Гианэя - Мартынов Георгий Сергеевич. Страница 9

– Значит, и говорить не о чем. Нужно, и точка. – Лещинский решительно «отрубил» это слово, ударив ребром ладони по столу. – Но раз мы знаем, что возможна опасность, то не следует посылать два корабля к обоим спутникам, как мы решили. Пошлем один, сначала к первому, потом ко второму. И лететь на нем должны только добровольцы.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился Стоун. – А как могут быть не добровольцы?

– Я говорю в том смысле, что участники экспедиции должны хорошо знать, что рискуют жизнью. Но вы правы, – улыбнулся Лещинский, – слово «добровольцы» – анахронизм.

– Желающих найдется больше, чем надо. Но это страшные слова: «рискуют жизнью»! – Стоун наклонился вперед и обвел взглядом членов совета. – Предлагаю каждому подумать и решить, стоит ли игра свеч?

Воцарилось молчание.

– Стоит! – первым произнес Метьюз.

– Стоит! – повторил Лещинский.

– Стоит!.. Стоит!..

– Тогда я прошу доверить мне руководство экспедицией, – сказал Стоун.

– И включить в нее меня и моего друга Муратова. По-моему, мы заслужили это право, – прибавил Синицын.

– Муратова здесь нет.

– Это не играет роли. Я говорю за него.

– С его согласия?

– Нет, мы с ним не говорили об этом. Но я ручаюсь…

– Хорошо. Значит, уже трое. Я думаю, что достаточно четырех-пяти человек.

– Весьма признателен, – Муратов подчеркнуто церемонно поклонился. – Ты очаровательно любезен. Но что, если у меня нет никакого желания отправляться в пространство?

– Пространство? – Синицын пожал плечами. – Это рядом с Землей. Ближе, чем до Луны.

– Предположим, что это даже на самой Земле…

– Ну и что же?

– Вот именно, ну и что же?

– А ну тебя! – Синицын возмущенно отвернулся от друга. – Что это за человек! Ему оказывают такое доверие, а он… Можешь отказаться! Вот, пожалуйста… – сердитым жестом он указал на столик, где стоял радио-фон.

– А мне не от чего отказываться. Я ни на что не соглашался. Какое мне дело? Сам зачислил меня в состав экспедиции, сам и отчисляй.

Синицын вскочил и кинулся к аппарату.

– Стой! – Муратов успел схватить друга и с силой бросил его обратно в кресло. – Шуток не понимаешь! Разве я пущу тебя одного, если существует опасность? Кто будет за тобой смотреть? Когда надо лететь? – спросил он деловым тоном.

– Через неделю.

– Так бы и говорил. Я успею закончить свою работу, уже раз прерванную из-за тебя. А почему такое промедление? Ведь задерживаются все звездолеты.

– Опасности больше нет. Местонахождение обоих спутников известно.

– А если они изменят орбиту?

– Это заметят вовремя. За ними непрерывно следят почти что все локаторы обсерваторий земного шара. Мы с тобой дали им хорошую основу для наблюдений.

– А здорово получилось, правда?

– Не хвастайся! Сам знаешь, что случайно напал на верную мысль.

– О, нет! Не случайно. Какая же случайность, если все естественные орбиты отпали одна за другой. Это логика.

– Или фантазия.

– Или фантазия, – согласился Муратов. – Этот фактор никогда не следует забывать. В науке фантазия необходима. Если бы ты обладал ею, то не пришлось бы кричать «караул!» и звать меня на помощь.

– Раскудахталась курица! – с досадой сказал Синицын. – Снесла яйцо и воображает, что Рим спасла.

– То гуси были. Но ты не ответил на мой вопрос. Почему такая задержка?

– Корабль надо оборудовать. Стоун устанавливает на нем, кажется, все приборы, существующие в технике наблюдений. Попробуй найти то, что невидимо, да еще в пространстве.

– Ага! Все-таки в пространстве. А ты говорил… Ну ладно, не буду придираться к словам. Да, задачка! Кстати, у меня есть кое-какие соображения по этому поводу. Вот, например… Пусть весь корпус спутника из немагнитного материала. Внутри, наверное, имеются металлические части…

– Магнитные? Предусмотрено. Будут и такие приборы.

