Каллистяне - Мартынов Георгий Сергеевич. Страница 45

– На Луне.

– Что?

– Ну, да! На Луне. Неужели ты можешь сомневаться в том, что люди уже достигли Луны? Особенно после того, что они узнали от каллистян. Я уверен, что за время нашего отсутствия звездоплавание сделало резкий скачок вперед.

– А если нет?

– Не может быть. Даже каллистяне уверены в этом. Широков с сомнением покачал головой.

– Слишком много «если», – сказал он. – Шансы на получение ответа, по-моему, очень малы. Но все равно! Послать сообщение – это уже много.

– Ответ будет, – уверенно сказал Синяев, – Обязательно будет. Я твердо верю в силу техники нашей Земли.

Там сделают все, чтобы ответить. Знаешь, что сказал Мьеньонь?

– Он там был?

– Да, его вызвали. Он прямо заявил, что, учитывая уровень развития техники на Земле, ответ придет через год.

– Какой год – земной или каллистянский?

– Земной. Дело в том, что установка очень проста, если знать, на чем она основана. Мьеньонь дает год потому, что ее надо строить не на Земле. Странно! Мьеньонь и другие каллистяне верят, а ты сомневаешься.

Широков порывисто обнял друга.

– Я не сомневаюсь, а боюсь верить. Это слишком прекрасно! А есть у нас азбука Морзе?

– Уверен, что есть. Она должна быть в какой-нибудь книге по радиотехнике или о способах связи на Земле. Мне даже кажется, что я ее видел, когда мы занимались переводами.

– Надо как можно скорее убедиться, – нетерпеливо сказал Широков. – Кстати, где наш багаж? Неужели все еще на корабле?

– Вряд ли. За эти два дня они безусловно доставили его сюда.

Синяев оказался прав. Все вещи, привезенные ими с Земли, оказались в комнате, примыкавшей к спальной. Ящики, чемоданы, пакеты были аккуратно сложены в углу.

– Ты же был здесь, – заметил Синяев. – Как же ты не знал, что вещи принесли?

– Я не покидал дом Диегоня. И мне никто не сказал об этом. Да и зачем? Дом ведь не заперт. Они не легли спать, пока не нашли нужную книгу, которая, разумеется, оказалась в тщательно подобранной библиотеке. Ведь она была составлена с целью познакомить каллистян со всеми сторонами жизни Земли.

– Жутко подумать, – сказал Широков, нежно гладя рукой бесценную страницу, – что ее могло не быть.

НА ВЕЛЬДЕ

Потекли дни напряженной и трудной работы. По просьбе Широкова и Синяева к ним присоединился Бьяининь, и они втроем переводили на русский язык исключительно сложный текст «послания Каллисто Земле».

Они часто вспоминали совещание технической комиссии после диверсии на звездолете. Как и тогда, некоторые фразы приходилось переводить очень сложным способом.

В доме, где жили гости Каллисто, постоянными посетителями стали все члены экспедиции к Солнцу, всеми силами старавшиеся помочь работе.

Каждая фраза считалась правильно переведенной, если Синяев, лучше Широкова разбиравшийся в этих вопросах, заявлял, что она ему ясна.

– Я прохожу курс новейшей ядерной физики, – шутил он.

За все время этой работы люди почти не видели света «солнца», и их домашние врачи – Гесьянь и Синьг – были очень довольны таким дополнительным карантином. Облака над Атилли постепенно становились все тоньше, и к концу работы над городом снова было безоблачное небо.

– Если все время держать над вами облака, – говорил Гесьянь, – вы никогда не привыкнете к лучам Рельоса. А вам надо познакомиться со всей Каллисто.

– Никаких тревожных симптомов нет, – отвечал Широков. – Мне кажется, что Рельос для нас безвреден.

Он умалчивал при этом, что несколько раз у него и у Синяева появлялось недомогание, считая его причиной переутомление от напряженной работы. Он хорошо знал повышенную мнительность по отношению к ним каллистянских врачей, испытав это на самом себе после случая с камнем на Кетьо.

«Скажи я об этом, и они, чего доброго, вернут нас на Кетьо или на Сетито без всякой нужды», – думал он.

