чувства опасности, – напряженно хихикнул Сергей. – Что ты сейчас и видишь. Правильно, надо отоспаться. Мир изменился. До тринадцатого августа он был одним, от тринадцатого до сегодняшнего дня – другим, а с этого вечера – третьим. Пойду-ка я спать, в самом деле. Переночую в кабине. Надеюсь, на мое имущество, жизнь и девственность никто не собирается покушаться?

– Иди, иди, – усмехнулся Гунтер. – Рассветет – разбужу. Только с кулаками спросонья не лезь.

Благополучно миновали две недели.

Никаких особенных чудес не происходило. Гунтер откровенно побаивался, что заявится Лорд – убеждать, растолковывать, искушать и совращать, однако представители инфернальных сил не высказывали интереса ни к сэру Мишелю, ни к его подозрительным оруженосцам. Один раз, правда, к отцу Колумбану прибыл странный ночной гость, невысокий толстячок с рыжей сарацинской бородкой, но святой, едва увидев в дверях пришедшего глубоко за полночь посетителя, посоветовал ему заглянуть через сутки или двое, чтобы спокойно поговорить. Гунтер спросонья уловил только необычное имя – Калькодис, но почему-то решил, что оно арабское или мавританское.

Сэр Мишель, оскорбленный в лучших чувствах посиделками в волчьей яме, дулся несколько дней подряд и наводил феодальные порядки – скорее из вредности, нежели по злости. Новому «оруженосцу» приходилось осваивать ремесло. Чистка лошади. Надраивание вооружения хозяина до лунного блеска. Практическое освоение хороших манер и языка. Если с норманно-французским положение дел обстояло более-менее сносно, то с манерами…

– Как обратиться к графу? – устало спрашивал сэр Мишель.

– А как я узнаю, что это граф? – вздымал брови оруженосец, выслушав перевод Гунтера. – И смотря в какой обстановке обращаться! Ежели в королевском дворце – это одно, а в борделе – совсем другое…

Этого Гунтер переводить не стал.

– Графа узнаем по гербу, – втолковывал рыцарь. – Ты, как дворянин, обязан знать гербы благородных семейств Нормандии, Аквитании и Франции…

– Ой, а можно я не буду дворянином? – глумливо застонал Серж. – Просто слугой? Как Планше у мсье д'Артаньяна?

– Д'Артаньтяна? – почесал в загривке сэр Мишель. – Артаньян у нас в Гаскони, это Аквитания. Не помню такой семьи. А ты-то их откуда знаешь, на дороге грабил?

Гунтер едва сдерживал смех. Адаптация шла полным ходом. Если рыцарь требовал пойти налево, Казаков из принципа шел направо, если ему задавали вопрос, отвечал десятью своими, и вообще вел себя крайне непринужденно, заявив Гунтеру, что ему всегда был близок образ солдата Швейка, заветам какового он и будет следовать. А первым делом…

– Гунтер, мы взрослые люди, – этот разговор завязался как-то вечером. Господа оруженосцы занимались грубым физическим трудом в виде порубки дров для отца Колумбана, сэр Мишель отсутствовал, отправившись с папенькой и приехавшими в гости к Фармерам соседями на охоту, а святой отшельник незадолго до заката отправился в деревню, принимать роды.

– Взрослые, – подтвердил германец, пытаясь говорить на норманно-французском. – А также совершеннолетие и обладающие всей ответственностью перед законом и доказанной дееспособностью… И что?

– Взрослые люди не могут долго жить отшельниками, – без всяких обиняков выдал Казаков.

– Го-осподи, – Гунтер воткнул топор в колоду и вытер рукавом лоб. – И этот туда же, мало мне Мишеля! Какое счастье, что Дугал Мак-Лауд уехал, вот было бы веселье на всю округу! Успокойся, в радиусе ближайших пятидесяти километров публичные дома отсутствуют как данность. И потом, такая форма… э-э… обслуживания в нынешние времена категорически не приветствуется.

– В любом и каждом романе о Средневековье, – Сергей ударил лезвием по полешку так, что только щепки полетели, – в несметных количествах наличествуют сговорчивые крестьянские девицы, любезные к скучающим господам служанки или, на худой конец, ждущие утешения вдовы.