– Знаю. Не мешай! – Муратов стал медленно ходить по комнате из угла в угол. – Пусть эти тела не поглощают лучей Солнца и не нагреваются ими. Двигатели у них есть? Есть! Значит, должно быть и какое-то тепло. Очень слабое, но должно быть. Значит, они покажутся, с близкого расстояния, на инфракрасном экране. Между прочим, твое мнение, что они абсолютно белые, не выдерживает критики. Погоди, не спорь! Потом! Мое предположение, что они абсолютно черные, тоже сомнительно. Но ведь я не спорю. Пойдем дальше. Можно уверенно сказать, что со спутников передается информация. Как? Скорее всего с помощью ультракоротких волн. Значит, передатчик можно запеленговать Это уже три! Тел без массы не существует. Массу спутников мы знаем, она достаточно солидна. С Земли будут следить за нашим кораблем и за спутниками. Нам сообщат, когда мы приблизимся к ним. Пусть мы их не увидим и не нащупаем никакими приборами. Две массы в пустом пространстве. Ведь практически оно пустое, правда?.. Сами сойдутся вплотную. Это четыре! Спутники и все, что на них находится, не могут быть совершенно прозрачны. Их можно увидеть просто глазами, как темное пятно на фоне звездного неба. Конечно, опять-таки с близкого расстояния. Это пять! Ну, вот теперь, пожалуйста, можешь спорить.

– Не собираюсь! – Синицын смеющимися глазами смотрел на приятеля. – Все верно. Но я вижу, что руководство экспедицией ошибочно доверено Стоуну. Следовало назначить тебя. Теперь ты погоди. Обижаться будешь потом. Итак, Виктором Муратовым найдено пять способов обнаружить спутники в пространстве. Я ведь тебя знаю: раз замолчал, значит, ничего больше не приходит в голову. А вот Стоуну пришло! Вздрогнул, голубчик! Гравитонный определитель массы – раз! Гамма-прожектор – два! Руки вверх! Ложись на обе лопатки!

Несколько секунд Муратов озадаченно смотрел на Синицына. Потом он наклонился к самому его лицу и сказал заговорщицким тоном:

– Значит, семь? Только семь и больше нет? Найденный спутник будем ощупывать. Руками. А не хочешь увидеть его? Глазами? Поверхность у него есть? Пусть невидимая, но есть? А если ее окрасить? Распылитель – восемь!

Лицо Синицына сразу стало серьезным.

– Этого, кажется, не предусмотрели, – сказал он. – Надо немедленно сообщить Стоуну. Молодец, Витька!

3

Достижения технической мысли поражают воображение людей только первое время, пока они еще новы и непривычны. Человек быстро приспосабливает свое сознание к новым условиям, и то, что совсем недавно казалось ему чудесным, становится обыденным.

Когда, в начале двадцатого века, появились аэропланы, когда человек впервые поднялся в воздух, казалось, что летать могут только избранные, что для этого нужны особая смелость, особые черты характера и физического здоровья. Но прошло сравнительно немного времени, и пользование воздушным транспортом вошло в обиход, перестало удивлять людей; в самолет стали садиться, как раньше – в наземный экипаж или поезд, без каких-либо эмоций.

То же произошло и с ракетами. Реактивные самолеты незаметно приучили людей к мысли, что летать можно и без крыльев. И когда ракеты вошли в строй пассажирского транспорта, не потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к ним.

А от полета на ракете в атмосфере до такого же полета вне ее – один шаг. И этот шаг люди сделали, совсем уже незаметно. Период освоения космических трасс, полный романтики подвига, прошел очень быстро. И первый пассажирский рейс Земля – Луна был воспринят как нечто само собой разумеющееся и обыденное.

Сознание человечества просто и естественно перешло от земных масштабов к масштабам космическим.

Виктору Муратову до сих пор не приходилось покидать Землю. Как-то так случилось, что даже в годы обучения, сперва в школе, а затем в институте, он не принял участия ни в одном предусмотренном программой полете на Луну. Он не помнил, болел ли он тогда или была другая причина.

Но когда друг детства и юности зачислил его в состав экспедиции, отправлявшейся на поиски таинственных спутников Земли, Муратову даже в голову не пришло, что его ожидает что-то необычайное, выходящее из рамок обыденной жизни. Он отнесся к предстоявшему ему полету в пространство, как мог бы отнестись человек первой половины двадцатого века к предложению совершить путешествие на ледоколе в Арктику. Это было непривычно, но не заключало в себе ничего, что могло бы вызвать особое волнение. Сотни и тысячи таких же, как он, людей совершали гораздо более дальние перелеты в космосе. Ничего поражающего воображение здесь не было.