Пока шла работа над переводом, теси-установка со спутника Каллисто ежедневно посылала сигналы на Землю. По глубокому убеждению всех – людей и каллистян, слова «Петр Широков» не могли остаться незамеченными. Точность расчета и надежность автоматического управления лучом не вызывала сомнений.

– Вспышки появляются над Москвой, – говорил Синяев, когда Широков снова начинал сомневаться. – Или, во всяком случае, близко от Москвы. Между Рельосом и Солнцем нет ни одной звезды, и луч не может уклониться.

– А само Солнце? – спрашивал Широков.

– Влияние гравитационного поля Солнца учтено при расчете.

– Но Земля вращается.

– И это учтено. Теси-луч движется, правда, абсолютно незаметно для самых точных приборов в сторону вращения Земли. Сигналы вспыхивают на одном и том же месте.

– И ты уверен, что нет ошибки?

– Уверен.

– Почему же тогда мы передаем сигналы на трех языках?

– На этом настаивают каллистяне. Они хотят обеспечить успех на сто процентов. А вдруг луч не совсем точно направлен?

– Значит, это все-таки возможно? – разочарованно спросил Широков.

– Разумная осторожность, не более.

– А основной текст тоже будем передавать на трех языках?

– Да. По три раза каждую фразу. На русском, английском и французском.

– Тогда уж лучше не на французском, а на латинском.

– Ты его так хорошо знаешь?

– Не хуже, чем русский.

– Какой ты у меня умный. – Синяев провел пальцами по лбу Широкова. – Значит, английский и латинский. Ты будешь переводить; это не трудно, раз есть русский текст. А я зашифровывать азбукой Морзе. Латинские и французские буквы одинаковы.

Но, несмотря на все усилия, к пятнадцатому октября перевод не был закончен. Синяев предложил Зивьеню, руководившему всей работой, отложить начало передачи основного текста, продолжив вступительные слова.

– Мы считаем, что можно начать, – ответил тот. – Зачем заставлять ждать людей Земли? Им это, вероятно, будет тяжело. Мы начнем, а вы продолжайте работу. Я уверен, что никаких затруднений больше не встретится. В оставшейся части текста нет новых для вас слов.

На том и порешили.

И через день дежурный звездолет совершал рейс на спутник Каллисто, доставляя туда очередную партию металлических пластинок, на которых по особой системе наносились знаки, соответствующие точкам и тире азбуки Морзе, выполненные на бумаге рукой Синяева.

Эти пластинки закладывались в теси-установку, которая автоматически отправляла «телеграмму» на Землю.

– Вы можете передавать триста знаков в минуту, – сказал Синяев Зивьеню. – На Земле есть операторы, которые могут принять текст при такой скорости.

– Это облегчит работу, – ответил Зивьень. – Но будут ли использованы такие операторы?

– Несомненно. Если только слова «Петр Широков» были увидены и поняты. Кроме того, на Земле могут снимать вспышки на киноленту.

Прошел еще один земной месяц, и работа по переводу была успешно закончена.

– Теперь, – сказал Широков, – я не буду иметь покоя, пока мы не получим ответа.

– Придется ждать год.

– А может быть, раньше?

– Мьеньонь считает, что двенадцать наших месяцев – это наименьший срок.

– Удалось ли? – с тоской в голосе сказал Широков.

– Они решили через полгода, по-нашему, повторить передачу.

– Как радостно будет получить весточку с Земли!

– Еще бы! – сказал Синяев.

Для него и Широкова неудача была бы тяжелым ударом. Как это ни странно, но свои надежды на счастливый результат они возлагали на… чуткость и внимательность к ним каллистян. Вряд ли они предложили бы провести опыт, если бы не были уверены в успехе. До сих пор все доказывало, что хозяева прекрасно понимают психологическое состояние своих гостей. А если каллистяне были уверены… Широков и Синяев верили в их технику и знания.

Но место для сомнения все же оставалось. Если техника Земли еще не может доставить на Луну все, что необходимо для теси-установки, ответа не будет.

Хотелось сократить время ожидания. Ничто не помогает в этом так надежно, как напряженный труд.