Звезда Запада - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 104

Отец Целестин с подозрением посмотрел на свой кубок и на всякий случай отодвинул его подальше.

– Так что, он может прийти сюда, сесть за этот стол, и ты, Лофт, не сумеешь распознать Чёрного Дракона? – хмуро проговорил Видгар. Признаваться себе в том, что такое развитие событий принесло бы ему облегчение, он не стал.

– Может, и так, – вздохнул Лофт. – Среди десятка серых зайцев трудно найти того, который покрашен. Чёрный Дракон умело скрывает свою Силу.

– Если так, то почему же вы знаете, что он рядом? – удивился монах.

– На прядь белых волосков краска не попала, – усмехнулся Локи, продолжая сравнивать Великого Духа Междумирья с кроликом. – Так просто этого не объяснишь. Скажу только, что полностью скрыть Силу невозможно. Так что решим, други? Пойдём с валлами?

– Это было бы разумно, – сказал отец Целестин и посмотрел на Торира. Тот, согласившись, кивнул, а за ним и Видгар подтвердил, что решение Локи вполне подходяще. Когда монах попытался узнать мнение Сигню и германца, то обнаружил, что уставшая воспитанница заснула сидя, прислонившись к стене, а Гуннар, даже если его и растолкать, ничего связного сказать не сможет – как водится, напился до потери чувств.

– Надо бы с Огмигеносом-друи потолковать, – зевнул Локи. – Ну да ладно, это завтра сделаю. Сейчас можно отдохнуть. Под этой крышей мы в безопасности. Не думаю, что Нидхёгг захочет нас видеть так быстро, а ждать дурного от Аудагоса не приходится. Спите.

Отяжелевший после непривычно сытной еды монах уже хотел было растянуться на лавке, как Локи, и поспать, но тут его потянул за рукав рясы Видгар.

– Пойдём посмотрим, как там Гюллир. Ему, наверно, непривычно одному...

Чертыхаясь, отец Целестин поднялся и с недовольным видом двинулся вслед за Видгаром к двери, ведущей наружу. О драконе он успел позабыть и сейчас с тоской думал, что коты в качестве домашних животных куда как приятнее и не доставляют стольких хлопот. Вот Синир уже свернулся клубочком возле Сигню и спит себе как убитый.

Время близилось к вечеру, но Лугдунум и его обитатели и не думали о покое и отдыхе. Видгар и монах шли к воротам, встречая множество людей, перетаскивавших добро из домов на высокие крытые повозки, всюду слышалась непривычная отрывистая речь валлов, а возле тына уже готовились покинуть городище несколько десятков зеномов. Там же был и Аудагос, отдававший последние приказы воеводе, который поведёт обоз. На вадхеймцев военный вождь только коротко взглянул и чуть взмахнул рукой. Здесь же стоял и седобородый друи, заставивший святого отца приостановиться и посмотреть, как колдун-жрец окуривает возы дымом тлеющей омелы.

«Надо полагать, обряд языческий, – решил монах. – Хорошо, хоть кровавых жертв нет. Впрочем, не сомневаюсь, что и такое у зеномов случается».

За ворота иноземцев выпустили беспрепятственно, ибо коренастые и украшенные бронзовыми гривнами воины знали, что эти двое – гости самого Аудагоса и не враги. Однако на сидящего под деревьями дракона валлы всё равно посматривали с опасением. Нехорошо это, когда огнедышащая тварь, запросто способная спалить посёлок, под стенами обретается без присмотра.

Гюллир встретил своих радостным посвистыванием и уткнулся мордой размером с бочку в грудь отца Целестина.

– Вас там не обидели? – участливо пробасил дракон. – Хорошо ли устроили?

– Да мы в порядке. – Видгар похлопал Гюллира по шее. – А тебе поесть дали? Аудагос обещал, что...

– Конечно, конечно, не беспокойтесь, – перебил дракон. – Овца была вкусная, хотя и жестковата. Только эти двуно... э... люди меня всё ещё боятся. Никто даже близко не подошёл. – В голосе ящера звучала лёгкая обида. – Скучно тут. Когда же дальше пойдём?

– Завтра, – ответил отец Целестин. – Ты отдыхай, пока возможность есть. Как крыло, не очень болит?

Монах, верный своим лекарским принципам, не преминул ещё раньше осмотреть повреждённое крыло дракона и понял, что кость не сломалась, а просто треснула. Однако летать Гюллир не мог, потому что сильные движения причиняли боль. По мнению отца Целестина, трещина должна срастись через месяц-два.

– Спасибо, – скромно сказал Гюллир, посмотрев в лицо монаха глазами, превосходившими размером кулак Торира. – Я уже могу им чуть-чуть двигать.

