Спираль времени. Книга 1 - Мартынов Георгий Сергеевич. Страница 7
Но раздался густой бас:
— Наконец-то! Я звоню вам уже в четвертый раз.
— Да, знаю, — не подумав ответил Карелин.
Глаза незнакомца сощурились еще больше.
— Не хотели отвечать? — лукаво спросил он. — Так не стесняйтесь, я могу позвонить завтра.
— Нет, не то, — сказал Карелин. — Я только что вошел. Но звонок раздался сразу, и я подумал почему-то, что звонят не в первый раз.
— Интуиция! — изрек незнакомец. — Впрочем, я вижу, что вы говорите правду. Знаете что! Разденьтесь! Чего стоять у телефона в шубе и шапке. То, что я намерен вам сказать, очень и очень вас заинтересует. Можете мне поверить. Здравствуйте, Вера Павловна!
Последние слова относились к Карелиной, которая успела снять пальто и подошла к телефону.
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — спросила она, улыбаясь.
— Я старый болельщик. Как не знать красу и гордость ленинградского баскетбола. Любовался вами еще пять лет назад.
Карелин вернулся.
— Итак? — сказал он вопросительно.
— Давайте сядем, — предложил незнакомец. — Я сижу в кресле, и мне как-то неуютно оттого, что вы оба стоите.
Вера Павловна подумала, что этот веселый человек явился как нельзя более кстати. Может быть, разговор с ним отвлечет Николая Тихоновича от невеселых мыслей, развеет его дурное настроение. Так случалось часто. Карелин легко поддавался унынию, но так же легко приходил в норму. Чужое хорошее настроение заражало его всегда и быстро.
Они оба сели, пододвинув стулья.
— Ну вот, так лучше, — сказал незнакомец. — Давайте знакомиться. Я вас знаю, а вы меня нет. Фамилия — Котов. Имя — Константин Константинович. Три «к». Близкие друзья меня так и называют — «Трика». Иногда — «Трпке». Как в опере «Евгений Онегин», помните? Я литературовед. Занимаюсь изучением фольклора разных народов. В этом деле я великий знаток!
Он засмеялся, и мембрана телефона загудела на самой низкой ноте.
Карелины невольно засмеялись тоже. Очень заразителен был смех Котова. Хотя они видели на маленьком круглом экране только лицо, им казалось, что этот человек обязательно должен быть небольшого роста и толстенький.
Впоследствии так и оказалось. Когда они познакомились с Котовым лично, он произвел на них впечатление живого шарика. В отношении внешности они не ошиблись. Но обманулись в характере. Котов не был веселым человеком. Смеялся он редко и как-то неохотно. Часто задумывался и терял нить разговора, немного напоминая этим самого Николая Тихоновича.
Им показалось, что веселый тон, в котором Котов вел первый их разговор, свойствен ему вообще. Но много позже Вера Павловна узнала от самого Котова, что он намеренно взял такой тон, понимая подавленное состояние Карелина. Чуткость была отличительной чертой характера Константина Константиновича. И безошибочная тактичность.
Но сейчас они еще не знали Котова.
Карелин заметно оживился.
— И что же хочет нам сказать великий знаток фольклора? — спросил он.
— Во-первых, — ответил Котов, — он хочет сказать, что был на вашей сегодняшней лекции. И, ровно ничего не понимая в математике, аплодировал ее концу. А во-вторых, он хочет сказать, что может сообщить нечто, имеющее прямое отношение к этому концу.
Карелин подумал, что имеет дело с человеком, которому не терпится высказать свое мнение о древней легенде. Ему совсем не хотелось продолжать прения в домашней обстановке. Он нахмурился и уже открыл рот, чтобы сказать непрошеному рецензенту, что устал, хочет отдохнуть, а выслушать мнение Котова готов как-нибудь в другой раз. Но «непрошеный рецензент» опередил его.
— Не хмурьте брови, уважаемый товарищ, — сказал он. — Я не собираюсь критиковать ваши выводы. Понимаю, что вы утомлены, но уверен, что вы будете мне только благодарны, когда выслушаете.
Такая проницательность смутила Карелина.
— Я готов слушать, — сказал он.
