Сто одиннадцатый - Мартынов Георгий Сергеевич. Страница 17
— Прошу разойтись! Входите, пожалуйста! — обратился он к Кузьминых.
Старший лейтенант перешагнул порог.
Капитан Аксёнов, обнажённый по пояс, лежал на кушетке. Его глаза были закрыты, и он казался крепко спящим. Было видно, что капитан равномерно и глубоко дышит, но дыхания не было слышно.
— Я сама положила его сюда, — объяснила вошедшая в палату вместе с ними пожилая медсестра, — чтобы он спокойно ожидал, пока приготовят повязку. А теперь вот мы не можем…
— Постойте! — перебил её главный врач, пристально всматриваясь в спящего. — Давно он так дышит?
— Как?
— А вы что, сами не видите? Разве может так глубоко дышать человек со сломанными рёбрами?
— Я… Я не знаю… Как странно!
— Мне тоже показалось странным такое глубокое дыхание, — заметил Кузьминых, — хотя я и не медик. Кроме того, по-моему, тут есть ещё одно несоответствие. Насколько я знаю, во сне человек дышит поверхностно.
— Вы совершенно правы!
— Но, однако, я не вижу…
— Подойдите к больному! — сказал главный врач почему-то почти шёпотом. Он словно боялся, что кто-нибудь его услышит. — В том-то все и дело, что мы тоже ничего не видим.
Он явно волновался.
Старший лейтенант недоуменно пожал плечами. Волнение старого опытного врача и его шёпот были непонятны. Между ними и кушеткой, на которой лежал Аксёнов, не было ничего, и потому, казалось, выполнить полученное указание «подойти к больному» нетрудно. Но Кузьминых помнил, п о ч е м у его вызвали в поликлинику, и понимал, что слова врача не пустой звук. Именно на этом коротком, всего лишь метра в четыре, пути и ожидает его то неведомое, что заставляет этого далеко не молодого хирурга так сильно волноваться.
И все же Кузьминых не мог поверить до конца…
Шаг… второй шаг… третий…
И вдруг старший лейтенант почувствовал, что четвёртого шага он сделать не может. Что-то мягкое и упругое преградило ему дорогу. Создавалось впечатление, что самый воздух внезапно сгустился перед ним и чуть заметно, но несомненно осторожно толкнул назад.
Непреодолимое чувство протеста против какого бы то ни было насилия, свойственное характеру Кузьминых, заставило его сделать, вернее попытаться сделать шаг вперёд ещё раз. И снова невидимая преграда остановила его. Снова ощутил он слабый, отчётливо воспринимаемый толчок назад. Не умом а подсознанием понял старший лейтенант, что никакая сила не сможет преодолеть это «слабое» сопротивление. И дикая мысль, что перед ним не сгустившийся воздух и не завеса, а нечто обладающее разумом, сознательно не желающее причинять кому-либо вред, но запрещающее подходить к капитану Аксёнову, сразу же превратилась в уверенность, что это так и есть.
Кузьминых отступил.
— Вот то-то и оно! — сказал главный врач.
Пожилой медсёстры не было. Пока старший лейтенант «боролся» с пустотой, она успела уйти.
— Все непонятное пугает! — словно объясняя причину её ухода, прибавил врач.
Кузьминых справился с волнением. Против ожидания, это удалось ему очень легко.
— Давно появилось это? — спросил он.
— Кто знает! Больного положили здесь после рентгена, минут сорок — сорок пять назад. А что к нему нельзя подойти, заметили минут за пять до моего звонка к вам. На часы я не посмотрел. Что же это такое, как вы думаете?
— Вопрос не по адресу. Подобные вещи вне компетенции органов милиции. Но я думаю, капитану Аксёнову это не повредит.
«Скорее всего пойдёт на пользу!» — прибавил он мысленно, сам не зная, почему вдруг явилась такая странная мысль.
— Смотрите, он, кажется, просыпается, — сказал врач.
Кузьминых обернулся и успел заметить, как снова закрылись глаза Аксёнова. Капитан поднял руки, точно намереваясь закинуть их за голову, сжал кисти и вдруг… сильно потянулся, резким движением расправив грудь. Даже человеку, ничего не смыслящему в медицине, стало бы ясно, что такое движение никак не вяжется со сломанными рёбрами.