– Ну и чудесно, – заботливо улыбнулся отец Целестин. – Тогда до завтра. Мы пойдём к себе. Не уходи никуда, а то заблудишься...

– Не уйду, – буркнул дракон и с опаской покосился на горы. – Город близко...

Он всё ещё боялся, что драконы из Города возле Имирбьёрга ищут его как убийцу, и чем ближе к обиталищу Нидхёгга подходил отряд, тем больше Гюллир опасался мести. Правда, Локи его успокаивал, говоря, что никому не даст в обиду.

Мимо стоявших возле створок ворот отца Целестина и Видгара прогрохотали полторы дюжины огромных возов, проехали всадники и несколько боевых валльских колесниц. Обоз спустился с холма, выйдя на дорогу, ведущую к северу, и скрылся из глаз в тени дубового леса. Монах последний раз взглянул на улёгшегося и обвившегося хвостом дракона, да хотел уж идти вслед за Видгаром за частокол, как вдруг его внимание привлекла мелькнувшая в перелеске светлая тень, потом послышался топот копыт, и на дороге, ведущей к Лугдунуму, появился всадник. Рослый серый конь резво рысил к посёлку, а в седле сидел высокий человек в белой одежде друи. Всадник быстро миновал склон холма, остановил коня перед воротами, что-то резко выкрикнув, а затем, когда стража почтительно расступилась, въехал в крепость. Отец Целестин успел хорошо рассмотреть человека – этот друи, в отличие от Огмигеноса, был молод, тёмен волосом и статен. К поясу у него был прицеплен небольшой золотой серп, а шею украшала витая гривна, которая по тщательности отделки и тонкости работы превосходила даже украшение Аудагоса.

Видгар посмотрел вслед всаднику и обернулся к отцу Целестину.

– Видать, нездешний... – предположил он. – Это друи из Леса Идалир, не иначе. Дальний путь проделал.

Последнее замечание было совершенно правильным. И монах углядел, что лошадь была уставшей, а белые одежды всадника изрядно пропылились.

Возвращаясь в дом Аудагоса, отец Целестин мельком увидел, что молодой друи остановился возле одного из домов и, спешившись, разговаривает с несколькими мужчинами, а когда к ним подошёл старый Огмигенос, раскланялся с ним и увлёк в сторону для разговора. Больше отец Целестин о молодом жреце не вспоминал – какое ему дело до каких-то колдунов-язычников?

Вернувшись в дом рикса, монах улёгся спать, и до утра ничто не обеспокоило его сон, хотя после заката в помещении, где Аудагос устроил гостей, появлялись рабы, убиравшие со стола, а потом и сам вождь зеномов заглянул. Несколько мгновений он постоял в дверях, глядя на спящих чужестранцев, а затем, повернувшись, что-то сказал человеку, стоявшему у него за спиной. Этим человеком был тот самый друи, что приехал в Лугдунум вечером.

Мрачный, облачный день только добавлял отцу Целестину дурного настроения. Его лошадка шла позади остальных вадхеймских скакунов, ибо монах не желал ни с кем вступать в разговор и дулся на весь мир, а особенно на Лофта и валльских жрецов.

...Все поднялись от сна, едва забрезжил рассвет, и, плотно перекусив, начали собираться в дорогу. Отец Целестин первым делом обратил внимание на то, что украшавшие жилище Аудагоса черепа исчезли, – Локи объяснил потом, что ни один валл не оставит бесценные трофеи в пустом доме. Так и военный вождь забирал с собой свидетельства своей доблести.

Едва выйдя на утренний холодок, монах углядел, что зеномы собираются в большой круг на обширном свободном пространстве в центре посёлка, и, пока делать было нечего, направился туда, посмотреть в чём дело. Если бы Локи и Видгар с Ториром не пошли вместе с ним, то всё могло бы плохо кончиться, ибо отец Целестин стал свидетелем премерзкого обряда человеческого жертвоприношения.

К старому друи подвели человека, видимо раба, закованного в ошейник с короткой цепью, и жрец, хрипло напевая какие-то заклятия, поднёс испуганному и дрожащему рабу чашу, наполненную горячим зельем, и заставил выпить. Отец Целестин с лёгким ужасом и недоверием наблюдал, как после этого глаза человека помутнели, утратив даже проблеск мысли, а тело, прежде напряжённое, расслабилось. Помощники Огмигеноса, подхватив раба под руки, быстро запихнули его в приготовленную корзину, сплетённую из прутьев, а затем обложили её соломой и отошли. Друи, продолжая дребезжащим голосом распевать гимны своим богам, взял с деревянного алтаря, установленного посреди площади, связку сухой омелы, воспламенил её от сделанной в виде кабаньей головы кадильницы и бросил пылающие ветки в сложенный жертвенный костёр.