— Тогда начинаю. Несколько лет тому назад я работал с древними рукописями в архивах самаркандской городской библиотеки. Надо вам сказать, что Самарканд сейчас не более как областной город Узбекской ССР, но в древние времена он был даже столицей Согдианы и назывался Маркандом. В четвертом веке до нашей эры он был взят Александром Македонским, в седьмом веке завоеван арабами, в десятом веке это был один из крупнейших центров государства саманидов. В тринадцатом веке его разрушил Чингисхан, в четырнадцатом он был столицей Тимура. А к России был присоединен в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году. Прошу вас извинить меня за эту историческую справку, но я хотел освежить в вашей памяти историю Самарканда, чтобы вы лучше поняли, почему я так сильно интересовался его архивами.
— Этих подробностей мы не знали, — сказала Вера Павловна.
— Тем лучше, значит я оправдан. В сокровищнице библиотеки я нашел много материалов, собранных из различных мест — из подвалов медресе Шир-Дор, из-под развалин обсерватории Улуг-бека и даже найденных среди развалин Афросиаба, кстати сказать, разрушенного тем же Чингисханом. В общем, там было много интересного для меня. Конечно, я интересовался исключительно преданиями, легендами, сказками. Искал в них связи с фольклором других народов и часто находил их. Не буду утомлять вас подробностями, которые интересны только литературоведам. Я исписал множество тетрадей и вот уже несколько лет занимаюсь исследованием того, что тогда было записано. Поверьте, мне очень трудно быть кратким, говоря о самом любимом.
— А вы не стесняйтесь, — сказал Карелин. — Мы вас с удовольствием слушаем.
— Несколько минут назад вы совсем не хотели меня слушать, — заметил Котов. — Я это помню и потому буду краток. Я еще не сказал ничего действительно интересного для вас. Но сейчас скажу. На вашу лекцию я попал совершенно случайно, меня затащил один друг. Будь благословенно его имя, как говорят на востоке. Прочитанный вами рассказ древнего египтянина возбудил во мне смутное воспоминание. Мне казалось, что я его знаю, вернее, слышал о чем-то очень похожем. Эта мысль не давала мне покоя, и, придя к себе домой, я стал вспоминать. Собиратель фольклора обязан иметь хорошую память. И я вспомнил. А когда разыскал в одной из тетрадей, относящейся как раз к Самарканду, очень древнюю легенду, меня едва не хватил удар…
— Эта легенда имеет отношение к Атлантиде? — взволнованно спросил Карелин.
— Никакого отношения, вернее, почти никакого. Я понимаю, о чем вы подумали. Нет, это совсем другое. Легенда относится к тринадцатому веку нашей эры.
— А! — разочарованно произнес Карелин.
Ему на мгновение показалось, что Котов нашел что-нибудь вроде подтверждения рассказа Даира.
— Подождите вы с вашим «а», — сердито сказал Котов. — Дело еще интереснее. В вашей рукописи, которую вы прочли, упоминается о четырех странных людях, появившихся в Атлантиде двенадцать тысяч лет назад. Этот Даир (так кажется?) писал, что они были чудесно могущественны и имели кожу белого цвета, «как облако». Верно?
— Да, верно. Неужели и в вашей легенде…
— Совершенно верно. В ней упоминаются четверо «джиннов». Вы знаете, что такое «джинны»?
— Знаю.
— Так вот в легенде — это скорее даже не легенда, а предание — говорится о четырех джиннах, тела которых были голубыми, как небо, а лица и руки белы, как самаркандская бумага. Видимо, речь идет о голубой одежде, плотно облегающей тело.
— К какому времени относится легенда?
— К концу царствования Чингисхана, то есть началу тринадцатого века. Но это еще не всё…
— Не более как совпадение! — сказал Карелин, перебивая Котова.
— Зря вас называют фантастом, — еще более сердито сказал Котов. — У вас нет ни грана воображения. Почему вы так нетерпеливы? Выслушайте до конца.
— Простите!
— Вы же сами говорили о машине пространства — времени. Не только пространства, но и вре-ме-ни! Неужели вы успели уже забыть? Почему вы не допускаете, что четверо пришельцев, ушедших из Атлантиды, могли уйти не на свою планету, а в будущее Земли? Разве это, по-вашему, невозможно?