Сестра Земли - Мартынов Георгий Сергеевич. Страница 16
Он первый со своей ношей спрыгнул вниз. Андреев последовал за ним. В том же порядке они преодолели и пропасть.
Мельников, Зайцев и Князев пошли к выходной камере. Топорков остался. Он не имел права покинуть радиостанцию.
Через несколько минут они услышали, как закрылась наружная дверь и раздалось характерное шипение насоса, наполнявшего воздухом камеру. Вспыхнула зелёная лампочка, и внутренняя дверь открылась.
Стараясь не смотреть на обезображенное лицо Орлова, Зайцев и Князев помогли пришедшим снять костюмы.
– Отнесём его в красный уголок! – предложил Мельников.
– Дверь уголка очень высоко, – сказал Андреев. – Будет трудно опустить его вниз.
– Тогда на обсерваторию.
Мельников вынул платок и закрыл им шлем. С Орлова сняли наспинный ранец и кислородные баллоны. Потом, не снимая костюма, его отнесли в помещение обсерватории и положили на стол, поставленный несколько часов тому назад самим астрономом, который собирался за время стоянки на Арсене привести в порядок собранные в пути материалы.
– Принесите знамя, – сказал Мельников. – Оно в каюте Белопольского.
Второв вышел и вскоре вернулся с алым полотнищем.
– Я встану первым в почётный караул, – объявил Мельников. – Смените меня через тридцать минут.
Товарищи поняли, что он хочет остаться один с погибшим, и вышли.
Шли часы один за другим с томительной медленностью. Наступила третья ночь, затем солнце взошло опять. Огромный корабль словно вымер. Люди сменяли друг друга в почётном карауле и расходились, не обмолвившись ни единым словом. На радиостанции редко-редко раздавались отрывистые фразы, доносившиеся сюда из круглой котловины. Словно невидимая траурная вуаль легла на Арсену, придавив всех своей тяжестью.
Через девять часов после ухода пять человек вернулись на звездолёт. Их встречали и помогали раздеться молча. Если бы вернулись все шесть, их засыпали бы вопросами.
– Где он? – вполголоса спросил Пайчадзе, как только с него был снят шлем.
– На обсерватории, – так же тихо ответил Мельников.
У пришедших были мрачные, осунувшиеся лица.
Сняв костюмы, все сразу направились к обсерватории. За ними туда же собрались и бывшие на корабле.
Одиннадцать человек долго стояли у тела товарища, молча прощаясь с ним. Белопольский отогнул край знамени и, наклонившись, пристально вгляделся в то, что совсем недавно было лицом его ученика.
– Это был талантливый учёный, – сказал он, словно самому себе. – Я возлагал на него большие надежды. Семья звездоплавателей понесла тяжёлую утрату. Он отдал жизнь за науку. – Белопольский выпрямился. – Леонида Николаевича Орлова мы вынуждены оставить на Арсене. Он будет лежать здесь, пока следующая экспедиция не доставит его тело на Землю. Похороны назначаю через два часа. Бориса Николаевича и Константина Васильевича прошу подыскать место.
– Пойдёмте, Борис Николаевич! – сказал Зайцев.
Место для могилы нашли под сенью нависшей скалы. Сюда никогда не проникнут лучи Солнца, и замёрзшее тело в полной сохранности будет ждать часа, когда его вынут и, запаяв в свинцовый гроб, перевезут на родину.
– Здесь будет на вечные времена установлен памятник, – сказал Мельников, указывая на скалу. Беззвучно метнулась огненная вспышка взрыва. У подножия скалы образовалась яма. Из кладовой запасных частей Зайцев принёс двухметровую стальную плиту, на которой остриём автогенного пламени написал имя погибшего и дату.
Могила была готова.
В назначенный час состоялись похороны. Вместо гроба тело находилось в «пустолазном» костюме. Разбитый шлем заменили новым.
В печальной церемонии участвовали все, кроме Мельникова, Зайцева, Баландина и Андреева. Даже теперь закон космических рейсов не был нарушен, часть экипажа осталась на корабле.
Когда стальная плита закрыла могилу, раздался салют – тремя залпами.
Их не было слышно. Только вспышки огня из дул пистолетов. В безвоздушном пространстве нет звуков.
На следующее «утро» Белопольский, Баландин, Романов и Второв снова отправились в котловину. Они взяли с собой на этот раз электролебёдку, аккумуляторные батареи для неё и два отбойных молотка с баллонами сжатого воздуха. Этот груз был тяжёл даже на Арсене.
– Вы не справитесь вчетвером, – сказал Мельников. – Возьмите ещё кого-нибудь.
– Справимся, – ответил Белопольский. – Будем переправлять груз через пропасти и поднимать на скалы с помощью верёвки. В конце концов всё это весит здесь не более тридцати килограммов. Физическая сила Второва нас выручит.
– Но почему вы не хотите взять больше людей?
– Потому что вчерашний опыт показал – нельзя ходить большой партией. Это опасно.
Четыре человека ушли и вернулись только через десять часов. У троих был донельзя утомлённый вид.
– Подготовьте звездолёт к старту, – сказал Мельникову Белопольский и, ничего больше не прибавив, ушёл в свою каюту.
– Я так измучился, словно на Земле ворочал пятипудовые мешки, – сказал Романов.
– Но что вы делали? – спросили его.
– Ломали и растаскивали камни.
– Значит, гранитные фигуры уничтожены?
– Нет, их мы не трогали.
Что касается Второва, то у него был такой же вид, как всегда. Железный организм этого спортсмена не поддавался усталости.
Прошли ещё одни «сутки».
Зайцев и Князев закончили ревизию двигателей, и ничто больше не задерживало звездолёт на Арсене.
Корабль пробыл на астероиде тридцать шесть часов. Этого времени хватило на все работы, намеченные раньше, и на непредвиденную, ставшую самой главной. Теперь, оставляя здесь одного из членов экипажа, «СССР-КС 3» был готов продолжать путь.
В час ночи, по московскому времени, 4 июля с одним работающим двигателем звездолёт легко оторвался от Арсены.
С чувством глубокой скорби следили звездоплаватели за удаляющимся астероидом. Скоро он превратился в звёздочку, быстро теряющую блеск. Потом исчез совсем. Но они долго не отрывали глаз от экрана, на котором только что видели маленькую планету, унёсшую на себе тело товарища, вырванного смертью из их дружного коллектива.
Они знали, что на долгом пути завоевания человеком космического пространства неизбежно будут жертвы. Природа не сдаётся без жестокого боя. История открытий заполнена именами погибших героев. Так было на Земле, так будет и в межпланетных просторах. Они это знали. Но сердце не всегда бывает покорно рассудку…