Главврач ахнул.
— Что это значит? — спросил Кузьминых.
Оба были ошеломлены в равной мере.
Аксёнов повернул голову на звук их голосов. Увидев своего заместителя, он улыбнулся.
— Ну вот меня и починили, — сказал он весело. — Можно встать, доктор?
— Кто вас «починил»? Почему вы думаете, что у вас все в порядке? — спросил главврач, подходя к Аксёнову.
Он сделал это машинально и даже не заметил, что никакое препятствие не помешало ему. Но зато это сразу заметил Кузьминых.
«Неужели э т о г о больше нет? — подумал старший лейтенант. — Куда же делась странная завеса, которая только что была здесь? Уж не потому ли она исчезла, что капитан проснулся и „завеса“ больше не нужна? Но кому она не нужна, однако?»
«Странно, — едва не сказал он громко, — мне сегодня приходят в голову совершенно дикие мысли!»
Кузьминых весь напрягся, делая четвёртый шаг. Но таинственной «завесы» действительно больше не было…
— Больно?
Пальцы хирурга осторожно, но достаточно сильно ощупывали бок Аксёнова. Но, очевидно, боль не возникала, потому что капитан по-прежнему улыбался.
— Нет, не больно!
— А так?
— Тоже не больно. У меня даже голова не болит, — добавил Аксёнов.
— А почему вы думаете, что она должна болеть?
— От наркоза.
— Какого наркоза?
— Что-то я вас плохо понимаю, доктор, — сказал Аксёнов. — Вы же чинили меня под наркозом, так я полагаю. Иначе я не мог ничего не почувствовать, а я не почувствовал. Разве это не так, а, доктор?
— А что вы чувствуете сейчас?
— Только одно: желание встать.
— Придётся подождать немного. Сейчас мы сделаем вам повторный снимок.
— А это зачем?
Главный врач ничего не ответил и вышел из палаты. Он, видимо, так и не вспомнил об исчезновении препятствия. Почти тотчас же вошла медсестра. Но Кузьминых успел прошептать на ухо капитану:
— Не было никакого наркоза. С вами ничего не делали, вы просто уснули.
— Это странно! Почему же я не чувствую больше боли при дыхании? Разве первый снимок — ошибка?
«Вот, вот! — подумал Кузьминых. — Именно так и будут рассуждать все. И никто не поверит ни в какую „завесу“. Ошибка — и больше ничего! Кстати, сказать ему про эту „завесу“? Нет, пока лучше промолчать. Потом, если врач позволит!»
Он не сомневался в том, что капитан Аксёнов уже здоров. Об этом красноречиво говорило поведение главного врача минуту назад и недоумевающее выражение его лица. Повторный снимок обязательно покажет, что переломов рёбер больше нет.
«Но как и чем можно будет объяснить то, что зафиксировано на первом снимке? От фотодокумента ведь не отмахнёшься!…»
Медсестра прервала мысли старшего лейтенанта.
— Внизу вас ожидает ваша жена, — сказала она Аксёнову и обратилась к Кузьминых: — Помогите больному встать!
— Я могу встать и сам!
И с этими словами Аксёнов легко поднялся. Сестра укоризненно покачала головой.
— Это неразумно!
— У меня ничего не болит, я здоров.
— Это мы ещё посмотрим, снимок покажет. Прошу вас идти медленно и не делать резких движений.
Идя по коридору вслед за Аксёновым и сестрой, которая упрямо поддерживала капитана под руку, Кузьминых видел, что походка его начальника совсем не та, что была у него, когда он шёл из своего кабинета к ожидавшей машине «скорой помощи». Для старшего лейтенанта не могло быть сомнения — капитан действительно здоров. В чем же тут дело?
Этот же вопрос старший лейтенант задал и главврачу, которого нашёл в его кабинете.
Тот удивлённо поднял глаза.
— О чем вы меня спрашиваете?
Кузьминых был уверен, главный врач прекрасно понимает, о чем его спрашивают.
— О том и о другом.
— Относительно больного ничего сейчас не могу сказать. Подождём повторного снимка. А относительно «другого» позвольте повторить ваши же слова: «Вопрос не по адресу».
— Кого же спрашивать?
— Боюсь, что некого!
Зазвонил телефон, и главврач снял трубку.