– Ты читал неправильные романы, – буркнул германец, но вдруг его голову посетила до неожиданности оригинальная мысль. Зачем искать что-то на стороне, когда искомый объект находится буквально в нескольких минутах ходьбы от землянки отца Колумбана? Если уж мессир Казаков решил развлечься – будет ему развлечение. Надолго запомнит.

– Вот тебе… – Гунтер залез в плоский кожаный кошелечек, висевший на ремне, и вытащил серебряный полупенсовик с профилем короля Генриха II Английского. – Вот тебе два фартинга или полпенса. Кстати, давно пора научиться разбираться в здешней денежной системе. Топай в замок, дрова я сам дорублю. Оденься поприличнее – вон, мой колет возьми. Придешь, скажешь на воротах, что новый оруженосец Мишеля, он о тебе уже там натрепался. Спросишь Сванхильд, она на кухне работает. Дашь ей монетку, а дальше сами договоритесь.

Радостно насвистывавший Казаков исчез между деревьев, взяв направление к возвышающемуся на холме темному кубу замка Фармер.

Гунтер прекрасно понимал, что сотворил злую шутку. Сванхильд, первая шлюха округи, представляла собой дородную высокорослую гром-бабу – нечто среднее между танком «Колоссаль» и медведицей в период течки. Ему посчастливилось пообщаться с ней месяц назад (между прочим, с подачи сюзерена, чтоб его…) и эта встреча до сих пор не выходила из памяти. Сванхильд была женщиной солидной, но слишком уж темпераментной.

Когда стемнело, явился отец Колумбан, радостно объявил, что у жены кузнеца в Антрене родилась крепенькая здоровая двойня, и это в добавление к еще четырнадцати детям. Германец мысленно посочувствовал кузнецу, но вскоре догадался, что если все дети живы и здоровы, значит, отец и мать могут обеспечить им пропитание и нормальную жизнь. В семьях вилланов новорожденные умирали часто (впрочем, так же, как и семьях благородных), потому отцы с матерями и старались максимально приумножить свое потомство, дабы в будущем было кому передать дом, хозяйство и надел земли, арендованный у мессира де Фармера-старшего.

Казаков не возвращался.

После восхода луны заглянул Мишель – уставший, вспотевший, но довольный охотой. Рыцарь сгрузил на порог дома отца Колумбана небольшого кабанчика, собственноручно забитого пикой на охоте, какое-то время ушло на разделку тушки…

– Где это чудовище? – неприязненно поинтересовался рыцарь, быстро работая окровавленным ножом.

– Сын мой! – возмутился отец Колумбан, созерцавший, как трудятся его гости. – Как насчет того, чтобы возлюбить ближнего своего? Почему ты сердишься? Если наш новый друг не такой, как мы, то это не значит, что к нему нужно плохо относиться.

– Возлюбить ближнего, – хмуро проворчал сэр Мишель. – Где встречу, там и возлюблю… чем-нибудь тяжелым. Простите, святой отец. Так все-таки, где он?

– Ушел с визитами, – ухмыляясь под нос, сообщил Гунтер.

– По бабам, что ли? – моментально догадался рыцарь и, глянув на хитрую физиономию Гунтера, вдруг прыснул. Рука пошла менее ловко, лезвие ножа задело пузырек крови в свиной туше, и выплеснулся маленький фонтанчик черной густой жидкости. – Ты куда его отправил? Я догадался?

– Догадался, – кивнул германец. – Ты надо мной однажды пошутил, теперь настала моя очередь. Если утром твой замок обрушится, а на его месте мы обнаружим груду головешек – извиняйте. Серж и Сванхильд…

– Одни грешные помыслы! – вздохнув, прохрипел святой старец. – Хотя… Эх, мессиры, зная Сванхильд много лет…

Отец Колумбан почему-то рассмеялся. Не будучи ханжой или дутым святошей, он прекрасно понимал, что у каждого свой путь – у священника один, а у мирянина совсем другой. К тому же молодость есть молодость.