Дети непогоды - Марушкин Павел Олегович. Страница 33

— Не слышал о таком, — Афинофоно пожал плечами. — И что с ними надо делать? Бросать?

— Совершенно верно. Это что-то вроде панцирного гриба, только не столь чувствительное. Кидаешь такой вот шарик какому-нибудь неприятному типусу под ноги из-за угла — и ему каюк!

Иннот подмигнул Хлюпику и спрятал шкатулку где-то в складках плаща.

— С меня обед, старина!

— Только не в здешней столовке, — откликнулся волшебник. — Видеть уже не могу эти салатики.

— Обижаешь, дорогой! «Толстый грохмант» тебя устроит?

— Ничего себе! Можно подумать, я спас тебе жизнь! — шутливо сказал Афинофоно.

— Жизнь не жизнь, а заполучить очень полезную в моей работе штуку помог. — Иннот похлопал себя по заметно оттопырившемуся карману. — Это действительно замечательная вещь. Жаль только, что одноразовая.

— А что это за грохмант? — спросил Хлюпик.

— Грохмант — это такой зверь, с коротким толстым хоботом и мощным хвостом. Очень опасный. Ну а «Толстый грохмант» — просто хороший ресторан, — Иннот погладил себя по животу. — Кстати, Афинофоно, ты слыхал что-нибудь о некоем Морберте? Вилла «Сафари», такое название тебе ни о чём не говорит?

Афинофоно покачал головой.

— Про виллу «Сафари» я слышу впервые. А вот Морберт, Морберт… Помнится, господа с кафедры зоологии организовывали экспедицию в Лес при поддержке некоего Морберта. Это он?

— Экспедицию за редкими видами животных? Тогда точно он. Не знаешь, у кого можно навести о нём справки?

Афинофоно пожал плечами:

— Он тебя интересует, э-э… С профессиональной точки зрения?

— Нет, что ты! Просто он пригласил нас с Хлю в гости, вот я и решил узнать, что это за человек.

— Боюсь, тут я вряд ли могу вам помочь. С зоологического я никого не знаю. Это же естественники, и кроме того, мои интересы всегда лежали несколько в другой области.

— Между естественнонаучным и бормотологическим отделениями всегда существовало соперничество, — пояснил Иннот. — Кстати, шары перенапряжённого стекла — редкий пример взаимодействия обоих видов знания.

— Поэтому они такая редкость?

— Нет, просто их запретили официально сразу после войны. Некоторое количество, я подозреваю, ещё гуляет по городу — вот, мне же повезло… Но в «Дерибассе» такого не купишь, это уж точно.

— Где не купишь?

— В «Дерибассе». Да ты знаешь, мы там не раз затаривались. Помнишь эти лавочки, где торгуют всякой всячиной?

— А, эти…

— Ну да. Их по городу целая сеть. Называются гордо — магазины-салоны «Дерибасе». Между прочим, по поводу всякой всячины — Хлю, покажи-ка свою книжку…

Хлюпик достал трофей и предъявил его Афинофоно. Тот раскрыл книгу и пролистал несколько страниц.

— Это гирудическое письмо; судя по бумаге, вещь довольно старая. Больше я ничего сказать не могу. Правда, если хотите, сведу вас с одним авторитетом в области древних текстов — он работает в здешней библиотеке.

— Это мысль! Пошли, Хлю, — Иннот хлопнул друга по плечу.

Библиотека Вавилонского университета поражала воображение. Невероятной высоты зал казался какой-то чудовищной шахтой, прорытой в толще спрессованного веками знания. Книги были везде: сами стены библиотеки представляли собой бесконечные ряды книжных полок, уходящие всё выше и выше. Там, наверху, четыре галереи опоясывали этот колодец, теряясь в полумраке. Гулким эхом отдавалось в пространстве шарканье ног, приглушённое покашливание или скрип стремянки. Народу в этот час было немного. Афинофоно уверенно пересёк зал и о чём-то вполголоса заговорил с дежурным библиотекарем. Спустя некоторое время он вернулся, отрицательно качая головой.

— Как всегда; в кои-то веки понадобился специалист, а он, как назло, ушёл в отпуск. Ну ничего; в другой раз как-нибудь, значит.

— Скажи, вот я всё время слышу: Вторая Магическая, Вторая Магическая… А почему никто не упоминает Первую? И из-за чего вообще эти… Великие Маги воевали? — спросил волшебника Хлюпик.

— Первую не упоминают потому, что её никто уже и не помнит — так давно это было; в отличие от Второй, которая закончилась сравнительно недавно… По меркам истории, конечно. А из-за чего сражались… Над этим вопросом многие ломают голову. Ты вообще в курсе, что сражения происходили как бы в двух различных плоскостях, на двух уровнях?

— Да, Иннот мне рассказывал — была обычная война и война колдовская.

Афинофоно покачал головой:

— Нет. Это всё на самом деле одна сторона, физическая. А была ещё война совершенно нематериальная, но от этого не менее жестокая — война идей.

— Идей?

— Да. Понимаешь, сами Великие Маги — это, по-видимому, не просто очень умелые колдуны и чародеи — хотя и это тоже, конечно. Но на самом деле они — физическое воплощение абсолютно нематериальных сущностей, я бы даже сказал — абстракций.

— А… А что это за абстракции?

— Ну, например, абстракция капитала, денег…

— Денег?! Но это же просто монетки!!!

— Нет, не просто, — улыбнулся Афинофоно. — Деньги — это очень древняя и живучая идея, ты уж мне поверь. По существу, это то, что отличает нас, вавилонян, от людей Леса. Жилища, одежда и прочее — это не так уж важно на самом деле; а вот мысль о том, что всё имеет свою цену, — она является коренным отличием. Ведь если раньше только волшебники могли накапливать силу, чтобы потом использовать её для чего-то, то теперь и самый обыкновенный человек может накопить деньги — или украсть, или отнять, неважно… И использовать их — может быть, даже все сразу, для чего-то очень масштабного. Понимаешь? Простые люди становятся с помощью денег в чём-то равными Магам. И это только одна из сторон — потому что, когда количество денег перевалит за определённый предел, они сами начинают использовать людей. Я, разумеется, говорю очень упрощённо, но тем не менее это так — миром Бэбилона правят деньги.

Хлюпик замолк, переваривая услышанное.

— А ещё?

— Ну, например, Великие Маги севера. Этих чародеев у нас называли Чёрными Магами, но сами себя они именовали некромантами, исследователями энергии некроса, умирания.

— Жаль, что нет такой идеи, как идея простой и тихой жизни; безо всяких там войн, — пробормотал Хлюпик.

— Ну как же нет, когда ты только что сам её высказал, — рассмеялся волшебник. — Есть такая идея, Хлю, и она, кстати, одна из самых сильных и живучих — ведь ею живёт практически весь Лес.

— Ну да? А вот Иннот говорил, что в Лесу все очень злобные и воинственные; а такие, как мы, смоукеры, — это исключение.

— Да не злобные они, а пугливые. Отсюда и агрессивность: некоторые так боятся чужаков, что сами на всех нападают. Кстати, вот очень хороший труд на эту тему.

— Какая здоровенная! — Хлюпик уважительно рассматривал инкунабулу.

— Это — первый из пятнадцати томов знаменитой монографии профессора Стаппер-Таккера «Племена и обычаи Великого Леса». Самая полная версия, между прочим — с картами и рисунками от руки. Такую кому попало не выдают!

Афинофоно расстегнул бронзовые застёжки и открыл книгу. На первой странице вились прихотливо выписанные слова: «Полное описание племён, обычаев и традиций Великого Леса от Северных гор до Южных джунглей, составленное и не единожды дополненное Корнелиусом Клаусом Стаппер-Таккером, профессором естественной истории Бэбилонского университета». Ниже помещался нарисованный с необычайным искусством портрет автора. Челюсть Хлюпика отвисла: с листа бумаги на него смотрел Большой Папа.

Ведьма успела скурить почти весь свой табак (наворованный понемногу с маленьких смоукеровских плантаций), пока шло превращение. Хуже всего воинам пришлось, когда по всему телу начала прорастать шерсть — нестерпимый зуд буквально сводил с ума. К тому времени, как метаморфоза завершилась, кипадачи были почти полностью обессилены. Впрочем, теперь вряд ли их можно было называть так. От личности каждого оставалась хорошо если десятая часть. Теперь они принадлежали совсем к другому племени, и любой из бывших товарищей, встретившись с ними где-нибудь на лесной тропе, неминуемо попытался бы заколоть их копьём. А они… Им теперь не нужны были копья для того, чтобы убивать.